Считаю до трех

Амадей смотрел прямо в глаза Сальери, стараясь вложить в свой взгляд как можно больше недоверия; на его губах играла саркастическая усмешка. Удобно расположившись в кресле, с бокалом красного вина в руке, Моцарт, наклонив голову на бок, ждал ответных действий Антонио. Тот, в свою очередь, с решимостью смотрел на Вольфганга, тяжело дыша и стиснув зубы, стоя напротив кресла Амадея. Его рука, сжимавшая несколько листочков бумаги, была простерта над небольшим камином и, к вящему неудовольствию Антонио, предательски дрожала. - Мне все равно. - протянул Моцарт и закинул ногу за ногу. - Хочешь - жги. Хочешь - не жги. - он демонстративно зевнул. - Сожгу. - с угрозой процедил Сальери. По его виску скатилась капля пота, что с потрохами выдавало его волнение. - Жги. - согласно кивнул Амадей, прикрыв глаза. - Только быстрей. Мне еще работать всю ночь. Сальери невольно мельком взглянул на окна, закрытые тяжелыми бордовыми занавесями. Сквозь них в залу проникал слабый лунный свет, который тут же терялся в теплом свете камина. - Считаю до трех и отпускаю. - произнес Антонио, хотя голос его дрожал от напряжения. - Считай. - со скучающим видом Моцарт откинул голову на край спинки кресла. Вид его оголенной шеи заставил Антонио нервно сглотнуть и закусить губу. Это не укрылось от внимания Амадея, и он довольно улыбнулся. Воцарилась тишина. - Ну, что же ты не считаешь? - все также глядя в потолок, со смешком спросил Вольфганг. - Один. - Антонио постарался собрать остатки воли и оторвал взгляд от кадыка Моцарта. - Дальше. Сальери помотал головой. - Тогда зачем ты вообще все это затеял? Хотел напугать меня? Унизить? Убить? - Моцарт рассмеялся. - Тогда твой план пока не удался. Мне все равно. Ноты-то твои. Снова тишина. - Вот именно. Мои. А теперь я сжигаю свои собственные ноты и перестаю писать. Нас больше не будут считать соперниками. Ты больше не будешь смотреть на меня свысока. - Антонио закрыл глаза и глубоко вздохнул. - Два. Моцарт рассмеялся. - То есть, ты ревнуешь всех ко мне и меня ко всем? Или это точнее назвать эгоизмом, оскорбленным чувством собственного достоинства? Или просто трусостью? - Он лениво поднял голову и взглянул на Сальери. Тот прищурился от злости и обиды, а уставшая рука все ниже опускалась, поднося нотные листы к танцующим языкам пламени. - Ты... - Значит, так, - не дал ему закончить Амадей. - Ты хочешь сказать, что тебе надоел мой талант, то, что я пишу если не лучше, то наравне с тобой, то, что я пользуюсь популярностью, а ты теряешь известность. И поэтому ты решил уничтожить свои творения. Я правильно понял? - Правильно, - прохрипел он. Потом откашлялся и начал еще раз. - Правильно. Но если я это сделаю, ты будешь винить себя. - Нет, не буду. Я вообще плохо понимаю, при чем здесь я. - Амадей поднес к губам бокал и сделал маленький глоток. - Кстати, не отравил ли ты это вино, раз так хочешь мне чем-то насолить? - смешок. - Ты позволишь мне сжечь эти листы? - повысив голос и гордо подняв голову, вопросил Антонио. - Еще раз повторяю, - несмотря на то, что Моцарт всем своим видом старался показать свое пренебрежение, внутри он начал терять терпение. - Это твои ноты. Делай, что хочешь. Мне все равно. - отделяя каждый слог, произнес Амадей. Он снова лениво откинул голову, рассматривая просторную залу. Небольшой камин не столько грел, сколько украшал комнату. Его теплые отблески плавали по стенам, потолку, выхватывая из темноты расписанный плафон и лепнину. В обычный день Вольфганг и не обратил бы внимания на богато украшенный потолок, но сейчас, пока он ждал, краски и орнаменты стали ему ну очень интересны. Вообще все стало интересным, лишь бы не смотреть на Сальери. Пауза затянулась. Моцарт, изобразив скуку на лице, манерно повернулся и посмотрел на Антонио. Желание хоть чем-то себя занять отогнало в сторону тоненький голосок, кричащий что-то про самолюбие и принципы. - Ну? - Ты сам будешь виноват в том, что случится. - Считай уже. - коротко ответил Амадей. - Тогда сначала посмотри на ноты. - Уголок губ Антонио пополз вверх, искривляя рот в ухмылке. - Зачем мне смотреть на твои ноты? - Смотри. - Можно подумать, мне очень интересно. - Смотри. - Да мне лично вообще... - Смотри! - рявкнул Антонио. Моцарт, с видом оскорбленной до глубины души невинности, вздохнул и поднялся с кресла, отставив бокал на каминную полку. - Давай, показывай. - Я долго оттягивал этот момент. - в предвкушении прошептал Антонио. Медленно, очень медленно, со злой улыбкой на лице, Сальери повернул листы нотами к Амадею. Глаза Вольфганга округлились от ужаса. - Ты не посмеешь. - покачивая головой из стороны в сторону, прошептал Моцарт. - Мои ноты. Твой план воистину ужасен. Мое самое большое произведение. Работа всей моей жизни, и всего в единственном экземпляре - этом. Если хочешь перестать сочинять, хотя бы не мешай мне. - Ты сам просил меня считать, помнишь? - Отдай! - Три.