good night and good morning

Утро началось с звонка будильника в шестом часу утра. Воншик откровенно не понимает, чем он так нагрешил в прошлой жизни, но каждодневные подъемы были слишком суровым наказанием. За окном еще было темно. Мелкий снег падал с неба, из-за чего настроение окончательно упало до уровня плинтуса. Сходить в душ, выпить чай и выйти из дома, предварительно в три слоя завязав шарф. Будь его воля, он бы по скромному не выходил из дома всю зиму напролет. Ну, а дальше следуют незабываемые полтора часа в автобусе, который битком наполнен людьми. На этой адской колеснице он добирается до университета. И все бы ничего, но он — преподаватель. Ким Воншик преподает высшую математику в этом заведении, хотя по нему и не скажешь. Тяжело завалившись в учительскую, чуть не снеся своим телом дверь, он стягивает теплое пальто и бросает его мимо вешалки. Пальто пролетает мимо. Похуй, поднимет после пар. В учительской царит приятный полумрак. Где-то в углу кипит чайник. С дивана доносится храп, а у приоткрытого окна кто-то курит. Не лучше студентов, ей богу. Воншик падает на диван, ожидаемо приземляясь на тело, которое внезапной тяжестью недовольно. Ли Джехван — преподаватель истории — хнычет, ноет, поднимается с дивана словно раненный воин с поля боя. — Если бы я мог, я бы урезал тебе зарплату, — причитает он, поправляя рубашку. Ким на это лишь смеется. Если бы Джехван мог, он бы сделал много неприятных вещей, поэтому Воншик даже рад, что они ограничены огромным количеством правил. От окна отходит сонный Тэгун. Подходит к чайнику, заливая кипяток в кружку. Выпивает его залпом и, встряхнув головой, выходит в мир, то есть, в коридор. Уж кто-то, а старший хён из преподавательского круга устал от жизни больше всех. Воншик поглядывает на Джехвана, который перелистывает какую-то папку, под завзвку набитую бумагами. Смотрит в окно, за которым валит снег. Смотрит на единственную горящую лампу на стене и понимает, что ему очень хочется спать. Он зевает, вытягивается всем телом, чувствуя, как хрустит позвоночник. Недолго думая, головой Ким опускается на удобное плечо Джехвана. Запах его парфюма тут же бьет в ноздри. Но, черт, как же он приятно пахнет. — Эй, ты не слишком наглеешь? — возмущается Ли. Воншик так точно не думает. На чужом плече удобно, от его тела веет теплом и приятными духами. Что еще нужно для счастья? Ах, ну, разве что отпуск. Ким для надежности обнимает руку старшего, притираясь еще ближе, чтобы не сбежал, и закрывает глаза, надеясь поспать до начала пар хотя бы еще пять минут. Джехван тяжело вздыхает, пытается обратно вернуться к прочтению бумаг в папке, ведь там, как никак, наработки рефератов его ребят. Но это сложно. Очень. Сердце бьется где-то под ребрами раненой птицей. А все почему? Из-за Воншика. Или у него сердечный приступ. Ли даже не знает, что лучше. . День проходит как нельзя лучше. Воншик дает студентам какие-то работы, пытается вести одну пару нормально, но забивает на это дело. И ведь каким-то образом у него все выпускаются умными и обученными тому, чему надо. Просто он талантлив и преподавательство — это его стихия. Он ловит Джехвана на выходе из университета. Тот явно торопиться слинять как можно быстрее, но планам его сбыться не суждено. Воншик настигает его как снег на голову. — Эй, хен, не хочешь сходить выпить? — весело спрашивает он, закинув одну руку на хеновы плечи. — Вообще-то, сегодня только четверг, — отвечает тот, но по глазам то видно, что предложение звучит для него слишком заманчиво. — Решено, идем! С этими словами Ким тащит Джехвана в другую сторону от автобусной остановки. Хорошая ли это идея, после рабочего дня завалиться с коллегой в бар? Явно нет. Кто-нибудь видел здравый смысл? Этот малыш потерялся. Они сидят за барной стойкой. Ли молча потягивает виски с огромным куском льда в бокале. Воншик же болтает весь вечер не замолкая. Рассказывает о всем подряд. От недавно прочитанной статьи на википедии и до того, с какой ненавистью в душе поднимался сегодня с утра. Джехван слушает его с раскрытым ртом. Удивительно, как человек может болтать так много. А потом заглатывает остатки виски в стакане залпом и с грохотом приземляет его на лакированную стойку. Ким даже затыкается, удивленно смотря на него. В его глазах виден отблеск алкоголя, а щеки давно приобрели бледно-пунцовый цвет. — Продолжай, — наконец говорит старший, прося бармена повторить. — Кому-то кажется хватит, — со смешком говорит Воншик. Ли посылает в его сторону убийственный взгляд и берет в руки прохладный стакан, вновь заполненный янтарной жидкостью. Все же после тяжелого рабочего дня приятно выпить. Еще бы рядом не было Кима, из-за которого все внутри скручивается в узел, и было бы совсем прекрасно. А тот будто издевается над ним. Липнет, как дите к мамке, обнимает при удобном случае, лапает за волосы и вообще слишком много трогает. Это выбивает из шаткого душевного равновесия. Воншик медленно потягивает соджу, все поглядывает на хена и понять не может, почему у него такое плохое настроение. Весь день ходил хмурый, да и вообще уже долгое время. Настолько достал своим серым настроением, что Ким вытащил его сюда немного развеяться. Будто ему серости на улице не хватает. Да и чисто по-человечески хочется Джехвану сделать приятно, чтобы тот улыбнулся в конце концов. Воншику нравится его улыбка. Оба уходят из бара чуть покачиваясь, держась друг за друга, цепляясь как за спасательный круг, лишь бы не упасть когда их снова заносило на алкогольном вираже. Каким-то образом доходят до круглосуточного магазина. Переглядываются. Кивают. Идут в магазин. Ну, а дальше все как в тумане. . Будильник разрывает утреннюю тишину ровно в шесть утра. Снова не подводит, скотина такая. Воншику неожиданно тяжело открыть глаза. Пошевелить чем-то еще сложнее. Он начинает перебирать в памяти события прошлого вечера и ночи, пытаясь восстановить цельную картинку в мозгу. Получается плохо. Все же пытается поднять руку и протереть глаза, в который будто песка засыпали. Но рука не двигается, будто придавили чем-то. Так. Ким резко распахивает глаза и в них тут же бьет свет не выключенной лампы над тумбочкой. Но не это сейчас важно. А то, что на его руке мирно спит Ли-мать-его-Джехван. У него волосы в жутком беспорядке. Мятая, косо застегнутая рубашка. Под глазами залегли тени, а еще он почему-то обут. Воншик оглядывает себя. Да, видок не лучше. Но он хотя бы лежит в кровати без обуви. — Эй, алкашня мятая, подъем, — говорит Ким, пихая Джхевана в плечо рукой. Тот мычит недовольно сквозь сомкнутые губы, но глаза открывает. Смотрит на Вошника несколько секунд, прежде чем подорваться с кровати и начать осоловело оглядываться. — Я больше не буду с тобой пить, — сдавленно произносит он, рассеяно расстёгивая рубашку, чтобы потом застегнуть ее аккуратнее. — А придется, — отвечает Ким, попутно пытаясь пошевелить затекшей рукой. Джехван судорожно поправляет рубашку, одергивает рукава. Встает с кровати, но чуть не падает обратно. Голова кружится от похмелья, а мозги атакуют флэшбэки с прошлой ночи. Они пили. Сначала в баре, а потом дома. Ли сглатывает и жмурится. То, что случилось потом, не вспоминать бы больше никогда. Воншик его целовал. Целовал глубоко и мокро, с привкусом соджу на губах, прижав к кровати всем своим телом, заплетающимися пальцами расстёгивая его рубашку. На этом воспоминания обрываются. А лучше бы оборвалась его отвратительная жизнь, думает Ли, смотря в пустоту. — Вспомнил что-то? — спрашивает Воншик беззаботно, разминая шею. — Нет, — нагло врет Ли и сбегает в ванную. Взглянув на себя в зеркало, он обнаруживает помятое лицо и несколько засосов на шее и ключицах. С ужасом трет багровые пятна и не знает, как жить дальше. Воншик ему нравится, это факт. И об этом знают, наверное, все, кроме самого Воншика. Может ли быть, что-то, что случилось ночью, случилось не просто так? Может он ему тоже нравится? Глупости. Ли умывается, кое-как приглаживает волосы, с досадой смотрит на измятую рубашку, брюки, пыльные ботинки, которые вчера еще были блестящими и чистыми, и возвращается обратно. — А я вот вспомнил, что было ночью. С этими словами его встречает Воншик. Джехван поникает, смотрит в пол и мямлит что-то о том, что сейчас уйдет. Но Ким подходит к нему, пальцами приподнимает его лицо за подбородок и смотрит в глаза. — Я тебе нравлюсь, а, хен? — голос у него бархатный, глубокий. От такого у Джехвана ноги подкашиваются, но он держится молодцом. Смотрит в чужие глаза напротив и думает, стоит ли сказать правду. — Да, Ким Воншик, ты мне нравишься, — голос предательски подрагивает. Они снова целуются. Воншик вновь тянется к многострадальным пуговицам на рубашке. На работу, собственно, сегодня никто из них не пошел.