Доверие

Эйджи никогда не позволял себе попасть в плен наивной мысли, что он знает об Эше все. Казалось бы, на парня достаточно было один раз глянуть, чтобы понять: вот он, принц на железном коне, непобедимый и неуязвимый, в 17 лет возглавивший банду, которая известна всему криминальному Нью-Йорку. Ни дать ни взять главный герой комикса, которому в конце достаются все симпатии и почести. Но жизнь мало чем походила на череду нарисованных картинок, хоть будни Эша и проходили в стиле остросюжетного триллера, и Эйджи понимал, что видит лишь вершину айсберга, даже несмотря на теплоту и доверие со стороны парня. Он действительно был как дикая рысь, которая может выглядеть спокойной и расслабленной, но на деле держит мышцы под шерстью в напряжении, в любой момент готовая пружинисто вскочить и выпустить когти. Эш всегда держал ухо востро, но человеку прежде удавалось и не таких зверей приручать. Обычно инициатором заигрываний выступал Эш: то и дело строил глазки, томно вздыхал, как бы невзначай клал руку на колено Эйджи, чем приводил его в крайнее смущение и напряжение. Но это еще что, порой юноша так расходился в своих забавах, что студенту приходилось с пылающими щеками прикрывать свой стояк. Порой он досадовал на его поведение: неужели Эш был настолько жесток, чтобы так безжалостно дразнить своего возлюбленного недостижимой близостью? Да, больше всего Эйджи удивляло то, что дальше многозначительных взглядов и горячих выдохов прямо в шею дело никогда не заходило. Парень потратил достаточно времени, ломая над этим голову: мало того, что Эш выглядел сногсшибательно в глазах и мужчин, и женщин, так он еще и прекрасно знал это, беззастенчиво пользуясь своей внешностью. Он умел обольщать в считанные секунды. Наклона головы хватало, чтобы волосы упали на лицо так, чтобы захотелось убрать их, прикоснуться к мягкой коже. Казалось, внутри Эша бурлило столько сексуальной энергии, что она должна была захлестнуть Эйджи с головой. Но вода в этом омуте неизменно доходила ему только до шеи. Эйджи был довольно нерешительным в физическом проявлении своей симпатии, но игра, затеянная Эшем, была столь мучительна, что парень решил забрать у него бразды правления. Когда он запустил пальцы в светлые волосы возлюбленного, он стал на шаг ближе к разгадке поведения Эша. Когда Эйджи, глядя прямо в глаза, аккуратно накрыл своими губами его губы, эта разгадка сама сделала шаг навстречу парню. Когда Эйджи, опьяненный поцелуем и теплом чужого тела, запустил руки под футболку юноши, тот вздрогнул. Эш отстранился, ссутулившись. Он выглядел смущенным, и теперь на месте старого вопроса у Эйджи возникло несколько новых. Когда Эш рассказал про то, что с ним делали, когда он был ребенком, глаза его остались сухими. Вместо него плакал Эйджи: от боли, от обиды, от ярости, от чувства бессилия. Ему хотелось стереть эту скорбную память Эша, но большее, что он мог сделать, это обнять возлюбленного и гладить его по волосам, плечам, спине, иногда проводя большими пальцами по щекам юноши, словно утирая его невидимые слезы. Эш в свою очередь благодарно прижимался к парню, принимая его заботу и чувства. Он знал, что никакие ножи и пистолеты не обезопасят его от внешнего мира так, как ласковые руки Эйджи. Теперь, когда были вскрыты все карты, Эш отказался от роли обольстителя, за которой прятался все это время. Иногда он выглядел как нашкодивший щенок, который сознавал свою вину, и ничто не ранило Эйджи так, как это выражение на любимом лице. В такие моменты он начинал смотреть чересчур серьезно, и от этого Эш тушевался, точно понимая, какую глупость делает. Между ними отныне не было никаких взаимодействий с сексуальным подтекстом, и Эйджи это устраивало. Каждый целомудренный поцелуй в плечо или сгиб локтя Эш принимал с трепетной благодарностью. Юношам предстояло пройти рука об руку тернистый путь, и каждый норовил прикрыть другого от колючек. С каждым новым утром, встреченным под мерное дыхание возлюбленного, доверие между ними крепчало и переходило на физический уровень. Эш начал позволять Эйджи обнимать его со спины, прижимаясь всем телом, принимать ванну вместе и беспорядочно водить кончиками пальцев по обнаженной коже перед сном. В один из таких моментов Эш перехватил руку Эйджи, чем немало озадачил его. Но это было ничем по сравнению с тем, что он испытал, когда юноша поднес его запястье к лицу и мягко укусил, после чего накрыл кожу сухими губами. Этим дело не ограничилось: Эш проложил дорожку из быстрых поцелуев к плечу, шее, прямо за ухо. Эйджи вздрогнул: слишком чувствительное место. Он в смешении глянул на возлюбленного, точно желая удостовериться в его намерениях, и сердце юноши в волнении забилось под ребрами. На лице Эша не было ни следа того коварства и кокетства, которые сопровождали его заигрывания прежде, лишь тусклые отблески желания в глазах. У Эйджи все внутри переворачивалось от такого взгляда, и на какое-то мгновение он забыл, как дышать. Он даже не подозревал, что сам тогда смотрел с точно таким же выражением, распалявшим страсть, копившуюся столь долгое время. Они оба едва могли поверить, что это происходило. Когда Эйджи проснулся, утыкаясь носом в яремную ямку своего любовника, он не спешил открывать глаза. Эш обнимал его теплой рукой, а вокруг витал приятный запах его кожи. В какой-то момент юноша засомневался: было ли то, что произошло ночью, в действительности? Или это был лишь сон, навеянный жаждущим подсознанием? Но блондин зашевелился, и Эйджи открыл глаза. Эш тоже проснулся и смотрел на него, а в уголках губ заплутала улыбка, которая развеяла неуверенность Эйджи. Они точно переспали, но это было лишь внешней формой, лишь действом, за которым крылось нечто куда более важное. Это был не секс, это была высшая форма доверия и любви со стороны израненного Эша. Эйджи не заметил, как и сам начал улыбаться, перебирая светлые волосы, рассыпавшиеся по подушке.