***
Первый раз даже заставил её испугаться. Оля только-только вышла из душа и готовилась ложиться спать, когда за дверью послышался странный шорох. Кто-то как будто водил бумагой у основания двери, и она даже сначала подумала, что в дверь скребётся животное, но какие к чёрту животные в отеле? Когда Серябкина наконец набралась смелости и подошла к двери, звуки оттуда уже прекратились. Она резко распахнула дверь и… Букет. Огромный букет красных роз с запиской, торчащей между бутонов. Девушка выглянула в коридор, но от курьера или человека, который мог бы это принести, не было и следа. Она выдохнула, почувствовав, что страх отступает. В принципе, любой фанат мог выяснить, в каком номере она проживает, так что вряд ли есть, чего бояться. Да и некрасиво оставлять подарок на пороге, поэтому Серябкина подхватила цветы и понесла их в номер, не забыв на всякий случай проверить, заперла ли она за собой дверь. Оля с улыбкой вдохнула сладковатый запах роз, прежде чем достать из букета записку. «Ты прекрасней, чем все цветы на свете». Печатный текст на простой белой бумаге, но он заставил её сердце приятно затрепетать. Не то чтобы ей никогда не такого не говорили, но вся эта загадочность и подача добавляли словам атмосферы. Оле было жутко приятно, но нутро подсказывало ей, что это был единичный случай. Как же она ошибалась.***
Каждый последующий концерт у её двери неизменно ожидал букет разнообразных цветов. Записки тоже каждый раз были разными, но не отличались особой смысловой нагрузкой, поэтому и особого значения Оля им не придавала. Конечно, это было странно, ведь не мог же этот человек, будучи фанатом, бывать на всех концертах. Но курьеров никто не отменял, да и кто сказал, что он фанат? Эта неделя выдалась особо тяжёлой. Мало того, что очередной перелёт плохо повлиял на состояние её нервной системы, так ещё и в тот же день на телефон Серябкиной пришло роковое сообщение. Всего три слова. «Нам нужно расстаться». И они ранили её в самое сердце. И все вокруг смотрели на неё с сожалением и ободряюще улыбались. Но никто не был по-настоящему рядом. Кроме Кати. Её милой, доброй, слегка гоповатой Кати, которая вечерами торчала вместе с ней, заставляя её смеяться и забыть о навалившихся разом проблемах. Только Катя знала, как во время взять её за руку и обнять на концерте, когда она чувствовала, что вот-вот сорвётся. Только она, с улыбкой оставляя лёгкий поцелуй на олиной щеке, могла заставить её сердце замереть. И Серябкина даже могла бы позволить себе чувствовать к этой улыбчивой голубоглазой девушке что-то большее, чем дружеские чувства, но ситуация с Леной слишком многому её научила. Такой любви в Серебре не место. Во время этого концерта Оля с трудом держала себя в руках. Ей всё труднее было выдавливать из себя и улыбку и заводить толпу, и даже лёгкие поддерживающие касания Кищук не помогали справиться с ситуацией. Поэтому, когда она наконец оказалась в номере, ей было всё равно, придут ли ей какие-то цветы. Девушка просто хотела раствориться в этой комнате, будто её никогда и не было. Но когда Серябкина открыла дверь, цветы всё же были там. Это снова были розы. Прекрасные белые розы, и их было так много, что Оля не знала, как ей занести их внутрь. Она не ожидала от записки ничего особенного, но по привычке всё равно сразу же взяла её в руки. «Мне больно видеть, как ты печальна. Я так хочу быть рядом, но боюсь даже лишний раз коснуться тебя, не поранившись о шипы, как у этих роз». В тот момент Оля наконец поняла, что это вовсе не какой-то человек с улицы. Это кто-то близкий, кто просто не подавал вида. И ей самой бы правда хотелось, чтобы он сейчас был рядом. С того дня каждый раз после концерта девушка изо всех сил пыталась выловить своего флориста-неведимку, но сколько бы она не сидела под дверью и не сторожила звуки и движения в коридоре, цветы неизменно ожидали её на своём прежнем месте, а о человеке, который их принёс, не было и намёка.***
— До сих пор ни разу не видела человека, который постоянно приносит мне цветы. — вздохнула Оля. — Может, оно и к лучшему. — ответила Кищук, развалившаяся на чужой кровати. — Нужен он тебе. — А ты что, ревнуешь? Не бойся, солнце, для тебя в моём сердце закреплено отдельное место. — девушка поцеловала в лоб счастливо жмурящуюся Катю и не смогла сдержать улыбки. — Ох уж эта дедовщина. — фыркнула Таня, не отрывая взгляд от телефона. — На самом деле, я не для этого вас собрала. — Серябкина глубоко вздохнула, прежде чем продолжить: — Мы с Максом долго обсуждали это, и я наконец приняла решение. Я ухожу из группы. И пока Моргунова яростно набросилась на неё с расспросами и просьбами подумать, Оля смотрела лишь на Катю, чьи глаза были наполнены неподдельным шоком и непониманием. — Слушай, Кать… — Мне нужно всё обдумать. — выдохнула та и пулей вылетела из номера. На концерте Катя старалась держаться от неё подальше, а на «Я тебя не отдам» и вовсе заплакала. Плакала и Таня, а весь зал не понимал, что вообще происходит. Но Олю не волновало, что сейчас думают другие. Она хотела, чтобы её голубоглазое солнце несмотря ни на что оставалось рядом. Когда Серябкина была уже готова выйти из номера, чтобы поговорить, в дверь постучали. За ней стояла Катя с красным лицом, глазами, полными слёз и… Букетом прекрасных цветов. — В этот раз я не оставляю никакой записки. Я готова даже больше не подкидывать цветы и притвориться, что ничего такого не делала, только пожалуйста, не уходи. — со всхлипом произнесла она, и Оля поняла, что девушка вот-вот снова расплачется. Серябкина со вздохом затянула её в номер, вынуждая выронить букет и заключила в объятия, поглаживая по тёмно-русой макушке. Тело девушки сотрясали рыдания, и Оля почти физически ощущала, как ей от этого больно. — Боже, солнце. Ты всё это время так старалась, лишь бы сделать мне приятно? — спросила она, когда Кищук наконец хоть немного успокоилась. Та подняла на неё свои огромные голубые глаза и лишь как-то по-детски кивнула. — Да, я ухожу из группы. Но это не значит, что я брошу тебя и уйду из твоей жизни. А вот отсюда, — она указала в область сердца. — отсюда я уж точно не собираюсь уходить, хоть пинками выгоняй. Катя выпустила лёгкий смешок, в конец приходя в себя. И только сейчас Оля заметила, как близко друг от друга находятся их лица. Она могла чувствовать тяжёлое дыхание на своих губах и даже сама перестала дышать, не отрывая взгляда от двух океанов перед собой. — Можно я?.. — наконец спросила Кищук, и девушка кивнула, зная, о чём она просит. И когда их губы соединились, они обе знали, что это не просто поцелуй. Это был поцелуй, полный прощания, нового начала и радостных обещаний, на вкус солёный от слёз и одновременно сладкий, как розы. Хотя нет. Он был лучше, чем розы.