Пятерка

Игорь чувствовал, как со всех сторон его окружает тепло, чувствовал себя в абсолютной безопасности. На грани сна и яви до одури мягким, расслабленным и… наполненным. С недавних пор ему полюбилось чувство, когда Тёма входил в него, растягивая изнутри, заставляя сладко выдыхать на его члене, выбивая стоны ударами головкой в простату. Небольшое напряжение колечка ануса, податливо обхватившего крепкий ствол Дзюбы, такое уже знакомое, но все еще новое. И самое главное — чувство нужности, чувство любви и влюбленности, чувство единения. Новая мягкая волна удовольствия прошла от задницы вверх по телу. Игорь немного завозился, нехотя пытаясь выбраться из объятий дремы. За своей спиной он сразу почувствовал широкую грудь Артема, что привычно прижимался к нему большой ложкой. Руки голкипера были прижаты к телу на уровне груди, левая нога была придавлена левой ногой любовника, правая приподнята свободной рукой под коленом, а… А в заднице был член Артема. Крепкий, возбужденный, двигающийся туда и обратно. Акинфеев чувствовал, как нежная кожа входа тянется следом за пенисом, когда любовник двигает бедрами назад. — Тёма, что ты… — Тшшш, Игореша… Лежи, — тут же зашептал ему на ухо Артем. — Ты был такой милый, но такой охуенный… — Толчок. — Я ведь обещал тебе припомнить твою форму? Твою черную, — толчок, — порнографическую форму, которая делает твою кожу еще бледнее на контрасте? — Арт… тем… Черт… Аааах… — А эти гетры? Клянусь, я заставлю тебя надеть для меня чулки, но перед этим побрить ноги… Хотя нет, я сам это сделаю. А потом оближу всю эту гладкую кожу. И ты наденешь черные чулки, с кружевами… — Сука, какая же ты сука, Тём… Ну же… — Что «ну же», Игорек? Нравится? Нравится, когда я трахаю тебя? Без спроса, просто как свою личную дырку? Да? Говори! Артем застыл, заставляя тем самым Акинфеева заскулить от прекратившегося прекрасного давления на простату и чувствовать себя таким… таким… раскрытым. Боже, просто ощущать в себе возбужденный член и не делать с этим абсолютно ничего — это срывало Игорю крышу. Ему было стыдно, но вместе с тем и приятно осознавать, что они с любовником соединены самым откровенным образом. А то, что он был еще и принимающей стороной… Ту бурю эмоций, что сейчас владела вратарем, было просто не описать словами. Поэтому Игорь постарался отбросить какие бы то ни было мысли и просто сосредоточился на происходящем, тщетно пытаясь избавиться от смущения. Раз его Тёма этого хочет… — Да… Да, черт, нравится… Трахни меня, Тём… Трахай… — и еще сильнее расслабился, позволяя Дзюбе творить все, что тому хотелось. Толчки возобновились, а реакция Игоря лишь подстегнула Артема. Его движения ужесточились, но мужчина чуть сменил угол и теперь еще лучше давил на простату, лишая любимого последних связных мыслей, оставляя только голые инстинкты — подчиниться сильнейшему, подставиться. — Боже… Шлюха моя… Дырочка сладкая… Выебу тебя сегодня… Снова и снова… Заполню своей спермой, слышишь? Хочу, чтобы хлюпало в тебе, когда я буду тебя ебать, хочу, чтобы текло из тебя, чтобы весь мокрый между ног был, хочу-хочу-хочу… — уже забываясь в собственных ощущениях, зачастил Артем, все сильнее и быстрее трахая подставленную крепкую задницу. Он с удовольствием слушал, как любовник стонет, как сжимается на нем, ласкает изнутри мышцами, кончает сам, и кончил внутрь следом. Пару раз чмокнув в ухо, улегся рядом, прижавшись максимально близко. — Спи, — довольно пропыхтел Дзюба, не давая Игорю привести мысли в порядок, погружаясь в сон следом за голкипером. В течение ночи он просыпался еще несколько раз, и каждый раз сначала лишь чуть потирался бедрами о бедра Акинфеева, возбуждаясь внутри, а потом трахал его, раскрытого, сонного, беспомощно стонущего. Не давал тому двинуться с места, позволяя лишь принимать его член и то удовольствие, что он дарил. В последний раз Игорь уже сильнее пытался освободиться от крепкой хватки: растраханная, натруженная дырка побаливала и пощипывала. Дзюба, не слушая его протестов, перевернул на живот, вдавив в матрас, и продолжил ебать. А Акинфееву оставалось только признать, что ему это нравилось, возможно, даже больше всего до этого, особенно когда тот начал шептать ему на ухо: — Тихо, шлюшка моя, помолчи… Я хочу вдоволь насладиться своей персональной дырочкой, чтобы не так сильно скучать в отъезде. Так что я буду трахать тебя столько, сколько сочту нужным, а ты будешь послушно мне эту дырку подставлять… И не ври мне, я ведь вижу, как тебе нравится — весь такой мягкий внутри, специально сжимаешь меня… Ох, ты бы видел, как в эти моменты из тебя выходит сперма — ее так много, что она уже не умещается внутри вместе с моим членом… Господи, ты весь мой, слышишь? Весь… После этого оргазма Игорь вырубился до самого утра, которое, стараниями Дзюбы этой ночью, наступило около двух часов дня. Ласковые поцелуи по всему лицу были лучшим будильником. Приоткрыв глаза, Игорь столкнулся с ошеломляюще нежным взглядом форварда. — Игорюша мой… Ты в порядке? — в голосе звучала неподдельная тревога и забота. Смущенно улыбнувшись, Акинфеев уткнулся носом Артему в ключицу и легко поцеловал. — Мне понравилось, — прошептал он в ответ, поднял глаза и встретился с полной радости широкой улыбкой Дзюбы. — Спасибо тебе, дорогой мой, — ласково прошептал Артем, но тут же нахмурился, уловив недовольное шипение Игоря, когда тот пошевелил бедрами под легкой простыней. — Что такое? Больно? — Немного ноет, — честно признался Акинфеев. Артем тут же перевернул его на живот и развел ягодицы, не слушая очередных возмущений любовника. Дырочка была очень красной и все еще не до конца вернувшей себе первозданный вид, податливой. Не сумев удержаться, Дзюба приник к ней ртом, языком оглаживая сначала снаружи, а потом и изнутри. Ослабленные мышцы с готовностью приняли в себя его, позволяя ласкать нежные натертые стеночки. Игорь зашипел, но потом покорно застонал, подставляясь под ласку. Он не был уверен, что сможет кончить еще раз, но тем не менее было очень приятно. Артем тем временем заставил Акинфеева самого держать ягодицы разведенными, одной свободной рукой сжав напрягшийся член любовника, другой — свой собственный, надрачивая в едином ритме. И когда они оба уже приближались к оргазму, Артем услышал одни из самых прекрасных слов в своей жизни: — В меня… Тём… Кончи в меня… — в предоргазменной горячке умолял Игорь, сильнее выгибаясь. Артему хватило лишь вставить головку внутрь, как его опять начал сотрясать оргазм, словно передавшийся и Акинфееву — тот сладко сжал его внутри, не понимая, больно ему или приятно. Запыхавшиеся, они снова переплелись на уже сбитой к чертям постели, не желая отдаляться друг от друга. — Пятерка. — Что? — Дзюба оторвал голову от подушки и воззрился непонимающим взглядом на Игоря. — Мой размер для чулок. Пятерка. И подвязки не забудь. И эти слова тоже пошли в копилку самых прекрасных.