look at me

Это были лучшие дни из лучших — их возможность сосуществовать вместе, касаться и любить. Конгфоб был из тех людей, что настойчиво тянут за собой и просят, умоляют глазами. Конг был из тех людей, которые спасали один лишь взглядом. Он делал разные глупости, умудрялся разрешить ситуацию так, словно… ничего и не было. Артиту сложно, а ещё страшно, но это неважно, ведь он сможет. Он справится со своей болью и предрассудками, ведь они прошли такой долгий путь… И всё было хорошо: люди влюблялись, не разрушая их узы, не лезли в душу, не посягали на сокровенное. Артит неизменно смотрел ему в глаза, и Конг знал, что это молчаливое признание в любви. Эта нелюбовь (именно не любовь, не иначе) к выражению чувств, могла быть заменена такими глупостями, как взгляды, мимолётные прикосновения, просьбы о помощи, звонки, сообщения, предупреждения и пожелания… Конгфоб бы всё не сосчитал, но бережно складывал напоминание о каждой их прогулке в коробку. Он был бы рад, если бы всё так дальше и продолжалось, но старшего перевели работать в другой отдел. И это разрушило всё, что было между ними. У Артита появилось недоверие, нужда быть вдали от дома и пары, другие желания и мысли по отношению к… другому человеку. Конг не знал, чем его зацепил тот парень. Он буквально ворвался в его сердце, выпнув оттуда парня, и теперь было просто страшно. Конгфоб знал, что долго не протянет, что безмерная любовь к старшему затуманит рассудок. Он уже ощущал эти мимолётные приступы, падал плашмя прямо во время индивидуальных собраний, ощущал руки друзей на своём теле и не мог понять, когда же всё вышло из-под контроля. Артит имел с кем-то связь. Не с Конгом, любящим его уже второй год, а с другим человеком. Приступы становились всё сильнее и дольше, его готовы были отстранить от должности главы Наставников и, что самое страшное, от учёбы тоже. Конгфоб отчаянно пытался дозвониться до Артита, договориться о встрече, объясниться, но у того неизменно был выключен телефон или… для старшего Конг больше не существовал. Желание быть рядом душило в прямом смысле слова, он ходил в маске, боясь, что в какой-то момент лёгкие откажутся работать. Сердце давало сильные сбои, он буквально ощущал этот ужас от того, как оно с грохотом сбивается с ритма.       — Пи’Артит, — наконец, ему открыли дверь, — почему ты игнорируешь меня? Он пришёл сюда обглоданный страхом и ужасом от предстоящего разговора. Даже не готовился: стянул с себя маску, отказался от поддержки друзей, беспокоящихся о его самочувствии, и направился в (ещё не чужую) квартиру.       — Много работы, — отмахнулся тот, плюхаясь на кровать. — Ты здесь зачем? Зазвонил телефон. Конг метнул взглядом на экран, видя незнакомое имя, пестрящее большими буквами. Нужно было срочно что-то решать, иначе Конг не сможет выстоять весь разговор. Он уже еле дышит, незаметно цепляясь пальцами за стык стены. Артит всё ещё не смотрит на него, и парень понимает, что у него два выхода: либо заговорить о ситуации напрямую, либо вынудить посмотреть на себя. Он садится рядом, чувствуя, как сердце колотится, словно ненормальное. И не может понять, почему всё так происходит. Неужели ему стоит остановиться? Чем он это заслужил?..       — Я задыхаюсь, Артит, моё сердце не выдерживает и тело тоже. Что происходит между нами? Что не так?       — Что ты хочешь услышать, Конгфоб? — резко спрашивает тот, повернув голову. Сердце чуть не разорвалось по швам. Конгфоба накрывала паника. До удушения больно наблюдать за тем, как чужие глаза непроизвольно отводят взгляд. Конг опрокинул того на кровать и навис, отчаянно пытаясь взглянуть в чужие глаза, но те ускользали от него. Взгляд неизменно был направлен на потолок, будто сквозь него.       — Посмотри на меня! — воскликнул Конг, глубоко дыша. — Артит, почему ты не смотришь на меня?! Смотри! Но глаза… родные-чужие глаза смотрит насквозь. Конгфоб неожиданно зарыдал, утыкаясь лбом в плечо. Артит недовольно поёрзал, пытаясь аккуратно снять с себя парня, но ничего не вышло. Как бы он не старался взглянуть на него, он видел его не напрямую, а будто боковым зрением. На периферии мозга пульсировала мысль о том, что это Конг. Родной мальчишка, готовый на всё, но внутри зияла пустота, заполненная тёплыми чувствами к другому.       — Конгфоб, — огорчённо выдохнул Артит, слыша хрипы удушения, — я… вызову тебе скорую, они… помогут тебе.       — Лучше ты… помоги ты, — прошептал парень, чуть не сваливаясь с кровати. Перед глазами непроглядная пелена, в горле будто что-то сжало, не позволяя дышать ни через нос, ни через рот. Конгфоб забился в чужих руках, пытаясь пальцами прорвать затмевающую пелену, но вскоре сознание прояснилось, и он очнулся в палате. На кровати рядом лежал Эм.

***

      — Прими их, — советует Эм. Он уже практически в норме, может свободно дышать, хотя иногда отхаркивает кровью. Это пугает Конга до приступов, от одной мысли об Артите у него случается паническая атака, во время которой он неизменно себе вредит. Пока что это никто не может исправить, Конг практически не чувствует тела и не думает, подавители режут его сознание на части. Но Эм постоянно рядом, объясняет, что происходит, пока Конг не может даже выговорить слово. Внутри него так долго держится пустота, что он даже привыкает к ней, точнее, свыкается. Он не знает, каких богов молить о том, чтобы память не подвела, чтобы не вырвали… кажется, его звали Пи'… Ар… Как же звали его старшего?       — Как звали главу Наставников? — еле слышно спрашивает Конг, вытягивая фразой из Эма удовлетворённую улыбку.       — Вот видишь! Скоро поправимся и сможем вернуться к учёбе. Боюсь, что нам придётся остаться на один год… «Как же его звали?» — любые мысли вызывают у Конгфоба ужасную головную боль. Он постепенно привыкает не думая делать что-либо. Идёт, куда скажут, делает всё по тому же принципы, слушается и дёргается от повышенных тонов, хотя это напоминает. Но он всё равно боится. Боится вспомнить человека, который оставил его здесь. Они возвращаются спустя три месяца. Странно, но Эм пролежал там, оказывается, на три недели дольше его. Он попал туда в начале февраля, Конгфоб практически в начале марта. Май выдался на удивление пустым. Конгфоб ещё не мог оправиться от лекарств, чувствовал, как по венам течет некая субстанция, не позволяющая что-либо чувствовать. Но от этого не становится страшно. Конгфоб думает, что на этот раз справится, но не получается, когда замечает в пустом зале собраний бывшего главу Наставников.       — Конгфоб, — нерешительно зовёт парень, рассматривая его. Да… вздутые от капельниц вены на сгибе локтя, тыльной стороне ладоней, посиневшие руки, синяки под глазами, потеря веса. Мертвец да и только, но рядом возникает Эм, неожиданно хмурящийся и закрывающий своим телом друга.       — Уходи, Пи, иначе ему станет хуже. Разве не видишь, сколько пришлось в него влить лекарств?       — Эм! — раздраженно восклицает парень. — Отойди, я пришёл сюда не для тебя.       — Я его знаю, — неожиданно отзывается Конг, равнодушно разглядывая парня напротив. — Почему ты защищаешь меня, Эм? Может, это из администрации?       — Администрации? — удивляется Артит. — Конгфоб! Пойдём, нам нужно поговорить. Он тянет к нему руку, Конг делает тоже самое, и Эм чувствует панику от того, что может случиться с его другом. Здесь даже нет помощи в случае чего! Как можно так наплевательски относиться к своей жизни?! Эм толкает Конга к выходу и тот подчиняется резкому повышенному тону. Тушуется, сжимаясь, и быстро выходит, чувствуя на себе ошарашенный взгляд. Парень в здании ещё кричит его имя, но в голове пустота, воспоминаний нет. Лекарства уничтожили всё. В следующий раз Артит более спокоен в своих выводах. Они встречаются в той самой больнице в одной из палат, Конгфоба подключают к кардиомонитору, зачем-то взяли кровь… Попытка объясниться проваливается, но Артит пробует снова и снова. Они приходят каждую неделю в эту палату, пытаясь найти в себе силы, и Конгфоб понимает, что ждёт, когда вспомнит, что надеется на что-то хорошее, потому что глаза напротив такие… притягивающие и родные. В нём всём хочется утонуть, и Артит позволяет ему: тянет на себя, обнимает до боли в руках, но не позволяет вине взять верх. Попытки сближают их, но портятся отношения с коллегами на работе и друзьями, узнавшими правду. Они не понимают, как это могло произойти, но им и не надо. Потому что Конгфоб идёт в палату вновь и вновь, и этого пока что достаточно.       — Готов? — спрашивает Артит, взяв его за руку. И парень смотрит на их переплетённые пальцы, и в ожидании замирает у двери палаты.       — Нам… не обязательно идти туда снова, можем попробовать без их наблюдения, — предлагает старший.       — Пи, не думай, что я не пытаюсь, — вздыхает Конг, — но голова всё ещё наполовину пустая, я не могу вспомнить абсолютно всё.       — И не надо, — качает головой тот, — может, так будет лучше, если ты не вспомнишь моего предательства. Внутри что-то съёживается от мысли, что, возможно, нужно оставить Конга в покое, дать ему жить самостоятельно без себя, но разве это верный выход? Нужно пытаться снова и снова исправить свою ошибку, чего бы этого не стоило: отношений с родными, друзьями, работы. Что может быть важнее любви? Любимого человека?       — Посмотри на меня, Конгфоб, — просит Артит, обхватив ладошками растерянного парня. — И сейчас я посмотрю на тебя. Артиту страшно. Он чувствует приступ удушения, из-за которого срывается дыхание и краснеет лицо. Внутри что-то рвёт на части и сбивает сердечный ритм, вынуждая завалиться в чужие руки, которые всё ещё слабы. Конгфоб зовёт его по имени, зовёт на помощь, но ничего не происходит, потому что внутри слишком много чувств, которые некуда деть.       — Поцелуй, Конгф… — он думает, что это поможет, но на лицо надевают маски, наверняка намереваясь упрятать его в палату и залить в вены яд. Артит упрямо тянет руку, хотя в глазах темнеет всё сильнее. «Разве я когда-то мог ослушаться его?» — думает Конг, следуя за врачами. — «Даже на пляже нырнул, как он сказал! Так почему…» Нельзя ослушаться зова любви, ведь когда-то он может уничтожить человека изнутри. Конгфоб снимает маску в палате, но какие-то секунды ещё сомневается, чувствуя, как слабеющие пальцы пытаются получить облегчение, цепляясь за его красную рубашку. Конгфоб бы соврал, если бы сказал, что ничего не чувствует. Он ощущает, как что-то ставится на места, ломается стена в сознании, но это и приводит к тому, что они оказываются на кроватях под надзором врачей. Дамбу чувств прорвало слишком оглушающе, и он чуть не утонул, отчаянно впиваясь в чужие губы. Может, это были чувства Артита?.. Может, им удалось?..       — Пи’Артит, — зовёт Конг, повернув к нему голову.       — Мм, вспомнил меня, да? — самодовольно улыбается тот, повернувшись. — Ты как?       — Хочу прикоснуться к тебе, а потом сбежать, а ты?       — Мне сразу второе, — кривится старший, — в этот раз от тебя спасения не будет, Конгфоб. И, наверное, это и есть полное возвращение, когда хочется улыбаться, плача, а ещё сосуществовать вместе, касаться и любить.