***
Только когда город был вновь атакован акумой, ей пришлось снова предстать перед ним. Его руки неустанно находили ее тело. Он и прежде делал это постоянно. Ладонь у нее на плече, рука вокруг ее талии. Они оба прикасались друг к другу, помогая подняться или прижимаясь телами во время полетов между домами. Это происходило всегда, но еще никогда она не ощущала это так остро. Как умудрялась она все это время игнорировать его дыхание над своим ухом и его руки? Его руки постепенно сводили ее с ума. Втолкнув ее во избежание атаки в небольшое углубление в стене, он оказался к ней слишком близко. Они забрались на выступ: небольшую нишу в стене, оставшуюся после ремонта старого здания. По меньшей мере три этажа пустого пространства и пара дюймов каменной кладки между ними, и обрыв. У него не оставалось другого выхода, кроме как приблизиться к ней вплотную, или, во всяком случае, она была уверена, что это стало бы его оправданием, скажи она что-нибудь. Не то чтобы она заикнулась об этом. — Где она? — спросила Ледибаг. — Полагаю, наматывает круги по кварталу. Мы потеряли ее, — сказал он. — Ладно, — сказала она и снова поцеловала его. Кот Нуар, со всем своим мастерством балансировать, весь такой сильный, был так потрясен, что чуть не оступился и не полетел вниз. Она схватила его за ремень и рывком вернула в прежнее положение. Оправившись от шока, он ответил ей поцелуем. Она сунула руки ему за ремень и держала его, прижимая к себе. Он обхватил ладонями ее лицо, и она позволила себе забыть о реальности. Кот был таким большим, а ниша такой маленькой, что он заслонил собой весь мир. Где-то со стороны улицы раздался вопль. — Пора идти, — сказал он ей в губы. — Черт, — сказала она, метнув йо-йо, и махнула прочь от тепла его тела туда, откуда угрожала опасность. Сражение не отличалось ничем ото всех предыдущих, за исключением того, как он искал ее взгляда.***
Другой возможности поцеловать его во время того сражения или следующего ей не выпало. Она сумела урвать пару мгновений наедине с ним после битвы, во время которой пришлось скакать по мостам, перекинутым тут и там через Сену, но они даже близко не продолжались так долго, как ей бы хотелось. Ей было этого мало. Мимолетные поцелуи и флирт. Слишком мало.***
А потом была атака акумы прямо посреди вторника, что запорола ей целый ряд встреч, запланированных на этот день. Единственным утешением было то, что атака случилась недалеко от работы, позволяя ей придумать правдоподобное объяснение своему опозданию. Кот прибыл на место раньше нее и одарил ее улыбкой, что была чем-то средним между той, что пронзила ей сердце после их первого поцелуя, и той его прежней, заигрывающей. Она лишь вскинула брови. Как только с акумой было покончено, он оттащил ее прочь от толпы и поднял на крышу. Его рук на ее талии оказалось достаточно, чтобы заставить ее желудок попытаться добраться до горла, однако она, должно быть, бросила на него не слишком приветливый взгляд, потому что он тут же их опустил. Она не это имела в виду. А может и это. С каких это пор он стал так чертовски умело приводить ее в замешательство? Она улыбнулась, но не прикоснулась к нему, он тоже не стал давать рукам волю. — Ты пищишь, — сказала она, указывая на кольцо. — Ты тоже, — сказал он. — Значит, пора по домам, — сказала она, но не повернулась, чтобы уйти. — Мы могли бы пойти ко мне. — Плохая идея. — Почему? — Потому что, знаешь, я замужем и у меня четверо детей. — Ледибаг? — Да? — Ты замужем? — спросил он с ухмылкой, прочно укрепившейся на своем месте. Она хотела сказать «да», просто чтобы проверить, какой будет его реакция, но ложь казалась неправильной, даже в качестве шутки. Она не была замужем. Она даже ни с кем не встречалась с тех пор, как закончила университет и переехала ради этой работы в Париж. Возможно, поэтому она продолжала целовать этого мальчишку-кота. И уже многие месяцы. Так долго, что даже начала вспоминать своего бывшего парня, а это был опасный знак. Супергеройство занимало время, которое можно было потратить на завязывание новых знакомств. Однако голосок в ее голове нашептывал ей, что это была не единственная причина, почему она так хотела целовать Нуара. — Нет, — сказала она. — А ты? — Нет. Трагически одинок, а ведь я такой красивый, — сказал он. На ее сережках осталось всего одно пятнышко. Ей нужно было решить, остается она флиртовать с этим таинственным мужчиной, не имея на лице маски, или уходит. Она колебалась. Снова схватив его за бубенчик, она притянула его к себе и поцеловала. Напористо и быстро. И почувствовала, как изменился язык его тела. Он таял, льнув к ней, и она задержалась на его губах чуть дольше, чем следовало, прежде чем бросилась бежать снова. Она едва успела добраться до улицы, как трансформация развеялась.***
В другой раз пищала она, а он нет. Они стояли посреди улицы, окруженные ошеломленными, растерянными людьми, но не смотрели ни на кого в толпе. С таким же успехом там никого могло и не быть, кроме него. Она видела только его. Он слегка выгнул бровь. Вызов. Будь в этом взгляде что-то иное: заявление или мольба, или даже требование, она бы ушла, но в этих глазах не было ничего подобного. В этом взгляде был вызов. От вызова она не могла уйти. — Иди за мной, — сказала она тем самым тоном, каким обратилась бы к нему во время сражения. Он улыбнулся. Но улыбнулся не так, будто шел за ней в бой. Он улыбнулся ей так, словно следовал за ней в спальню. Это было в воскресенье, и было поздно. Идея была сумасшедшей, но она все равно это сделала. Ей нужно было отвести его куда-нибудь, где их бы никто не обнаружил. На ее сережках остались последних два пятнышка, когда они добрались, и она открыла окно. Он стоял у нее за спиной — рука на ее бедре, подбородок у нее на плече — и оглядывал помещение. Он дышал ей в шею, и она трепетала, виной чему было что угодно, но только не холод. — Что это? — спросил он. — Склад тканей, — сказала она. — Какая-то особая причина? — спросил он. — Паршивая охрана и никого вокруг в это время суток, — сказала она. Она толкнула его на диван в офисе, где проходило собрание, на котором она присутствовала не позднее, чем два дня назад. Плохая идея. Это была очень плохая идея. Он посмотрел на нее снизу вверх, улыбаясь, слегка наклонив голову, чтобы увидеть сережки. Осталось последнее пятнышко. Она ткнула его кончиком пальца в нос и строго взглянула. Он сложил руки на коленях, сел, выпрямив спину, и улыбнулся ей покорной улыбкой. Он был выше шести футов ростом и все равно умудрялся походить на мальчишку. Она с чем-то возилась, пока не нашла, что искала. Обратная трансформация застала ее за этим занятием, но в тот момент она находилась за ним, а он оставался сидеть там, где она его посадила. Она подошла к нему сзади и обвязала ему глаза полоской какой-то материи. Он подпрыгнул, но не обернулся. Ткань была тяжелая. Он оставался сидеть не шелохнувшись, пока она завязывала повязку у него на затылке. — Эксцентрично, — сказал он. — Между прочим, это ты у нас обтянут кожей, — сказала она. — В связи с чем возникает вопрос: а что на тебе подо всем этим красным? — Я шла за продуктами, когда люди начали превращаться в ярко выкрашенных зомби. Так что на мне джинсы и футболка с Джаггетом Стоуном, — сказала она. Она обошла диван и встала перед ним, на что он улыбнулся. В этот раз другого рода улыбкой. Любопытной и счастливой, будто одобрял ее выбор одежды. У этого человека имелась улыбка на все случаи жизни. Она протянула руку и очертила эту улыбку пальцем. Она видела, как он вздрогнул. Он поцеловал ее палец, и она вздрогнула тоже. Он не мог этого видеть, но, все же отдернув руку, она покраснела от интенсивности своей реакции. — Я сейчас заберусь к тебе на колени и поцелую, — сказала она. — Кажется, это начинает входить у тебя в привычку, — сказал он. — Ты недоволен? — спросила она. — Ни капельки, — сказал он. Он потянулся к ней, протянул руки и слегка подвинулся вперед. Она оставалась там, где была, позволяя его рукам найти ее бедра, прежде чем отступила назад, куда он уже не мог дотянуться. Он предпринял попытку нащупать ее и остановился, словно не хотел выглядеть глупо. Он слегка покраснел. Из-за повязки и маски трудно было сказать наверняка, но на щеках все же проглядывался румянец. — Вернись, — сказал он. Румянец стал тем, что подкупило ее. Она сделала шаг, возвращаясь на прежнее место, и ему удалось ухватить ее. Его руки оказались у нее на ногах чуть выше колен; затем, скользя выше и обхватывая бедра, он притянул ее к себе. Он опять улыбался. Ей стоило начать фотографировать, если она хотела разобраться в значении каждой его улыбки. Она посмотрела на него сверху вниз. Подергивающиеся кошачьи уши. Белокурый. Весь в черном. Повязка — всплеск красного. Она раздвинула его колени, становясь перед ним. Она хотела быть ближе, хотела вжаться в него. Он держал ее за бедра, и она оставалась стоять, игнорируя то, как громко желание звенело в ее ушах. Он подался вперед, уткнулся лицом ей в живот, и долго, сомкнув вокруг нее руки, не выпускал ее из объятий. Она ожидала того ощущения, когда желание постепенно пронизывает тебя изнутри, и она испытывала его. Она не собиралась давать этому название. Она отказывалась давать название тому взгляду, которым он смотрел на нее, улыбаясь, после их первого поцелуя. Она не собиралась давать название тому чувству, которое сопровождало то, как он ее сейчас обнимал. Она потрепала его по волосам и улыбнулась ему. Он долго держал ее так. Она провела рукой вниз по его затылку, скользнула под воротник костюма и начала поглаживать шею. Он прильнул к ней, сильнее наклонив голову, предоставляя ей больше пространства. — Я думала, ты поцелуешь меня, — сказала она. Он отпрянул, разрывая объятие, и скользнул рукой вверх по ее спине. Она резко вдохнула, когда, подцепив футболку, он задрал ее выше. Два противоречивых голоса зашептались в ее голове. Она не знала, который из них одержит победу, до тех пор, пока не решилась: она вытянула футболку из его рук и сняла ее. Голос, нашептывающий предостережения, умолк. Она положила одежду на стол и обнаружила на лице Кота недоверчивую улыбку, прежде чем он поцеловал ее в живот. Держаться на ногах стало вдруг удивительно трудно. Он взял на себя тяжесть ее собственного веса, даже, казалось, не заметив этого. Он просто крепче сжал ее бедра и стал целовать ее, начиная от пояса джинсов и двигаясь вверх по животу до кромки бюстгальтера и вдоль него, пока она не рухнула ему на колени. Он не снял с нее бюстгальтер, даже не пытался, но покрыл поцелуями всю кожу груди: везде, где мог достать, — пока наконец не добрался до шеи. Он всасывал, целовал и задерживался зубами у пульсирующей жилки, прокладывая путь к ее губам. Она невольно улыбнулась, когда наконец пришла в себя и, обхватив ладонями его лицо, как следует поцеловала его. Он расплылся в улыбке прямо под ее губами, и она прильнула к нему еще ближе. Он обхватил ее за талию, плотно прижимая ее тело к своему. Ей пришлось шире развести колени, чтобы сделать это возможным. От ощущения его костюма на своем обнаженном животе ее и без того разгоряченная кожа покрылась мурашками. Он стянул резинку с ее волос и, распуская их, пропустил сквозь них пальцы. Она выгнулась ему навстречу, все ее тело извивалось, жаждая еще больше прикосновений, и он застонал. Застонал прямо ей в рот, прижимая ее еще ближе. Она вдруг осознала, насколько далеко они зашли. — Кот, — сказала она. Она отпрянула, сместившись к нему на колени, и посмотрела ему в лицо. Ее пальцы прошлись вдоль линии его скул и края маски, слегка поиграли с повязкой, что покрывала глаза, и снова вернулись к губам. Она нервничала. Ее тело и сердце обгоняли разум, и ей нужно было успокоиться. — Мы прекращаем? — спросил он. — Ты хочешь? — спросила она. — Нет, — сказал он. — Никогда. Я готов заниматься этим весь день. Ее большой палец лежал у него на губе, его руки — на ее бедрах. «Весь день» звучало заманчиво. — Мы напарники, — сказала она. — Я знаю, — сказал он. — Мы не вот это вот. — Мы могли бы быть. Ее живот скручивало слишком сильно. Не от желания. Или, не от одного лишь желания. Что-то похожее на страх присутствовало там тоже. Она не знала имени этого человека. Она не знала о нем ничего. Того голоса в ее голове, который шептал ей в ответ, что она доверяла ему больше, чем кому-либо на этом свете, было недостаточно, чтобы успокоить ее нервы. Она отодвинулась еще дальше назад, увеличивая расстояние между ними настолько, насколько это было возможно без необходимости встать или убрать с ее тела его руки. — Хэй, Жук, — его голос был мягким, успокаивающим. Он погладил ее обнаженную кожу в том месте, где рука оставалась лежать у нее на бедре. Она замерла на мгновение, не в состоянии ни двигаться, ни думать. — Мне надо идти, — сказала она, но не сдвинулась с места. — Нет. Останься. Мы не обязаны делать вот это вот. Мы можем делать все, что ты хочешь. Говорить, драться на кулаках, ты можешь связать меня всего — что угодно, — сказал он. Она рассмеялась, и он ответил ей тем же. Она, изумившись, хохотала заливисто. Его смех был негромким, мягким и добрым. Она совсем не знала этого человека. Можно ли было принимать в расчет хоть что-то, когда на пути вставала маска? Он улыбался застенчиво. Был ли он застенчив? А может, он был саркастичным ублюдком? Неужели он действительно сделал бы все, о чем бы она его ни просила, или это была лишь своего рода игра? Она оставалась сидеть у него на коленях и изучала его. Он не мог ее видеть. Она могла сделать точный анализ каждого выражения его лица, а он даже не видел, где она находилась. Он подался вперед в немой просьбе. Она поцеловала его, мягко и нежно. — О, — сказал он и тут же ответил ей поцелуем, не менее нежным. По ее телу вновь заструилось тепло, но она старалась этого не замечать. Она пыталась игнорировать то, что на ней отсутствовала футболка; что она чувствовала, как под кожей его костюма он становился тверже с каждым сделанным ими движением. Она пыталась игнорировать это все. До тех пор, пока больше уже не могла. Она отстранилась. Путаясь в непослушных ногах, она встала. На мгновение его руки задержались на прежнем месте, словно все еще обнимали ее. Опустив их, он схватился за подушку, на которой сидел, и с силой сдавил ее. Лицо его пылало. Он не мог ее видеть, в этом она не сомневалась, и тем не менее он смотрел на нее. — Мне действительно надо идти, — сказала она. — Нам стоит возобновить патрули, — сказал он хриплым голосом. — Патруль не означает вот это, — сказала она. — Тогда не патруль. Тогда нам следует встретиться ради того, чем бы вот это вот ни было. — Вот это вот ничего не значит, — сказала она. — Нет, значит, — сказал он. Все ее существо и тот голос в ее голове негодовали от необходимости быть разлученным с ним. Она схватила футболку, натянула ее на себя и остановилась, не в силах оторвать взгляд от него. Его губы горели от поцелуев, на лице застыла полуухмылка, словно он и сам забыл, что улыбался. Глупая улыбка. Он подался вперед и уперся локтями в колени так, что руки свесились между ними. Она могла бы толчком раздвинуть эти колени, и он бы откинулся назад и улыбался бы всему, что бы она ни вытворяла. Его глаза все еще закрывала повязка, но это ничуть не смущало его. — В девять, — сказала она. — Завтра вечером? — спросил он. — Да, — сказала она. Она отступила, кладя руку на дверь. Готовая снова бежать. — На крыше над пекарней? — предложил он. — Там ведь кто-то живет, и это не я и не ты, — сказала она. — И по всему видно, что они никогда не поднимаются туда, — сказал он. — Хорошо, — сказала она. — Я могу получить еще один поцелуй на прощанье? — спросил он. — Придется подождать, — сказала она. Потому что если бы она вернулась, если бы снова поцеловала его, то в этот раз уже не смогла бы остановиться. Он преувеличенно надул губы, заставляя ее рассмеяться, прежде чем она вихрем вылетела из офиса в пустой коридор. С бешено колотящимся сердцем она пустилась бежать. Снова.***
В этот раз они оба были в костюмах, и никакая опасность, способная им помешать, не угрожала. Он был на крыше раньше нее. Ей представилось, как он ждет и волнуется. Он весь светился улыбкой, когда она опустилась с ним рядом. Небольшая терраса на крыше являла собой заброшенный сад. Здесь могло бы быть очень уютно и мило, но сад пустовал, давно не зная ухода. Она забралась на перила и сверкнула ему лукавой улыбкой. — Теперь-то я могу получить свой поцелуй? — спросил он. — Ты — это три человека, живущих в одном, — сказала она, игнорируя просьбу. — Что это значит? — спросил он. Излучая самоуверенность, развязной походкой он направился к ней. Сидя на перилах, она была выше его. Она так или иначе была не на много его ниже, но он все равно старался использовать свой рост в своих интересах. Это производило на нее должный эффект, хоть она и не хотела в этом признаться. Горяч. Он был очень горяч. Она старалась избегать этого слова, но когда он двигался так, отвергать это было уже невозможно. Широкие плечи, взъерошенные волосы, линия подбородка, за которую любая супермодель была готова убить, поджарая фигура, которую только подчеркивал плотно обтягивающий костюм. — Есть вот этот ты, — сказала она, небрежно взмахивая рукой. Он глянул вниз на себя и снова посмотрел на нее, с вопросом в глазах и самодовольной улыбочкой, твердо укрепившейся на своем месте. Она ухмыльнулась и продолжала. — Он слишком самоуверенный. Развязность, самонадеянность и эти подкаты. Они все ужасны. Если хочешь знать, каждый отдельный из них просто ужасен. — И тем не менее вот она ты, здесь, со мной, — сказал он. — Видишь? — сказала она. — Вот как раз об этом я и говорю. — Хорошо. Расскажи о других двух меня, — сказал он. — Есть застенчивый ты. Тот, который дивится, когда его заигрывания имеют эффект. Тот, который вернется, чтобы удостовериться, что тот ребенок — которого я никогда и не видела — благополучно добрался до своей мамы. Он милый, но далеко не такой уверенный, каким ему хотелось бы быть. Он прячется за развязностью, но иногда я вижу его, — сказала она. Теперь он стоял прямо перед ней, с поднятым к ней лицом и блеском в глазах. Его взгляд говорил о том, что она попала в самую точку. Ей хотелось потянуться к нему. Застенчивый Кот Нуар вызывал в ней желание заключить его в объятия и шептать ему слова поддержки. Она не была готова сделать это. Это слишком пугало ее. Это было то чувство, которому она не могла дать название. Она не была готова к неизвестному чувству, пусть оно и было тем, что не давало ей спать по ночам, переполняя голову потоком бурлящих мыслей и воспоминаний о его щеке, прильнувшей к ее животу, или его губах на ее лбу. — Он нервничает и на самом деле не так уж искушен опытом, каким пытается казаться, — продолжала давить она скорее для того, чтобы отдалить себя от потребности притянуть его к себе, чем ранить его. Он не казался обиженным. Он наградил ее кривой, дерзкой ухмылочкой, и она наклонилась, чтобы поцеловать его в нос. — И есть еще тот ты, который мне не знаком, — сказала она. — Он бы тебе понравился, — сказал он. — Не знаю. На какого тебя он больше похож? — спросила она. Он в самом деле стал размышлять. Личина крутого парня распалась, и он серьезно над этим задумался. Его руки опустились на перила по обе стороны от нее, но сам он держался ровно, чтобы не ущемлять ее личного пространства. — Застенчивый Кот Нуар больше похож на настоящего меня. Во всяком случае, большую часть времени, — произнес он наконец. Он сказал это так, словно это было признанием; словно это было тем, отчего ему было немного неловко. Она улыбнулась, попыталась представить его без маски и не смогла. — Правда? — спросила она. — Правда, — сказал он. — Хорошо. Он мне нравится больше, — сказала она. — А что насчет обычной тебя? — спросил он. — Она та, кто берет любую ситуацию под контроль и всегда делает то, что нужно, или та, кто заикается, паникует и убегает? — Да, — сказала она не раздумывая. Он рассмеялся. Разразился безудержным хохотом. Он подался вперед и ему пришлось опереться. Он смеялся так, что люди в ближайших домах должны были слышать его. Он весь светился, когда успокоился настолько, что мог поднять на нее глаза. Смех был ему очень к лицу. Она наклонилась и поцеловала его. Его руки сжали перила по обе стороны от нее, и она развела колени, предоставляя ему пространство между ними. Она обхватила ладонями его лицо и поцеловала его, пылко, настойчиво. Поцеловала его так, словно хотела попробовать на вкус этот смех, и если только целовать достаточно настойчиво и глубоко, то обязательно получится до него добраться. Он снова таял. Растворялся в ней. Вся бравада исчезла, оставляя ее наедине с парнем, всецело поглощенным желанием. С парнем милым и добрым. Она держала его, вся обвилась вокруг него, словно таким образом могла его защитить. Она не дала названия чувству. Даже сейчас, она все еще не могла назвать это чувство, что пронизывало ее насквозь с каждым ударом ее сердца. С каждым ударом его сердца. Еще никогда не воспринимала она так остро биение чужого сердца. Он отпустил ее губы, чтобы потереться носом о ее шею и положить голову ей на плечо. Она приняла приглашение потрепать его волосы, поцеловать его в лоб и не отпускать его. Она не шептала слова поддержки, но старалась вложить ее в каждое прикосновение. Он вздыхал, льнул к ней и прижимал ее к себе. — Ты такой котенок. Без костюма ты такой же мягкий и ласковый? — спросила она. — Это все ты, а не костюм, — сказал он. — Ты хочешь сказать, что ты не такой ласковый ни с кем другим? — спросила она. — История моих отношений чудовищна, — сказал он. — Любопытно, — сказала она. — Я был на домашнем обучении и практически не имел друзей. И когда мой единственный друг предложила встречаться, я согласился, потому что не имел ни малейшего представления, на что подписывался. Пять лет спустя я был сыт по горло и ушел от нее. Я ни с кем больше никогда не встречался. Я никогда никого не целовал, кроме тебя, — сказал он. — А ее? — спросила она. — Она целовала меня. Меня целовали. Но это, — он провел большим пальцем по ее нижней губе, — это совсем другое. Я никогда не желал этого так сильно, как тогда, когда ты впервые поцеловала меня. Я никогда не понимал всего этого — всех этих вещей в песнях о любви и любовных романах — я ничего этого не понимал, пока не встретил тебя. — Ты такой романтик, — с насмешкой сказала она. Она насмехалась, потому что иначе ей пришлось бы услышать все эти слова. Она не была уверена в том, что услышав все это от него, не бросится убегать снова. Эта насмешка была ей броней. — Да, знаю, — сказал он. — Иди сюда, — сказала она. Она повернула к себе его лицо и снова накрыла его губы своими. Она не собиралась выражать чувства словами, но могла вложить их в этот поцелуй. Это она могла сделать. В этот раз поцелуй был неторопливым и мягким. Не похожим на предыдущий. Он оставался нежен, но продвинулся в пространство между ее ногами, и она обхватила ими его за талию. Она хотела увести его куда-нибудь в уединенное место. Она хотела его всего себе. Она хотела столь многого из того, что по-прежнему не была готова облечь в слова. Когда он подхватил ее, она прижалась, обвиваясь вокруг него чуть крепче, и поцеловала немного сильнее. Он с легкостью удерживал ее. Она слегка откинулась, садясь ровнее, без усилий балансируя у него на руках, словно ребенок. Она глянула на него сверху вниз, он подмигнул ей в ответ с ленивой улыбкой на горящих от поцелуев губах. Нет. Далеко не как маленький ребенок она запустила свои пальцы ему в волосы, нашла его настоящие уши, провела пальцами вверх, пока не коснулась кошачьих. Перчатки костюма не позволяли ей по-настоящему ощутить, насколько мягкими были его волосы, но она помнила. — Что ты делаешь? — спросил он. — Изучаю, — сказала она, и он вспыхнул, совсем чуть-чуть. — Мне нравится, когда ты краснеешь для меня, Котенок, — сказала она, наклоняясь и целуя его в кончик носа. — А с тобой это нечасто случается, — сказал он. — Ты можешь заставить меня покраснеть. Я уверена в этом. Тебе просто нужно немножко проявить изобретательность, — сказала она. Он внимательно посмотрел на нее. Ее сердце учащенно забилось от одного лишь выражения его глаз. Она вляпалась по уши. Она не успевала угнаться за своим языком. Однако слова уже успели сорваться, и забирать сказанное назад она не собиралась. Кот отнес ее к тому месту, откуда все началось, и посадил ее на край перил. Она сделала глубокий вдох и подняла на него глаза. Одной рукой он обхватил ее талию, другой — провел вниз по щеке. Ей пришлось напомнить себе сделать еще один вдох. Не отрывая взгляда от ее глаз, он очертил одним пальцем изгиб ее шеи. Она откинула назад голову — не преднамеренно, но так получилось. Трепещущими веками она прикрыла глаза, как только его взгляд отпустил их. Достигнув кромки костюма, он ладонью провел по ее плечу и неторопливо спустился вниз по руке. Простое прикосновение к руке не должно было вызвать в ней такое волнение. Она сдавила перила так сильно, что была вероятность того, что на них останутся оттиски ее пальцев. Его ладонь скользнула ниже, накрыла ее пальцы и снова направилась вверх. Она не шевелилась, напоминая себе, что надо дышать. Достигнув ее ключицы, он остановился. — Для этого не понадобилось слишком большой изобретательности, — сказал он. Она пыталась принять обиженный вид, пыталась отыскать путь назад, но он склонил голову так, как сделал это в тот самый раз, когда она впервые поцеловала его, и она оставила все попытки к сопротивлению. Желание быть с ним поглотило ее. Она подалась вперёд и преодолела то ненавистное пространство между ними. Позже, они свернулись в обнимку на ветхом шезлонге, оставленном там кем-то давным-давно. Он продолжал поглаживать ее руку. Она сидела у него на коленях, склонив голову ему на плечо и вплотную прижав свой лоб к его шее. Костюмы едва оставляли хоть сколько-нибудь открытой кожи, не позволяя толком к ней прикоснуться. Они не были предназначены для этой цели. Они были созданы для борьбы. Быть может, именно эта мысль подтолкнула ее к тому, что она сказала затем. — Ты знаешь, где находится небольшое кафе у реки? «Ле Пьеро»? — спросила она. — Да? — сказал он. — Я думаю, тебе стоит пойти туда в пятницу на «слепое» свидание, — сказала она. — Ты можешь устроить там столик? — спросил он. — Да. Придется попросить кое-кого об одолжении, но, да, могу, — сказала она. — Хорошо, — сказал он. — В котором часу моя встреча? — В пять, — сказала она. — Рано, — сказал он. — Чудеса сложнее творить вне костюма. Как насчет в четверг, в семь? — сказала она. — Чем раньше, тем лучше, — сказал он. — Значит, в среду, — сказала она, прежде чем потянуть его вниз для поцелуя.***
Пока он был там, это казалось хорошей идеей. Это казалось закономерным исходом. Она должна была это сделать. Она должна была снять его с крыш и вытащить из этого костюма, и впустить в свою жизнь. Это казалось хорошей идеей. Теперь же она собиралась на слепое свидание с мужчиной, который не был чужим, но имя которого она так и не знала. Что одевают на свидание с супергероем, которому нравится обниматься? Где об этом статья в Cosmo? Она в смятении прожигала взглядом свой шкаф. Она знала его. Знала, что он одобряет футболку с Джаггетом Стоуном. Знала, что ему нравится, когда у нее распущены волосы. И в то же время она совсем не знала его. Одно платье она сочла слишком вызывающим, другое — чересчур консервативным. Она примерила леггинсы и перепробовала все туфли, какие имела, и закончила тем, что отбросила все на кровать. — Как тебя угораздило согласиться на слепое свидание? — спросила Алья с порога ее комнаты, глядя на взрыв из одежды. — Не знаю. Временное помешательство? — предположила она, отбрасывая кардиган на груду нарядов, сваленных на кровати. — Ты красавица. Ему крышу снесет, кем бы он ни был, — сказала Алья, подмигнув. Это не особо помогло Маринетт, но Алья, отставив чашку с чаем, пробралась к этому морю одежды и принялась вносить предложения до тех пор, пока Маринетт не была одета в то, что не бросало ее в панику. Красные джинсы и белая блузка с кружевной панелью на спине являлись, клялась Алья, идеальным сочетанием сексуальности и утонченности. Маринетт больше не была в состоянии судить о том, что было модным и стильным. Это было тем, чем она занималась изо дня в день, и тем не менее мозг ее отключился. Она все еще была ужасно взволнована, когда добралась до кафе. Она пришла туда первой. Заняв место за столиком, который она заказала на имя «Нуар», она попросила принести ей вина и сосредоточилась на дыхании. Это была ее идея. Теперь она не могла убежать. И все же, она была всего лишь ассистентом в доме моды. Она была никем. Что, если он ожидал от нее чего-то большего? — Жук? — произнес он вполголоса, словно это был секрет. И это был секрет. Она не сразу подняла глаза. Она позволила своему взгляду медленно скользнуть по нему снизу вверх. На нем были черные брюки и блейзер поверх белой рубашки. Скромно. Безупречно. Просто, но со вкусом. Наконец она посмотрела ему в лицо, и незнакомец улыбнулся ей нуаровской застенчивой, счастливой улыбкой, и она улыбнулась в ответ. Это уже был как будто рефлекс. Она знала его. Как она могла сомневаться? Конечно, она знала его. Он сел, заказал себе то, что пила она, и взял у официанта меню. Он проделал все это, ни на секунду не отрывая глаз от нее. У него были светлые волосы, глаза — почти такие же ярко-зеленые, как и когда он в костюме. Точеная линия подбородка, пальцы пианиста, идеальные зубы. Что-то в том, как был пошит его костюм, говорило: «Деньги», — но он не кичился этим. Ни дорогих часов, ни украшений, только кольцо. Кольцо Кота Нуара. На нем не было галстука. Он совсем не походил на то, что она ожидала; но то, как он улыбался, было в точности тем, как улыбался ей ее Котенок. — Привет, — сказала она. — Привет, — сказал он. Она протянула ему руку, словно это было интервью при приеме на работу. Он взял ее и прикоснулся губами к ее пальцам. Потому что это никоим образом не было интервью. То чувство, которое она отказывалась называть, стало сворачиваться у нее в груди и обернулось вокруг ее сердца. Она оставила свою руку в его. Теплых, мягких руках. Он никогда раньше не касался ее своими руками. Вся та уверенность, которую давал ей костюм, все ее подтрунивания и заигрывания, запнувшись, рассеялись, когда она была самой собой и он смотрел на нее так, и то чувство продолжало сворачиваться и разрастаться в ее груди. — Я Маринетт, — сказала она. — Адриан, — сказал он. — Приятно познакомиться с тобой наконец, — сказала она. Он улыбнулся ей плутовской улыбкой и склонил голову набок. Она рассмеялась и наклонилась над столиком, чтобы поцеловать его. Она наконец дала этому чувству название. Любовь. Вот, что это было. Вот, что это было всегда. Она любила его. Она любила его уже очень давно.