я убегу от тебя на рассвете

— Останешься, если я перестану искать тебя?       Кровать продолжает скрипеть под рваными толчками (Мидория думает, что блядский Тодороки-кун никак не может смазать ножки или типа того), а тусклый свет настольной лампы несильно бьёт по глазам, заставляя жмуриться и тут же стонать в потное плечо (думать, когда в тебе чей-то член, очень сложно, вообще-то).       Мидория что-то бурчит, проводя ногтями по любезно подставленной спине и оставляя за собой борозду алых полос, а затем смотрит в потолок, закатывая глаза. — Я буду уходить, пока… — Изуку резко вздыхает и стонет в себя, когда Тодороки делает особенно сильный рывок, впечатывая его в кровать и сминая простыни в кулаках.       Мидория думает, что сейчас можно на всё наплевать, а посему сильнее вжимается в до отвращения знакомое тело и подстраивается под ритм (которого нет). — Пока что? — Тодороки останавливается и (самодовольно) смотрит в глаза запыхавшегося Изуку, чьи алые щеки можно было использовать для освещения не одной комнаты на какой-то там вечеринке Яойрозу. — Пока что, моя милая омега?       Мидория агрессивно рычит и призывно вскидывает бёдра, пытаясь заставить Тодороки двигаться в нем, но Шото хватает его за запястья и наваливается всем телом, вжимая в кровать. Изуку хочется укусить его, подмять под себя и прыгать на его члене в том темпе, в котором он, Мидория, хочет сам, но, — блядский Тодороки! — держит крепко, а Изуку слишком (ненавидит) его, чтобы применять на квирк — он не достоин этого или что-то типа того.       (и горящее пламенем имя прямо под левым ребром не имеет к этому никакого отношения) — Пока твое чёртово имя не сойдёт с моего тела, тыыы… — Мидория невольно стонет на выдохе, впиваясь ладонями в деревянную спинку кровати и с каким-то маниакальным удовольствием слушая, как она трещит и ломается под адским давлением. — Ты, блядский урод, да сдохни уже, Тодороки… Тодороки-кун!..       Тодороки усмехается и едва сдерживает рвущийся наружу полустон-полурык, вжимаясь губами в шею Изуку, самодовольно отмечая то, как Мидория дрожит под ним. Метка с его именем приятно охлаждает кожу под ребрами (иногда Тодороки готов ходить без футболки круглосуточно, чтобы все могли увидеть, что та своенравная и дикая омега была давным-давно приручена) — Имя, — хрипло выдыхает Шото ему на ухо, останавливаясь на мгновение, а затем, повинуясь желаниям Мидории, ускоряется настолько, что Деку едва ли не визжит, немедленно краснея. — Назови моё имя, Изуку. Я хочу услышать его.       Мидория упрямо мотает головой из стороны в сторону, а Тодороки только умиляется тому, какая упрямая все-таки омега дарована ему судьбой. Шото давится воздухом, когда Изуку не выдерживает и изо всех сил толкает его, переворачивая и соскальзывая со скользкого от смазки члена, из-за чего Тодороки недовольно рычит, силясь метнуться на кровати и снова вставить ему с узлом. — Иди к черту, — облизывается Деку и утирает кулаком стекающую по подбородку слюну, смешанную с капельками пота. Шото нервно сглатывает. — Подожди, что ты-       Тодороки запрокидывает голову назад, касаясь сальным затылком собравшейся складки у мокрой шеи, и, замешкавшись всего на мгновение, запускает пальцы в растрепанные волосы Мидории, когда тот разом заглатывает его член, сразу начиная двигать головой и усердно сосать. Изуку с таким удовольствием лижет и поглаживает яички, что Тодороки только и может что шипеть сквозь зубы (ведь, эй, он альфа, должно же хоть какое-то чувство собственного достоинства), и то, что Мидория знает, насколько сильно Тодороки обожает, когда его член резко пережимают у основания, дарует Шото адское блаженство где-то между космосом и седьмым небом.       Когда Тодороки с утробным рычанием поднимает голову Изуку и впивается в его покрасневшие губы жадным поцелуем, собирая языком собственную смазку, Мидория закричать от безысходности готов, потому что их метки слишком-слишком-слишком близко, а еще ему жарко (метка дарует прохладу), а еще блядский Тодороки-кун не хочет останавливаться, и Мидория, почему-то, не хочет сбегать в этот раз (только в этот раз, честно-честно, а пока — в задницу кентавра всё, они вдвоём в каком-то засранном мотеле на окраине города, остальное не так важно) — Останешься со мной? — а Мидория во всю глотку закричать это манящее «Да» готов, но он же гордый, он убегает, и сбежит в этот раз, и чёрта с два этот альфа поймает его снова.       (только если Изуку снова не даст ему подсказку) — Мой ответ не изменится.       Тодороки притворно-жалостно вздыхает, и изо всех своих оставшихся сил начинает вколачиваться в податливое тело, заставляя Мидорию задыхаться от стонов, сжимать его ягодицы до синяков, подминать под себя и что-то шептать на ухо жарко-жарко-жарко, опаляя дыханием чувствительную кожу и оставляя багровые засосы на крепкой шее.       …обычно Изуку уходит с рассветом, даже не подозревая о том, что Тодороки не спит и внимательно наблюдает за ним из-под полуприкрытых ресниц. Когда Деку встает с кровати в этот раз, Тодороки с трудом подавляет в себе огромное желание перехватить его поперек груди и оставить в своих объятиях, но он никак не ожидал того, что Мидория прижмется к нему с левой стороны, закрывая глаза.       Обычно Изуку уходит с рассветом, но в этот раз, видимо, он решил (немного) повременить. — Я все равно убегу от тебя, — Мидория с нежностью трется щекой о плечо Тодороки, а затем мажет губами по голой коже. — Шото.