***
От утра понедельника никогда не следует ожидать чего-то хорошего, Шань в это верил свято, потому что факты упрямая вещь, а те, что подтверждаются личным опытом, становятся некой прозой жизни. И поэтому он не возлагал каких-либо надежд, что это утро, конкретно этого понедельника, будет хуже или лучше предыдущих. Он неспешно вырулил из своей комнаты, на ходу приглаживая всклокоченные сном волосы, и практически дошёл до ванной комнаты, как вдруг боковым зрением заметил движение на кухне, и словно на киноплёнке промотался обратно, проверить, не показалось ли ему спросонья, что брат неожиданно заделался кухаркой. И, естественно, ему показалось. Но не всё видение было обманом сонного зрения. На кухне и правда кипела слишком активная деятельность, а её первоисточником служила мама, которая неожиданно вернулась из плена «синей бороды», или другими словами, синей тёти Сию. — Шань, как хорошо, что ты встал! — она энергично помешивала венчиком яйца в глубокой миске, — завтрак почти готов, разбуди пока Тяня, а я как раз успею всё доделать! Слишком бодрый и звонкий голос матери, говорил о том, что ей очень херово. Прям край. А бьющая ключом энергия свидетельствовала об агонии всего организма. Пить она всё же не умела, а запойно, как в случае с Сию, и подавно. Но Дэйю мужалась. Она готовила завтрак сыновьям, коих бросила почти на неделю, и будь она проклята, если перед школой не сварганит им элементарную яичницу. Тут ей на ум пришло очень мудрое изречение: не путать божий дар с яичницей, и для неё, в конкретно этой ситуации — приготовить из последних сил ту самую яичницу и означало божий дар. И, да, главное не перепутать. — Привет, — Мо плюхнулся на стул возле обеденного стола и пальцем покатал подставку под соль и перец, — я не стану его будить. — Почему? — удивилась женщина и вылила агрессивно взбитые яйца на скворчавшую маслом сковороду. — Не хочу. Я ему не гувернёр. Дэйю в каком-то горячечном порыве схватилась за нож и начала кромсать огурец для салата. Ломти получались большие и неровные, но любящее сердце матери говорило о том, что и так сойдёт. — Тогда по твоим рассуждениям, я кто? Кухарка? — Нет, ма, ты лучшая в мире сестра. — Шань! — Ну что?! Мо вспыхнул как порох. Все эти дни. Да, блять, все эти дни — он был обязан справляться один, как-то существовать в этой несправедливости, а теперь почему должен быть справедлив сам? Где такое написано? В какой настольной книге? — Послушай, я понимаю, что ты обижен, и я тебя совершенно не виню, но на моё отсутствие были причины. Теперь же всё закончилось, и мы будем жить, как прежде и поэтому, прошу тебя, не трепи мне нервы и разбуди своего брата! Шань не собирался спорить, что-то доказывать и уж тем более сетовать на непростой период в жизни — никогда не умел этого делать, а последние пару дней и вовсе стали прививкой от откровенности, поэтому он вскочил с табурета и ринулся в комнату Хэ. Дело-то не в доказывании своей точки зрения или упрямстве, просто шкалили эмоции и Мо подрывало на элементарных вещах, и тут хоть лоб зелёнкой мажь или разбей его нахуй об стену — ровным счётом ничего не изменится. Ругань на ровном месте. Срывы на пустом. Шань подозревал, что сходит с ума. Что безвозвратно катится куда-то в пропасть. Но. Кому какое дело? Завтрак же и Тяня нужно будить… Одним словом — понедельник. Мо резко распахнул дверь комнаты брата, которая громко отрикошетила об стену. Он подумал, что подобный грохот станет своеобразным будильником для Хэ, но как бы ни так. Тянь как спал, обхватив руками подушку, так и спал. Его расслабленное тело мертвым грузом лежало на кровати, отринув одеяло, словно душный плен, а распахнутое окно, с поигрывающей на сквозняке занавеской, вгоняло прохладу промозглого утра до каждого угла комнаты. Для полноты картины не хватало только полумрака и низко клубящегося тумана у ног — и всё, блять, считай кладбище. И в подтверждении красочной иллюстрации сознания — тело брата до сих пор не подавало признаков жизни, мирно «покоилось» во сне. Мо зябко поёжился, привычно смурно сдвинул брови и шагнул на «погост». Первым желанием было перекрыть доступ холоду, раздвинуть шторы и развести анархический костер наперекор своим мыслям и всей обстановки в целом, но Шань прозаично решил не тратить себя там, где вопреки всем его доводам всегда будет править зима. И сучество. Сучество в особенности. — Просыпайся, иначе на распродаже гондонов не досчитаются главного лота, — с расстановкой отчеканил Мо. Тянь лениво перевернулся и, сморгнув сон, поднял взгляд на причину своего незапланированного пробуждения. — Тогда почему ты ещё здесь? — зевнув, промямлил он. — Потому что я не гондон, в отличие от тебя. — Спорно, — подтянувшись, выдохнул Хэ и как-то резко сел в кровати, отчего Шань непроизвольно отступил на шаг назад. — Мама вернулась. Завтракать зовёт. — Ммм… — Тянь медленно растер лоб, сбивая в колтун чёрную чёлку, и опустил руки на колени, — а что там? — Где? — не понял Мо. — На завтрак. Что? — Какая разница? — Посплю я ещё или нет, в этом… — сомнамбулой прохрипел он и завалился обратно на постель. Хэ всегда был тяжёл на подъём и Мо это прекрасно знал, поэтому вдогонку мстительно протянул: — Мама вернулась, — повторил, — так что без вариантов, хоть говно на лопате, а встать тебе всё равно придётся. — «Чудесное утро», — сварливо подытожил брат. И в кое-то веки Шань был с ним полностью согласен.***
Дэйю с чувством выполненного долга пила крепкий кофе, сидя на табурете возле подоконника, поглядывая то на скукоженную от отсутствия внимания гортензию, то на сыновей, которые без особого энтузиазма ковыряли вилками в омлете. Огуречный салат одиноко заветривался в стороне, никто к нему так и не притронулся. Тишину нарушали только позвякивание вилок и шумные глотки самой женщины, которая пыталась быстрее влить в себя слишком горький и не в меру горячий напиток. — Снова поссорились? — сделала предположение она, и на короткий миг задумалась, не вылить ли остатки кофейного варева в цветок, дабы окончить его мучение (и свои), но в последний момент досадливо поборола в себе эти инфантильные мысли и поставила кружку на подоконник. Шань что-то неразборчиво фыркнул, Тянь вовсе промолчал. — Что на этот раз? — Ничего, — Мо удосужился ответить за двоих. — Вижу, что ничего, — Дэйю поднялась и придвинула чашку с салатом ближе к двум флегматично жующим подросткам, — ешьте. Хэ немного скривился и привычно запустил руку в карман, видимо за сигаретами, но опомнившись, раздражённо вернул её на стол, прожигая взглядом настенные часы. Уходить было слишком рано. Мо заметил нервное телодвижение «родственника» и злорадно ухмыльнулся, с удовольствием смакуя моральную желчь, украдкой поглядывая на недовольный профиль брата. — Что делали, пока меня не было? — Ничего особенного, — пожал плечами Шань, прикидывая в уме, насколько долго мамино чувство вины будет их тиранить своей заботой. — Тянь, ты хоть слово мне скажешь или я не достойна твоего внимания? — она навалилась на стол обеими руками, чуть не скинув стойко игнорируемый салат на пол. — Доброе утро, — с зевком отозвался он. Шань усмехнулся от столь кислой интонации. — По тебе не скажешь, — процедила мама и словно в извинение за резкие слова, погладила его по макушке. — Так я и не утверждаю…***
Школа оживленно гудела после звонка с последнего урока. Двери многочисленных классов с шумом распахивались, выпуская из недр образования обезумевших от знаний учеников, которые жаждали хапнуть чистого воздуха свободы и освобождающих от ответственности промилей. Мо, протискиваясь мимо одноклассников, старательно удерживал лямку рюкзака на правом плече, чтобы инерция мимо проходящих учеников не сорвала его к чёрту со спины. — Бро! Погоди! Яоза помогая себе локтями, добрался до Шаня и они оба буквально вывалились из центрального выхода, привычно славировав в сторону школьных скамеек, пережидая пока схлынет основной поток. — Как выходные? — Яоза беззаботно уселся на деревянную спинку, поставив ноги на сидение. — Да как обычно, — пожал плечами Мо, осознанно не вдаваясь в подробности своего последнего рандеву со Змеем. — Поднял бабло на работе? — А ты забыл, где и кем я работаю? С хера бы мне там что-то поднимать? — Я так спросил, — наигранно весело ответил он и вдруг замялся. — Что? — Ты не в обиде на меня? — Чё? — Ну… Что там у тебя с Тянем? Я, вроде как, проебался, а потом и в школу не пришёл. — Забей, — отмахнулся Шань. Может изначально он и правда злился, но не теперь. Обстоятельства сложились так, что думать о каких-то обидах было совершенно некогда, к тому же на Яозу, чтобы он не сотворил, обижаться долго невозможно. Такой вот человек с «прокачанным» обаянием. Очень редкая опция, которой Яоза беззастенчиво пользовался. — Заебись тогда, — расцвёл он и скинул свой рюкзак к ногам на скамью, — тема есть. — Контра? Fifa? — скептично предположил Мо и сунул руки в карманы мастерки, оттягивая материал костяшками пальцев. — Ты меня как-то недооцениваешь, — недовольно отозвался он, — я слышал, что… Шань отвлёкся от монолога Яозы из-за вибрации телефона в заднем кармане джинс. Достал смартфон и уставился на входящее сообщение: «У ворот». Он машинально повернулся в указанном направлении, замечая чёрное Chevrolet Camaro, ярко бликующее под палящим полуденным солнцем. Сердце предательски зачастило, а методично усыпленное учёбой сознание, вновь стегануло по нервам от принятого накануне решения. Не то, чтобы он очень уж сожалел, скорее, нервировала неизвестность. Полный карт-бланш событий в руках малознакомых и достаточно опасных людей. А если быть точнее, отдельного человека, которого опасалась вся школа, а Мо угораздило вступить в его банду. Но раздумывать и тянуть некуда. Шань мог вчера пустить всю ситуацию на тормоза. Змей ему изначально подсказал альтернативу — не даст ответ на следующий день — предложение аннулируется, и Мо может жить, как раньше. Но именно «как раньше» его и не устраивало. Иногда «нормально» гораздо хуже, чем плохо. Нормально — это кардинально никак. А Шаню надоело «никак». Ему хотелось иного, чего-то нового, пусть даже после пожалеет сотню раз. Зато будет знать, что пытался вынырнуть из стоячего болота постоянства и сделал всё что смог. Инерция плохой путеводитель по жизни, потому что жизнь нужно прожить, а не аморфно течь бесхребетным дерьмом. — Мне пора. — Куда это? На работу? — встрепенулся Яоза, оборвав собственный монотонный бубнеж, — взял смену? — А-ага, — протянул Шань, мысленно поблагодарив за подсказку. — И все деньги мира старался заработать он, — трагически и громогласно провыл друг, — но не ведал вольный каторжник, что блага, нажитые на земле, не сопроводят его на небеса обетованные! — Ну ты и придурок, — сконфуженно фыркнул Мо, от того, что на них начали оборачиваться. Яоза, то ли соглашаясь, то ли отчаянно веселясь, рассмеялся так, что едва не рухнул с лавки в кусты. И на этом искрометном этюде, Шань решил, что теперь ему точно пора. — Вечером набери! — крикнул тот вдогонку. «Да вот щас», — не слишком благодушно резюмировал Мо. Шань не хотел задерживаться или заставлять себя ждать, но и стремглав бросаться к подъехавшей тачке тоже желания не испытывал. Двойственность ощущений знатно тормозила ноги, и потому он сбавил ход, оттягивая неизбежную встречу, как можно дольше. И, похоже, вселенная наконец-то услышала его, но как часто это бывает, поняла превратно. — Домой в другую сторону, — вес чужой руки лёг на плечи, и что-то холодное мимолетно прижалось к щеке. Шань умеючи вывернулся из знакомого захвата, стирая отпечаток конденсата с кожи и остервенело уставился на жестяную банку колы, а после на человека её державшего. — Хули надо? — нахмурив брови, рыкнул он. — Помнишь, как раньше? — игнорируя агрессию, насмешливо выдал Тянь и подкинул банку в руке, — встречал тебя после школы и вёл домой. Ты всегда просил эту бурду, — и в подтверждении своих слов, точным броском кинул колу прямо в руки Шаню. — Мне повторить вопрос? — ледяной напиток едва не проскользнул мимо пальцев, но Мо сумел его удержать, а после прицельно швырнул в ближайшую урну. Банка глухо ударилась об дно, и из мусорки донеслось тихое шипение. — Вот же мелочь неблагодарная, — с сожалением выдохнул Тянь и, шагнув ближе к брату, снова обнял его за плечи, — ты утром очень лихо слинял, а мне «посчастливилось» выслушать все нотации Дэйю, так что, думаю, позволить тебе выйти сухим из воды — большая брешь в воспитании. Не всё же мне исполнять роль примерного сына в этой семье? Поэтому, Малыш Мо, сегодня у тебя очень плотный график по уборке квартиры, тем более что, — он улыбнулся и достаточно близко склонился к уху, — передо мной ты до сих пор не отработал повинность после вписки. Так что постарайся за нас обоих. Шаню очень хотелось поверить, что только что он испытал слуховую галлюцинацию. И не было сейчас этого спесивого монолога. И в очередной раз его не смешали с дерьмом. Но никакими болезнями он не страдал, а подобные ситуации в их семье сплошная закономерность. Истины реально очень простые. Поэтому до такой горечи очевидны. — От колы отказался, тогда, может быть, конфетку? — Тянь вынул из кармана спортивок продолговатый леденец и покрутил его за палочку у носа младшего брата. ВСЁ. В одночасье: обида, раздражение и сотканное из многих семейных лет жизни терпение — всё рухнуло. Грохнуло с такой силой, что погребло под собой здравый смысл и любые сожаления о последствиях. Пелена ярости неконтролируемой злобой выворачивала суставы, заставляя сжимать челюсти до иллюзорного скрипа зубов. И почти пена у рта. До безумия, до исступления могут довести только самые близкие люди, и именно за это их сильнее всех ненавидеть. И Мо ненавидел. Это чувство исходило изнутри, опаляя разум желчью вседозволенности. Потому что он имел на него право: сейчас как никогда. Шань скинул руку Хэ с плеч и забрал у него леденец. Сорвал с ярко-розовой карамели защитную пленку и засунул конфету за щеку, мрачно улыбаясь. Тянь удивленно нахмурился. Чисто интуитивно шагнул назад. Потому что это взгляд не его младшего брата. Он принадлежал тому, кому нечего терять. Мо расстегнул мастерку, непроизвольно оголяя ключицы из-за растянутого ворота майки, перекатывая во рту злополучный леденец. — Малыш? — неверующе усмехнулся Хэ. Шань хмыкнул, раскусывая стекло кислотной конфеты, облизывая сладкие, розоватые от карамели губы. Слова не складывались в предложения. Эмоции в чувства. Все летело к чертям. И Тянь сделал самую большую ошибку. Вдруг подумал, что это — очередной заёб Шаня и его можно снова приструнить, не прилагая особых усилий. Загнать обратно под свои ежедневные капризы. Одним щелчком пальцев. Хэ резко схватил Мо за высокий ворот кофты, притягивая к себе. — Беги домой, — шепнул в те самые раздраженные сахаром губы, — быстро. Шань подался вперед, заставляя Тяня уворачиваться непонятно от чего. Просто отстраниться, без задней мысли, о том, что бы последовало после, если бы он этого не сделал. — Сыкло, блять, — прошипел Мо, а потом. С оттяга. С сжатого до хруста костяшек кулака, впечатал точным ударом прямо в печень. Таким ударом, от которого складываются пополам, потому что подобные не наносятся родным. Они уличные — на выживание. Выверенные и предательские. После которых хоть на башке скачи — оппонент будет в ничто. На это Мо и рассчитывал, если бы на подмогу Хэ не подоспела вся его банда. Хан, Джун, Лан и Шио. В последний момент подхватили Тяня подмышки, не позволив ему упасть. Хэ зашипел змеёй, выдыхая долго и со стоном. Не ожидал. Не знал, да и поверить не мог. — Шань?! — зло крикнула Ян Лан, не зная куда кинуться, то ли другу помогать, то ли вырвать глазные яблоки его брату. — Ты чё, сучара?! — заскрежетал Хан, помогая Шио поддерживать Хэ. — Нихуя, какие люди! — оглушительно громко дал о себе знать Ронг, резво вылезая из припаркованной у обочины машины и хлестко захлопывая за собой дверь, — … ты че псина, на моего друга голос повысил? — Именно это он и сделал, — следом появился Хитен и встал плечом к плечу с Ронгом. — Да вы охуели, что ли?! — заголосила Лан, вклиниваясь между двух стен группировок Ли и своих. — Отошла, — прохрипел Хан, отпуская Хэ, который начал приходить в себя, но до сих пор не разгибался, дыша тяжело и натужно. — Слышала, блядь? Съебала, — резюмировал Ронг, скалясь как сумасшедший, нашедший своего кровного врага. Мо оттолкнул Хитена, освобождая себе дорогу. Его взгляд был направлен лишь на Тяня. Добить, сука, закопать. — Легче, бро, — усмехнулся тот, легко хватая Шяня за плечо, видя, что названый «бро» в полном неадеквате. Глаза Мо — карие, сейчас — в золото. В тон тому, кому теперь принадлежал. Словно изжил себя и уподобился Змею. Хладнокровной твари, которому никого не жалко. — Вставай, блять, — прорычал Шань и шагнул к Хэ, грубо отталкивая Лан, но тут же был перехвачен Ханом за горло. — Еще движение и я тебя похороню, сопляк, — весомо и без угрозы, а с полной уверенностью предупредил Хан. — Ты че, бессмертный, что ли?! — озарился яростью Ронг, раскладывая нож, приставляя лезвие к шее своего главного врага, инстинктивно хватая Мо за руку, пытаясь отстранить от угрозы. Хитен, оценив обстановку, недовольно поморщился. Подставляться из-за безбашенности друга совсем не хотелось, но пустить всё на самотек, оказавшись подмятым под чью-то волю — тоже не улыбалось. Ронг вечно устраивал пиздец, ему только волю дай и он без точки опоры перевернет нахуй весь этот гребаный мир, чисто на энтузиазме, поэтому, когда дело обретает серьезный оборот — на его пути лучше не стоять. А если по ту сторону силы отсвечивает Хан — то у Ронга вообще все планки срывает к чертовой матери. Отсюда вывод. Ему следует помогать всеми конечностями и усердно ждать Змея, поскольку только ему под силу накинуть поводок на этого бешеного пса. — Да прекратите! Хан! — гаркнула Лан, силясь голыми руками отвезти нож Ронга от горла друга. Хитен воспользовался общей заминкой и попытался с локтя уложить Джуна во имя своей сложившейся в оригами наркоманской идее по поводу Ронга, но проглядел взмах кулака Шио, и в последний момент на полудохлых рецепторах извернулся ужом и отшатнулся в противоположную сторону, едва не врезаясь в Мо, который ждал сатисфакции. Шаню было глубоко плевать на весь этот сиюминутный кордебалет из угроз и запальчивых действий, обрывающихся на чьих-то слабых или неумелых жилах. Он не разменивался. До пизды личные качества Ронга, размышления об этом Хитена или сохранность чьей-либо шкуры. Он видел цель. И ни одного препятствия, чтобы не переломить ей хребет. Раньше бы оглянулся. Подумал. Прикинул итоги и последствия. Маму вспомнил, может быть. Раньше. Подумал. Но ныне на языке сладость конфеты, ассоциирующаяся со словами Хэ. И вкус каждой буквы теперь в память карамелью. Мо раз и навсегда разлюбил сладкое. Он отпихнул от себя Хитена и резко дёрнулся из хватки Хана, мгновенно почувствовав сильное жжение на коже из-за грубо царапнувших ногтей, но не придал этому значения, шагнув назад на максимально безопасное расстояние. Оценив обстановку и возможность беспрепятственно добраться до Хэ, Мо обреченно осознал, что это очень маловероятно сделать. По левую сторону стеной стояли Джун, Шио и Лан, прямо перед ним Хан, а Тянь, как хозяин своих вассалов пребывал чуть поодаль, так и не сделав ни единой попытки вклиниться в эту потасовку. Болезненная бледность уже сошла с его лица, впрочем, оно по-прежнему оставалось непроницаемым. Первая реакция — удивление, быстро уступило место другим эмоциям, и Шань пока понятия не имел каким именно. Но до чужих чувств дела не было, Мо полностью растворился в своих. В своей злости и ярости. Решение пришло в одну секунду. Шань ловко отступил в сторону, минимизируя дистанцию между Ронгом и Ханом, стравливая их между собой, чтобы выиграть время. Атипичное состояние не давало ему остановиться, выдохнуть запал. Оно собиралось жарким комом в глотке и кутало в тупую ярость, ждавшую отмщения, не разбираясь, кто чужой, а кто свой. Возможно, забегая вперед, Шань вполне бы смог дать рациональное объяснение этому безумию — состояние аффекта. Когда сломалось там, где все время «по лезвию», где точило несправедливостью и полным отсутствием уважения. С издевками. С подъёбами, словно Мо был виноват, в том, что у Тяня все так сложилось в жизни. Как будто Хэ вымещал на нем лишение кровных уз, которые по случайности имелись у Шаня. Без вины, за просто так. Или, может быть, были другие причины. Сотни причин. Сотни тысяч причин, которые сам себе придумал Тянь. Но разве хоть одна из них имела право на существование без его воспаленного воображения? Если Хэ понимал только с позиции силы, Шань решил встать с ним вровень и объяснить свою мысль так, чтобы она до него точно дошла. И исключительно через печень, блять. Маневр сработал «на ура», когда Мо за спиной услышал рык Ронга и как по звуку тот смачно зарядил Хану по роже, или, возможно, случилось наоборот, Шань не стал оборачиваться и выяснять, кто оказался пострадавшей стороной, приближаясь к Тяню. Тот подобрался и выглядел готовым встретить неразумного младшего брата всеми известными приемами «мордой в пол». И Шань смутно догадывался, что физически слабее брата, что, скорее всего, не вывезет, и в очередной раз потерпит фиаско, но уже не где-то за закрытыми дверями квартиры, а здесь: посреди школы на глазах местных учащихся и самое главное перед своей бандой. В первый день разборок проиграть в драке, которую сам, по сути, развязал — минус сто к карме. И остановиться бы. Сейчас. Пока не поздно, пока незатейливая возня не приобрела более острые контуры. Но. Куда там? Пружина терпения звонко лопнула еще пять минут назад, погребая под собой любые последствия в виде полностью разрушенных братских отношений или презрения приятелей по банде. — Стойте! Хватит, суки, блять!!! — орёт на периферии событий Лан, — Хан! Шио! Сделайте хоть что-нибудь! Тянь облизнул губы, с удовольствием принимая всю ярость Мо, такого, каким он его ещё никогда не видел. Безумным. Новым. И как-то перестало иметь значение, отчего он такой, и кто его сопровождает. Только он. Сейчас. И от этого зверино, необъяснимо радостно. Словно все эти годы именно этой эмоции он добивался от младшего брата. Глупо. Очень глупо. Но оно того стоило.