Принцесса и разбойник

"С ума сойти, – думает Сажерук, нервно пиная мыском сапога случайный придорожный камень. – Вот тебе и ребенок. Вот тебе и дочка Волшебного Языка". Рядом, прислонившись к стволу дерева, сидит Фарид, мрачный, как грозовая туча. Сажеруку его почти жаль: мальчишка ведь всерьез был очарован образом золотоволосой принцессы, и ей-Богу, лучше бы она выбрала его, чем... Огненный жонглер трясет головой так яростно, будто и впрямь надеется вышвырнуть из нее увиденную ненароком сцену, а в уши снова вкручивается хрипловатый, с мурчащими нотками голос, скорее насмешливый, чем угрожающий: "У тебя есть пять секунд, чтобы подобрать челюсть и свалить на другой конец света, если не хочешь обзавестись новыми шрамами – для симметрии". Сажерук не припоминает такого красноречия за Бастой прежде, но, как говорится, с кем поведешься... Лицо Мэгги, раскрасневшееся, выражающее смущение вперемешку с весельем, уже в который раз встает перед закрытыми глазами. Мужчина тихо чертыхается и зовет Фарида – им пора продолжать путь. *** По дому плывут восхитительные ароматы готовящегося грушевого пирога, просачиваются на улицу сквозь приоткрытые окна и дразняще щекочут ноздри, но сейчас их едва ли замечают. Коротко стриженая женщина в фартуке комкает в руках полотенце, напряженный и задумчивый взгляд устремлен в одну точку. Мо неслышно подходит сзади и кладет руки ей на плечи, заставляя вздрогнуть. – Не волнуйся, – он старается говорить успокаивающе, хотя внутри бушует та еще буря. – Не так все и плохо... Жена резко разворачивается и смотрит на него почти возмущенно. "То есть, по-твоему все в порядке?!" – явственно читается в ее глазах. Переплетчик лишь тяжело вздыхает: – Ты знаешь, что нет. Но ничего не поделаешь. Реза молчит и кусает губы, ощущая, как тревоги и сомнения последних дней вновь наваливаются на нее неотвратимой лавиной. Того, что отмочила их с Мо дочка, не ожидал никто. В принципе, предпосылки имелись: теперь Мортимер вспоминал, как между Мэгги и одним недоброй памяти поджигателем то и дело проскальзывало нечто странное, выражавшееся лишь в полувзглядах и полужестах, но это было – факт. Вот только одно дело – с ужасом и отвращением замечать, как верный пес Каприкорна глаз не сводит с твоего ребенка, а совсем другое – когда он бросается наперерез жуткой Тени, орет что-то невпопад, лишь бы отвлечь беспощадную сущность от маленькой хрупкой чтицы, позабыв обо всех страхах перед необъяснимым, перед собственным хозяином. Возможно, именно поэтому его не развеяло пеплом, как остальных бандитов? Иногда Мортимер почти жалел об этом, но старательно гнал подобные жестокие мысли. *** Каким образом Баста вновь оказался в доме Элинор, не понял, похоже, никто; сама хозяйка до сих пор ходила ошарашенная и поглядывала на бывшего врага с заметной опаской. А тот вполне спокойно отнесся к лихому повороту судьбы; впрочем, Мо не знал, что так мягко, но настойчиво втолковывала ему Мэгги в первые дни. Разумеется, переплетчик был решительно против такого "счастья" для своей дочери, и не только он, однако девушка быстро и категорично дала понять, что решения не изменит. Посему в доме синьоры Лоредан установился напряженный мир: все ожидали внезапной грозы, которая никак не приходила, и постепенно атмосфера стала расслабляться. Элинор иногда позволяла себе недовольные взгляды в сторону Басты с едкими комментариями по поводу уничтоженных книг – ей до сих пор было нелегко смириться с потерей. Тот огрызался и раздраженно бурчал что-то о пылесборниках и их безумных почитателях, но и только. Реза старалась держаться от бывшего разбойника подальше, будучи знакомой с ним еще с Чернильного мира, и он отвечал тем же, под одобрительным взглядом Мэгги. Что касается главы семьи... Мортимер Фолхарт клятвенно зарекся еще когда-либо читать вслух. Одно дело ненароком вытащить из мира букв шайку отъявленных злодеев, и другое – парня для своей дочери, причем из этой же шайки. Какие только доводы он не приводил против такого союза... Мэгги выслушала их все со спокойствием удава и заявила, что если отец видеть не желает ее избранника, тот уйдет. Вместе с ней. Мужчине оставалось только сдаться и сетовать Резе на упертую натуру их ребенка, удивляясь, в кого она такая – он будто забыл, как годы напролет искал нужную книгу. Дариус, если оказывался поблизости, искренне ему сочувствовал: сам он Басту до сих пор боялся как огня. *** Порою Мортимер слышал доносящуюся из-за закрытых дверей вдохновенную ругань Мэгги с Бастой. В такие моменты он тревожно замирал и чутко улавливал громкие звуки, готовый в любую секунду прийти дочери на помощь. Однако бранью все и ограничивалось, и, кажется, за все это время они ни разу не поссорились всерьез – даже выглядели удовлетворенными, прооравшись от души. Удивительное дело: девушка, прежде вздрагивавшая от одного упоминания имени поджигателя, теперь растеряла абсолютно весь страх перед ним. На вопрос недоумевающих по этому поводу родственников она попыталась объяснить, что поняла о Басте: вся его агрессия, вся безграничная ненависть и преданность, испытываемая с полной самоотдачей, проистекает из небывалой энергичности. "Будь он спортсменом – непременно выбился бы в чемпионы мира, – утверждала Мэгги. – Такой уж человек". Не сказать, чтобы ее полностью поняли, зато тему посчитали закрытой. Наверняка требовалось немало времени, чтобы старшее поколение примирилось с присутствием поджигателя в доме, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Сытая по горло безвылазным сиденьем в особняке парочка заскучала и сдернула погулять в соседний городок, а когда вернулась, потрясла всех Фолхартов до глубины души: неизменно ухмыляющуюся физиономию Басты украшали внушительных размеров фингал и несколько ссадин, а костяшки пальцев были сбиты в кровь; Мэгги же имела вид встрепанный и воинственный и украдкой поглаживала правую кисть. Как выяснилось после посыпавшихся градом вопросов, на девушку обратила внимание не вполне трезвая компания парней, и несколько вежливых отказов не были восприняты всерьез. Элинор подозрительно поинтересовалась, остались ли в живых незадачливые ухажеры, на что бывший разбойник гордо ответил: да, но им от этого не легче. Вообще они с юной Фолхарт выглядели крайне довольными, постоянно перемигивались и жестикулировали; Мэгги была весьма воодушевлена тем, что все-таки влезла в драку и едва не вывихнула запястье о чью-то челюсть. Именно в этот момент Мортимер окончательно смирился с тем, что старый враг станет частью их семьи. Руки, в которых оказалась его дочь, были хоть и заляпаны кровью, но надежны. Он всегда сравнивал Басту с бешеным псом – зато и преданность у него поистине собачья, за своих перегрызет любую глотку. Это странным образом успокаивало. *** – В городе, куда мы ездили, намечается фестиваль, – лежащая спиной на кровати Мэгги опустила книжку и запрокинула голову, ловя чужой взгляд. – Смотаемся? Там интересно будет. – Хочешь навестить наших старых знакомых? – хмыкнул поджигатель, подходя и опускаясь рядом. – Думаю, при виде нас они сбегут за тридевять земель! – самоуверенно заявила девушка. Баста задумчиво провел ладонью по ее животу и слегка пощекотал, вызвав хихиканье. – Печеные яблоки, – продолжала соблазнять златовласка. Она села поудобнее и обняла мужчину за плечи, – и, наверное, жареные колбаски. А еще салюты, представления... – Вот будет номер, если Огнеглот заявится! – внезапно развеселился Баста. – Решено: едем. Полюбуюсь его рожей, когда он меня увидит! – Неисправим, – фыркнув, Мэгги склонила голову ему на плечо, а через мгновение оказалась в крепких объятиях. Баста дышал ей в ухо, жарко и сильно, перебирал пальцами светлые пряди и складки кофты. Девушка замерла, млея от удовольствия. В такие моменты она наиболее остро чувствовала себя нужной и желанной, маленькой принцессой, тронь – и сломается, но умелые руки разбойника отныне не причиняли боль. *** Девчонка стояла как вкопанная, открыв рот и восторженно уставившись в небо. Фейерверки, на удивление красочные и сложные для такого захолустья, вспыхивали на бархатном индиго фантастическими цветами. "Дитя малое", – мысленно усмехнулся Баста; впрочем, даже его в какой-то степени очаровывало волшебное зрелище. Ни Огненный жонглер, ни давешняя побитая компания не показывались, поэтому он быстро заскучал, но Мэгги пребывала в такой эйфории, что ради этого можно было бы ездить на дурацкий фестиваль хоть каждый день. Долгие годы поджигатель гордился службой Каприкорну, считая его единственным достойным своей верности. Поэтому так упрямо отворачивался от маленькой ведьмы – хотя где там ведьма, так, соплячка, по воле случая обладающая проклятым даром. Ведь не может эта пигалица быть сильнее повелителя? Не может, да? И Баста зубоскалил, старался довести до слез, вымещал накопившееся раздражение, а девчонка только сверлила его взглядом штормовых серых глаз, заставляя разгораться непонятно откуда вылезшее чувство вины. Как же просто и как безумно сложно было переступить через себя и наконец признать очевидное: он мечтает не придушить Мэгги, а пойти за ней хоть на край света, обладая единолично, круша все препятствия на ее пути – пусть только позовет, и он не удержится, не сумеет и не захочет. Старикашка Фенолио, назвавший Каприкорна в лицо трусливым подонком, был прав, тысячу раз прав: все поджигатели жили во лжи и страхе, бравируя напускным бахвальством и кровожадностью. Баста не считал себя исключением, и теперь это вызывало тошноту. И зачем, спрашивается, наивному и неиспорченному ребенку может такое понадобиться? Но Мэгги и тут его удивила, она вообще любит удивлять всех вокруг. Когда закончилось финальное сражение, чернокурточники канули в небытие и лишь Баста стоял посреди площади, тяжело дыша и озираясь затравленным зверем, она без тени сомнения подошла и взяла его за руку. Попросила: "Идем со мной", – а он молча смотрел и не мог поверить в услышанное. Разумеется, дальнейшая жизнь не была беззаботной сказкой. Родные девушки всем видом выражали опаску и недоверие, а сам разбойник разрывался между привычным вызывающим поведением и получившими свободу чувствами. Одна Мэгги обрела удивительное спокойствие и с легкостью находила нужные слова для каждого, планомерно устанавливая хрупкий мир. Что и говорить, со словами она управлялась куда лучше старого писателя и своего незадачливого папаши. Басте казалось, это и есть подлинная магия, а жалкие трюки с золотом и чудовищами даже рядом не стояли. Баста считал, что в кои-то веки сделал правильный выбор. *** Неудобная поза, слишком крепко стиснутые ребра и жар почти вплотную прижавшегося тела были совершенно незначительными мелочами по сравнению с самой возможностью спать вдвоем. Мэгги блаженно зажмурилась и уткнулась в мерно вздымающуюся грудь, ловя среди терпкого запаха кожи привычные мятные нотки. Ей так нравилось целовать его, даже когда он понятия об этом не имел, касаться губами горячо и медленно, наслаждаясь каждым сантиметром, каждой секундой. Баста пробормотал что-то во сне и подтянул девушку еще ближе, а затем особенно шумно выдохнул и вновь расслабился. С утра роли поменяются, и теперь будет уже его очередь любоваться спящей Мэгги, играть золотистыми прядями и не скрываясь дарить незаметную ласку. Как мало, оказывается, нужно для счастья: трогать, отдавать, отвечать, быть вместе.