Откровение

Аркадий редко видел своего друга таким. Спокойное, почти изнеженное выражение лица, нет привычной хмурости и холодного взгляда, лишь умиротворение читается в чертах Базарова. Кирсанов младший набирает в лёгкие больше воздуха, наслаждаясь окружающей обстановкой. Глядя на яркий закат, в его голове уже складывались различные метафоры, переходящие в размышления о вечном. Пустые разговоры и романтизм, как осудил бы его сейчас Евгений, но он вряд ли обладает такими способностями, как чтение чужих мыслей. Сейчас Базаров лишь устремил взгляд куда-то вдаль, явно размышляя о чём-то важном и научном. Или?.. — Аркадий, друг мой, не заполоняют ли твою голову сейчас романтические думы, случаем? — раздался звонкий и четкий голос Евгения, казалось, почти над самым ухом Аркадия, учитывая то, что из шума в округе был один только шелест листьев от легкого ветра. Кирсанов моргнул, тем самым доказывая, будто очнулся от подобия некого транса, а точнее, обыкновенной задумчивости. Молодой человек и не заметил, как Евгений давно устремил взгляд на своего ученика, анализируя. Он точно знает все о Базарове? Рядом с этим человеком не то, что сказать лишнее не осмеливаешься, так теперь и думать в его присутствии боязно, право слово. — Евгений, да что ты говоришь такое… — Аркадий, правда старался говорить увереннее, но прекрасно понимал, что оспорить слова Базарова не сможет никогда. — То и говорю, — лицо мужчины принимает обыкновенный вид, такой же сосредоточенный и даже осуждающий. Будто и не было секундами ранее этого спокойствия. — Какой из тебя нигилист, если ты впустую откровенно любуешься природой, при этом явно думая о чём-то романтичном? — Вовсе неправда! С чего такие суждения обо мне, Евгений?! Не любовался я природой, — тон стал тише, совсем робкий, будто старался утаить что-то. — А чем же? — Базаров без всяких церемоний смотрел прямо в глаза собеседнику, пытаясь вывести на чистую воду. Уж больно распустились эти дети аристократишек. Гляди, ещё за Пушкина возьмётся, а по вечерам на скрипке начнёт играть. Самому Аркадию было не ясно, возмутился ли он от вопроса Евгения или просто испытал чувство вины и смущения. Но от чего? Базаров заваливает настойчивыми вопросами, но сам юноша едва ли может найти ответы на собственные. Не может же он признаться, что любовался вовсе не переливами красок вечернего неба. — Аркадий, не уж то, ты скрываешь от меня что-то? — глаза Евгения глядели на Кирсанова с прищуром, даже с отблеском хитрости. Молодой человек не замечал подобное ранее в своём друге. Отголоски игривости? У Базарова? Выдумка какая. — Совершенно нет, Евгений, довольно! — Аркадий, казалось, выпал из разговора, заметив, что уже давно стемнело и даже повеяло прохладой. Он уже собирался подняться и удалиться из беседки, но был тотчас пойман за запястье чужой ладонью. Непривычное касание грубой, шероховатой кожи лекаря, будто током пробило Кирсанова. Он и с места не посмел сдвинуться, так и стоя, подобно какой статуи, лишь изредка моргая и направляя непонимающий взгляд на Базарова. — Присядь, мой друг, — промолвил Евгений и, не увидев особой деятельности после его слов, сам потянул Аркадия прямиком на место, но не расцепляя хватки на аккуратной, совсем по-девичьи тонкой руке. Аркадий старается дышать спокойно, размеренно, не слишком шумно, чтобы не выдавать своего волнения. Ситуация для него совсем непривычная, волнительная. Евгений осматривает Кирсанова ещё несколько секунд, прежде чем начнёт говорить уже не с таким напором, напротив, пытаясь расположить к себе. — Не предполагал, что захочу поднять этот вопрос, но мне нужно обсудить с тобой одну вещь, — рука всё-таки покидает ладонь Аркадия, а кожа юноши вмиг ощущает, какой холодный ветер сегодняшним вечером. Тепла чужих пальцев стало моментально не хватать. — Евгений, неужели это что-то настолько вышедшее из ряда вон? — Кирсанов честно пытается вникнуть в слова друга и его переживания. — Эта тема не имеет научного характера, так что, да, — тонкие губы тронула саркастическая ухмылка, но Аркадий пытается не думать о том, что это зачаровывает. Нет, красивое слово. Вводит в ступор? Да, так будет корректнее сказать. Нигилист он всё-таки или кто? — Ты, должно быть, знаешь, что чувства — это не одна из моих сильных сторон, — Евгений вздыхает и отворачивает голову в противоположную сторону. — Да что там, я в этом плох, как ни в чем другом. Аркадию кажется, что ему слышится это. Его друг собирается… откровенничать? Говорить о чувствах? Своих собственных? Если дыхание молодой человек пытается контролировать (если так можно назвать то, что Кирсанов почти не дышит, чувствуя огонь и давление в своей груди из-за волнения), то бешеное сердцебиение, кажется, слышит и сам Базаров. — Тогда, в доме Одинцовой… — честное слово, у Аркадия вздрогнули ладони. — Я ощутил незнакомые мне до этого чувства, — Базаров прикусывает обветренную губу, вновь повернув голову и показывая Аркадию теперь свой профиль. Чуть длинные волосы плавно дуновением ветра, и все норовили попасть в рот или глаза мужчины. Евгений лишь раздраженно заправлял их за ухо, сосредоточившись на мыслях и воспоминаниях. А юноша не мог оторвать взгляда. Лишь под предлогом, что он сверлит своего друга взглядом, только от того, что ждёт дальнейших слов Базарова. — Я боялся предположить самое страшное, — слова даются Евгениею тяжело, как бы он не старался скрывать это. Задумчивый взгляд и долгие паузы говорят сами за себя. — Но любовь не для меня, понимаешь, Аркадий? — Базаров в одну секунду взглянул на юношу, сверкнув зелёными глазами, проникая в самую душу. От такого взора сердце удар пропускает. — Почему ты так считаешь, Евгений? — Аркадий, все же, держится стойко, не показывая своего очевидного волнения. Но черт, это не тот вопрос, что нужно было задать человеку, который при первой же встрече ясно раскрыл и пояснил свои взгляды на такое явление, как «любовь». — А ты считаешь иначе? Считаешь, что я умею любить? — Евгений пытается разобраться в себе, выпытывая ответы на интересующие вопросы у абсолютно непричастного к этой теме Кирсанова. Такое случалось довольно редко, ведь Базаров всегда имел собственное мнение на каждую вещь. — Это что, — Аркадий ставит локти на стол и опирает подбородок на ладони. — Допрос? — копирует он реплику Базарова в споре с дядей, ухмыляясь про себя. Евгений лишь неотрывно смотрит в глаза друга, пока в голове происходит настоящий хаос мыслей. Неужели этот невинный мальчишка становится дерзок с ним? Он подвигается ближе, своим коленом касаясь чужого и отмечая, как вздрогнул Аркадий. Базаров всегда был хищным, во всех значениях этого слова. — Дерзить смеете, Аркадий Николаевич? — тон Евгения стал ниже, совсем заговорщический, а глаза все такие же, с прищуром. — Я вовсе не… — Аркадий полностью растерялся от неожиданного напора. Базаров чуть небрежно опустил чужие руки и обхватил пальцами подбородок, чтобы юноша не смог отвести взгляда. — Душа моя, я не умею любить, — слова сорвались с уст Евгения так тихо, словно это не он сейчас говорит что-то ещё совсем непонимающему и невинному Аркадию, а листья шелестят над самым ухом. Но зеленые глаза смотрели изучающе, чуть ли не пожирая взглядом, которым пленил Базаров из-под своих тёмных бровей. Аркадий просто не выдерживает напряженной атмосферы рядом с этим человеком и позволяет себе потеряться, прикрыв глаза на секунду. А больше этой секунды Евгению ничего и не нужно. Он придвигается вперёд, накрывая мягкие и тёплые губы Кирсанова собственными губами. Аркадий распахивает глаза, прибывая в шоковом состоянии, но видит перед собой лишь спокойные и прикрытые веки друга, после этого решаясь сдаться и последовать его примеру. Молодой человек нервно выдыхает, на что Евгений проводит кончиком языка по нижней губе Аркадия. Множество нервных окончаний сейчас даёт о себе знать в молодом теле. Кирсанов начинает неуверенно отвечать на такой до невозможности мягкий поцелуй, как вдруг Базаров чувствует его инициативу и отстраняется, осматривая лицо друга. Блестящие губы, потерянный взгляд и сбитое дыхание говорят сами за себя. Евгений застал мальчишку врасплох. Вновь. Это похоже на нездоровую зависимость. — А хотелось бы, — срывается с уст лекаря, чьи губы плотно сжаты и даже отдают лёгкой болью из-за незначительных ранок на них. — Чего хотелось? — Кирсанов искренне недоумевает. — Уметь любить.