Как найти своего дракона

      Домой я вернулась уже ближе к вечеру в самом наилучшем расположении духа, которое когда-либо у меня было, с улыбкой на губах вспоминая прошедший день. Давненько я не испытывала такой легкости. В последний раз я была так счастлива, когда еще мама была жива… Но не будем о грустном.       Дверь предательски скрипнула, когда я открыла ее. Осторожно заглянув внутрь, я сделала шаг вперед, но тут же застыла, увидев отца сидящего у очага и напряженно помешивающего угли. Мое приподнятое настроение тут же стало стремительно угасать, а память поступила еще подлее — подбросила мне воспоминания о вчерашнем разговоре, и я с тяжким вздохом направилась к папе, садясь рядом с ним. Сложив руки на коленях, настороженно уставилась на него, вполне справедливо опасаясь его гнева. Ненавижу когда он молчит. Это всегда плохо кончается.       — Где ты была? — спросил он сдержанно, а я снова вздохнула поняв, что мое чутье никогда меня не подводит. Зрела буря и я снова у нее на пути.       — Гуляла, — ответила я, стрельнув в него взглядом, ожидая, что сейчас он как встанет, как закричит и завтра же выдаст меня замуж, как и обещал. Но вместо этого он остался сидеть на месте, по-прежнему помешивая угли и даже ни разу не посмотрел на меня. Мои глаза округлились от изумления. Настороженность и недоверие подлетели к небесам. Да что это с ним? Ох, не к добру это, не к добру…       Я продолжала смотреть на отца, все еще ожидая момента, когда он все-таки вскочит и начнет кричать на весь дом, но этот момент все не наступал и не наступал — отец упорно молчал, обращая на меня внимания не больше, чем на скамью под собой. Меня грызла тревога и удивление: чтобы папа так долго держал себя в руках? Где это видано? Может, я сплю? Или это что-то пострашнее? Я уже не знала, что и думать…       Наконец-то он посмотрел мне в глаза и меня обескуражил его вид. Усталый, измотанный, истощенный борьбой и невзгодами… Он казался стариком, прошедшим путь длиной в сотню лет, хотя ему не было еще и сорока. Глубокие морщины испещрили его лицо, некогда золотая борода покрылась сединой, под глазами залегли темные круги, а кожа побледнела, стала слишком белой для живого человека.       Передо мной сидел не мужчина в полном расцвете сил, а дряхлый старик искалеченный жизнью.       Глядя на него я не могла поверить, что это и вправду мой отец.       — П-пап… — несмело позвала я его. — С тобой все х-хорошо? Ты выглядишь…       Он тяжело встал, вынудив меня прерваться. Медленно прошелся вокруг очага, заложив руки за спину и о чем-то усиленно размышлял. Я не смела прерывать его, лишь молча наблюдала за ним, все больше обрастая тревогой. Никогда не видела его таким… Может, что-то случилось? Может, трудность какая-нибудь в деревне?.. Да нет, я бы знала об этом… Странно…       — Рапика, — обратился он ко мне, остановившись напротив по другую сторону очага. Я внимательно взглянула на него, приготовившись слушать. — Ты наверное, считаешь, что я зря так суров к тебе… — Он снова начал ходить, словно не мог устоять на месте. — Но дочка, я лишь хочу тебе добра!.. Я уже не молод, — продолжил он уже тише. — Последние годы были особенно тяжелы для меня… Для всех нас. Война с другим кланом, драконами… А потом мы лишились дома… — Он горько покачал головой. — Не пойми меня неправильно, дочка. — Он посмотрел на меня с любовью в глазах. — Я желаю тебе только счастья и уверен, что Утэр будет тебе хорошим мужем.       Мне многого стоило сдержать свою злобу и отвращение при его последних словах, и не разбить ту маску, которую я носила последние два дня перед всеми, не желая никому показывать свои истинные чувства — она застыла на лице как приклеенная.       — И я очень рад, что ты дала свое согласие…       Угу. Я тоже очень «рада».       — Я правда считаю его лучшим выбором для тебя…       Ага. Аж три раза.       — Он сможет позаботиться о тебе… — продолжал папа и даже не подозревал о том, какой гнев сейчас бурлит внутри меня и что на самом деле я думаю обо всей этой канители со свадьбой, которая мне в Хельхейм* не сдалась! — Он будет беречь тебя, кормить, поить, одевать, воспитывать ваших детей и моих внуков…       При мысли о детях и тому, что им предшествует, у меня задергался правый глаз. Дети… Внуки… От Утэра? Да лучше б я сдохла…       Только вот, признаться в этом я не могла и нарушить клятвенное обещание данное отцу — тоже. Пусть оно мне и как кость в горле… Поэтому пришлось натянуть улыбку и быстренько спрятать глаза, чтобы отец, не дай Тор, прочел правду по ним и все понял. Не хочу, чтобы хоть что-то помешало мне осуществить свой план. Даже папа. Нет, не так — тем более папа.       Восприняв мою робкую улыбку и румянец на щеках за смущение, отец решил, что я действительно передумала и рассмотрела в Утэре то, что увидел он сам, и впервые улыбнулся, присаживаясь рядом со мной и обнимая за плечи одной рукой, другой опершись о колено.       — Спасибо, дочка, — произнес он с такой искренней благодарностью и заботой, что на мгновение я почувствовала стыд за свои ложь и коварство. Но только на мгновение. Напоминание о том, что они будут стоить мне свободы, помогли подавить эти чувства в корне, а остатки запрятать как можно подальше от своей совести. Вот еще! Не для того я почти целую неделю ломала голову, пытаясь придумать как сорвать предстоящую свадьбу. Не хочу замуж! Не за Утэра! Никогда в жизни! Ни за что!       — Не за что, папа, — ответила я как можно более ласковее, преданно заглядывая ему в глаза. Если я хочу, чтобы он мне поверил, придется сказать ему именно то, что он хочет услышать. — У меня было время подумать о твоих словах и я поняла, что ты прав: Утэр не так уж и плох. — Я беспечно пожала плечами. — Ты ведь мог выдать меня за кого-нибудь э-э… похуже. — Закусив губу, я постаралась припомнить хоть кого-то, кто мог бы подойти на эту неказистую роль. — Ну… За Аратоса Утконоса, например. Ты видел его нос? Он такой широкий и длинный, что может запросто выколоть глаз или проткнуть врага как копье.       Отец громко рассмеялся, от его баса дом задрожал, но остался стоять на месте — викинги свое дело знают и ничего как попало не делают.       — Нет, скорее как топор, — возразил он, отсмеявшись. — Для копья больно широковат.       — Точно, — поддакнула я и мы снова засмеялись.       Ну, теперь можно не бояться. Мне удалось провести папу и даже заставить его сделать больше, чем просто улыбнуться. А такого не случалось уже очень давно… Папа прав в одном — последние годы были очень непростыми для всех нас. Очень непростыми. И к счастью, все это уже в прошлом. Теперь у нас есть дом и все непременно наладится.       Мечтательно улыбаясь, я смотрела на огонь и думала о своем. Взглянув на отца я увидела, что он делает тоже самое. Он перевел на меня взгляд, еще раз улыбнулся и поднимаясь, строго наказал:       — Но больше не покидай деревню. Иначе запру и следующим же днем выдам замуж.       Расслабившись, уверенная, что добилась своего, я тут же стерла с лица улыбку и подскочила, уставившись на отца возмущенным взглядом.       — Но папа!.. — воскликнула я, от неожиданности даже не сразу найдя подходящих слов. — Я… Я не хочу все время сидеть во дворе! Я хочу погулять в лесу и поохотиться! А еще много чего другого!       — Нет, Рапика, — возразил отец спокойно. — Деревню покидать не смей. В лесу сейчас слишком опасно.       — Но это не правда! — отчаянно выпалила я, разводя руками в стороны. — Я пробыла там весь день и со мной ничего не случилось! Там безопасно! Там…       — Там дракон! — рявкнул папа, грозно взглянув на меня с высоты своего роста. От его прежней веселости не осталось и следа, на место нее пришла привычная раздражительность и досада. — И один Тор знает, сколько их там еще! Пока всех не истребим даже носа казать не смей. Ты меня поняла?       Ну вот опять, все начинается по новой. Как же меня это уже достало…       — Папа, нет там никаких драконов, того что был, вы уже прогнали… — попыталась объяснить ему я, сжав пальцами переносицу, но он лишь еще сильнее разозлился:       — ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА?       Я умолкла и медленно опустила руки, не сводя с него полных обиды глаз. Я думала, что мы наконец поняли друг друга… Но видимо, я ошиблась.       — Я согласилась выйти замуж за того, кого ты хотел, папа, — сказала я тихо. — Разве этого тебе мало?       — Согласилась? — переспросил он грубо и ткнул в меня пальцем. — Ты поставила мне условие! Забыла? «Сними с меня домашний арест, и я стану его женой» так ты мне сказала. Помнишь? — Отец упер руки в бока. — Я уступил тебе, а ведь хотел запереть и никуда не выпускать, ибо знал, что тут же убежишь. Но я пошел тебе навстречу и что вижу: не успело наступить утро, как ты сразу же сбежала в лес! Как я и думал! — Отец яростно махнул рукой и начал вышагивать из стороны в сторону. — А ведь ты должна была помочь своей матери по хозяйству и готовиться о предстоящей свадьбе, но вместо этого… О чем ты думаешь, Рапика? Тебе уже четырнадцать! Пора взрослеть! Неужели это так сложно понять?! — окончательно разозлился он. — Я о тебе же забочусь! Даже глаза закрыл на твой сегодняшний побег, пытался быть с тобой поласковее, но ты опять за свое! Тебе все мало! То это подавай, то другое… Начнешь капризничать — следующим же утром будешь уже не Белокур, — пригрозил он в который раз. — Это МОЕ тебе условие, ты поняла меня? — Он сурово взглянул на меня из-под кустистых бровей, ожидая ответа. — Ну, ОТВЕЧАЙ!       — Она мне не мать, — мелко дрожа прошипела я, взглянув на отца исподлобья. — Она никогда не будет мне матерью, ты слышишь… НЕ БУДЕТ! — закричала я во весь голос, крепко зажмурившись. А когда взглянула на отца, то поняла: все, это конец всем моим мечтам и надеждам — его терпение кончилось и моя свобода испарилась, так и не побывав у меня в руках.       Он очень глубоко вдохнул и выдохнул, его искривленный в едва сдерживаемой ярости рот сжался в тонкую линию, а затем приоткрылся, но сказать что-либо он так и не успел — белая, изящная женская ладонь легла ему на плечо, чуть сжав в успокаивающем жесте. Я дернулась от отвращения. Появилось жутковатое ощущение, будто это не ладонь, а змея, обхватывающая отца за шею. Что за…       — Успокойся, Твердолоб, — мягко произнес женский голос и она вышла из-за его спины блеклой тенью, словно сотканная из тьмы, словно пришла прямиком из Хельхейма. — Не нужно так кричать. Ты всю деревню разбудишь. — Она улыбнулась ему и коснулась щеки, а меня снова кольнуло неприятное ощущение, только на этот раз я почувствовала совсем иное: лед на раскаленной коже. — Уже поздно, — продолжала она ворковать: — Тебе надо отдохнуть. Отложи разговоры на потом и не будь так строг к Рапике. Сколько бы ей ни было, она все еще дитя и многого не понимает. — На этих словах она взглянула на меня и я просто взбесилась от ее взгляда, полного, как мне показалось, тайного превосходства. Ах ты ж, мерзкая жаба!..       — Может я и дитя, но понимаю достаточно, — процедила я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться ей в космы и не выдрать их ей все до последнего волоска, чтобы она стала лысая как коленка и страшная, как, как… Просто очень страшная! Может хоть тогда он ее разлюбит. И что папа в ней нашел? Не понимаю… Вот не понимаю и все тут! Папа не должен был на ней женится, не должен был!       — Рапика! — одернул меня отец, но в его голосе послышалась усталость. Только поэтому я промолчала, подавив свой гнев. Только ради отца. Только ради него.       — Все хорошо, Твердолоб, — снова проворковала мачеха. — Я уже смирилась с ее нелюбовью ко мне. — Она улыбнулась с толикой грусти и сожаления (ага, ага, как же, так я тебе и поверила) и вновь потрепала отца по щеке. — Я не ее мать и никогда ей не стану.       Я широко улыбнулась, точно так же широко раскрыла глаза и сказала нарочито громко:       — Надо же, я с тобой согласна! Не могу в это поверить!.. Даже боги в это не верят, не то что я!       — А НУ ЖИВО В СВОЮ КОМНАТУ! — не выдержал отец, указывая на лестницу ведущую наверх, где снова из-за дверного проема застенчиво выглядывала старшая сестрица, да провалится бы ей на месте!       — Спокойной ночи, папа, — весело сказала я, прошмыгнув под его суровым взглядом. А пробегая мимо сестры состроила ей рожу и показала язык, на что она испуганно отскочила в сторону и отвела взгляд, устремляя его в пол. То-то же, общипанная курица.       Плюхнувшись на свою деревянную кровать, сцепила ноги вместе и заложив руки за голову уставилась в потолок, тоненько насвистывая, но прекратила, решив, что это уже слишком. Повернувшись на бок, я натянула на себя одеяло и задумалась о том, что же мне теперь делать. Мой план провалился, не успела я даже приступить к нему. Только вчера, наконец-таки, смогла убедить отца пойти мне навстречу, при этом самой себе не хило так наступив на горло — согласилась на ненавистную мне свадьбу с еще более ненавистным викингом, где ж это видано?! Но все оказалось напрасным. Теперь мне даже деревню покидать нельзя! И в какой момент все пошло не так?       Всю неделю после сватовства, я покорно просидела дома, кукуя от безделья и плюясь в потолок… Ну ладно, куковать мне не дали — тут же сграбастали и заставили работать, помогая мачехе то с готовкой, то со стиркой, но еще чем-нибудь, сугубо «женским» делом. Но затея эта была плохая, о чем я сразу же дала понять: все приготовленное мной есть было нельзя — оно либо было пересоленное или переслащенное, либо вообще сгорало ко всем чертям, постиранные вещи вновь становились грязными, словно их месяцами валяли в сточной канаве и нигде больше. Подметала полы я тоже не ахти себе, лишь еще больше наводила сору, а про мытье вообще молчу. И все это я делала с гаденькой ухмылочкой на губах, надеясь подпортить жизнь мачехе и ее препротивной, трусливой дочке. Так вам и надо, гадины!       Но продолжался этот беспредел равно до тех пор, пока об этом не прознал отец.       Он кричал на меня почти весь вечер. Обзывал дурой, эгоисткой и глупой, не способной позаботиться хоть о ком-то, кроме себя самой, ну и все остальное в таком же духе. Я слушала его, нахохлившись и сердито сопя, ковыряя носком выемку в полу, чем неимоверно его раздражала. В конце концов он не выдержал и вздернул меня за шкирку, озлобленно смерив яростным взглядом, а после пустил в ход тяжелую артиллерию — отправил к бабушке, прекрасно зная, какое она имеет на меня влияние.       И оказался прав — бабушка смогла достучатся на меня.       Мы разговаривали долго и не торопясь. Она смогла объяснить мне мою неправоту, указать на ошибки, помочь понять себя и других, и сделать это так, чтобы я не восприняла все сразу в штыки, а смогла услышать, проникнуться и действительно понять то, что она пыталась до меня донести.       Следующие два дня я ходила задумчивая, погруженная в мысли и непривычно тихая — бабушка действительно имела на меня очень большое влияние, и несмотря на всю мою изворотливость, непоседливость и упрямство, я всегда прислушивалась к ее словам, как бы неприятны они мне не были, и порой сама не понимала почему. Наверное, потому что она была тем единственным, что осталось у меня от мамы. А еще мое обещание ей не отрезать свои волосы…       Но как бы то ни было, я осознала, что была не права: нельзя быть диким зверем в собственной семье. Нельзя быть ей врагом и разрушать ее изнутри, подрывая авторитет среди других семей викингов. Все-таки, мой отец — вождь, а я — дочь вождя и мы не имеем права показывать вою слабость и решать семейные проблемы на виду у всех — это может привести к восстанию, а кто-то всегда хочет власти, так уж мы устроены.       Парочку таких я могу назвать поименно.       Хотя я не понимала, как вообще можно идти против вождя, который смог уберечь целую половину клана, а учитывая, что мы пережили — это очень много. Так что никто не должен идти против его воли… Ну, если только Хитролисы осмелятся на подобное… Но и они никогда не пойдут против вождя напрямую. Если только… Если только не женят своего сына на его дочке, например. А что, удобно. Без кровопролития и ссор, мирно и все по чину, как полагается… И, раз уж, они решили играть в темную, то и я буду.       Так я думала три дня назад и очень скоро сообразила как все исправить.       План был до глупости прост: всего-то нужно было заставить Утэра передумать жениться на мне. Обставить все таким образом, чтобы я настолько разочаровала его, что о свадьбе он и думать забыл, а меня и вовсе видеть не хотел, разумеется, перед этим забрав свое предложение назад. Делов-то, в самом деле, раз плюнуть и готово. Все ведь в деревне знают, что я из себя представляю и на что способна, а сказать, что я могу вывести из себя кого угодно, это все равно что ничего не сказать. Это прям талант, щедро подаренный мне богами и за который я хочу сказать им отдельное спасибо.       На моих губах расцвела отнюдь не добрая улыбка, а скорее драконий оскал, готовящийся к охоте на упитанного яка после недельной голодухи.       Жаль только у меня не было времени осуществить свой план. Его я придумала совсем недавно, а Утэра после сватовства еще не видела. Меня аж передернуло от воспоминаний. Даже вспоминать не хочу! Сейчас стошнит. Буэ-э-э…       И кстати об этом: ни помолвки, ни тем более самой свадьбы пока еще не было, а это значит что у меня есть время и его предостаточно, чтобы я смогла получить желаемое. Однако, все равно надо поторопиться. Если на помолвке я получу Женский дар*, то все, пиши пропало — я стану собственностью мужа. Поэтому нужно успеть до того, как это произойдет.       Но на мое счастье помолвку и свадьбу отложили до тех пор, пока не достроят всю деревню от и до, начиная от самого захудалого сарайчика и заканчивая Большим Залом, и только после этого займутся подготовкой к слиянию двух семей, как бы отвратительно для меня это не звучало.       Нужно использовать это время с умом — я не имею права на ошибку. И уж тем более нужно обставить все так, будто я здесь, как бы и не при чем. Все само случилось, случайно, да… Потому что если семейку Хитролисов я и проведу, поскольку они не так уж и хорошо меня знают (наверное, все-таки я тут личность известная), то отца-то уж точно нет. Кому как не ему не знать меня как облупленную? Придется быть очень осторожной. Очень, очень осторожной… Надеюсь, у меня все получится.       И О, Боги! Метните в двери молнии, как же я замучилась сидеть взаперти! Хочу на волю! Сейчас же!

***

      В деревне стояла гробовая тишина. Даже ветра не было слышно, так тихо стало вокруг… Дома утопали в тени, слабо освещенные лунным светом, и ни души, даже кустик не шевельнется. Будто вымерло все.       И детвора и старики, и мужчины и женщины уже давно спали в теплых постелях и видели красочные сны, наверняка показывающие храпящим викингам поля сражений, где они отрубают врагам головы, или бороздят моря и океаны, вылавливая тонны рыбы и подстреливая чаек, так, потехи ради… А может они видят как охотятся на драконов, желая отомстить им за смерть близких… Но тогда это уже не красочный сон, а самый настоящий кошмар… Хотя это, конечно, как посмотреть. Кошмар для викинга — это все равно что объятия любимой женщины. Ничего не бояться. Ни смерти, ни топора, ни тем более дурацкого, мерзкого сна, который легко прогнать, всего лишь проснувшись.       Ох и куда это меня потянуло на ночь глядя? Вот чего неймется мне все время, а? Спала бы как и все, делила бы с ними сны, но нет, я же — Рапика! Колючая и непокорная! Делаю только то, что хочется и никого не слушаю… Дура, одним словом. Была бы умнее, из кровати бы не вылезала и по деревне не шастала не зная зачем… Ну ла-а-а-дно, причина у меня все же есть и только ради нее я сейчас карабкаюсь по дому на цыпочках по скрипучему полу, очень и ОЧЕНЬ стараясь никого не разбудить.       Можно было, естественно, подождать до утра, но мне все равно не спится и уж очень хочется узнать, если какой-нибудь более э-э-э… мягкий способ отказать жениху в свадьбе еще до помолвки, вот прям невтерпеж это выяснить!       — Рапика, — тихо произнес приглушенный старческий голос, застигнувший меня врасплох.       Я тут же застыла в очень неудобной и глупой позе: ссутулившаяся, с втянутой головой в плечи, поджатыми к груди руками и поднятой ногой, с трудом балансируя на одном носочке. Видели бы меня сейчас друзья — засмеяли бы.       — Подойди сюда, — позвала меня бабушка, вырывая из вороха мыслей. Я расслабилась, встала на обе ноги и тяжко вздохнула. Затем посмотрела на толстое сукно, занавешивающий проем в ее комнату и еще раз тяжко вздохнув, вошла внутрь. В нос сразу же ударил острый запах старости и пыли. Здесь почти не было света, лишь ночник тускло освещал маленькую комнатушку, да свет луны едва падал на пол неровным пятном. В остальном тут было очень темно и мрачно.       Бабушка лежала на кровати, обложенная со всех сторон подушками и одеялами, заботливо подоткнутыми во всех краях и щелях. На дощатом столе стояла недоеденная похлебка и недопитое молоко.       Я нервно сглотнула. Она все хуже с каждым днем.       После того как нам пришлось бежать с родного острова в бескрайний океан, у бабушки началась морская болезнь и в силу своего возраста она переносила ее очень тяжело — болезнь полностью истощила ее. Иногда она не ела целыми днями, как бы не пыталась хотя бы отхлебнуть бульончика, но тут же выплевывала его обратно, и что хуже того, совсем перестала ходить.       Папа перенес ее на руках и, не без помощи всех остальных домочадцев, обустроил ей отдельное жилье, а так же позаботился о том, чтобы она ни в чем не нуждалась и чувствовала себя хорошо. Но как бы он не старался — этого было недостаточно.       Мы все понимали, что ей осталось немного. Сначала смерть мамы подкосила ее здоровье, затем война с другим кланом, а после и сожжение острова плотоядным драконом и, наконец, вынужденное отплытие в океан, где нам не давали покоя уже Морские Драконы, почуявшие легкую добычу.       А морская болезнь окончательно доконала ее. Она умирала, и мы ничем не могли ей помочь. Только облегчить уход.       — Все… хорошо? Почему ты не спишь, ба? — робко спросила я ее, от беспокойства ломая пальцы и стискивая ладони.       Бабушка тепло улыбнулась мне и похлопала по кровати, приглашая присесть рядом, что я и сделала, лишь на мгновение заколебавшись.       — О том же я могла бы спросить и тебя, дорогая моя, — ответила она, приобняв меня за плечи. — Чего ты бродишь по дому среди ночи? Удумала чего?       — Да нет, — соврала я, отводя взгляд и невольно краснея. — Просто не спалось…       — Не спалось… — кивнула бабушка, но при этом пытливо, с хитрецой смотрела на меня. — Небось в библиотеку собралась, про свадебные обряды почитать и способ найти, как свадьбу сорвать.       Я уставилась на нее, не скрывая своего удивления и испуга.       — Откуда ты…       — Ой, да брось, — отмахнулась бабушка, не дав мне договорить. — А то я тебя не знаю, крапивницу проказливую. Все ходишь-бродишь, как призрак по дому и думаешь, думаешь думы свои невеселые… Сильно ж тебе это парнишка не нравится. А ведь неплох собой, да умен, но не по душе он тебе, да? Чем-то тревожит он тебя… — Она взглянула на меня слезящимися блеклыми глазами, но такими же ясными как и многие годы назад, понимающими и мудрыми, и я как всегда стушевалась, опуская голову и признавая свое поражение смиренным вздохом.       — Ничего от тебя не укроешь, — буркнула я обиженно, складывая руки на груди. Бабушка скрипуче засмеялась и потрепала меня по волосам, вечно собранными в тугие косы, перевязанные за спиной, чтобы не мешались.       — Что верно, то верно. Хоть я и стара, но вижу далеко и ясно. — Ее руки легли на мои косы, любовно пригладили их. — Сколько лет прошло, а ты все слово держишь. Не тяжко тебе с ними ходить? И возни, небось, много…       Я свела брови у переносицы, взглянула на бабушку исподлобья, выхватывая свои волосы из ее рук и прижала их к себе как самое бесценное сокровище.       — И ничего не тяжело! Люблю я их и отрезать не стану! — выпалила я запальчиво и досадливо поджала губы, тут же пристыженно покраснев. Бабушка сложила руки на коленях.       — Так я и не прошу, — сказала она примирительно, ничуть не обиженная моим тоном. — Расти сколько угодно. Только не о том ты беспокоиться должна крапивница, не о том… Парнишка этот тебе не враг, — добавила она вдруг, немало озадачив меня этим. Что? Не враг? Это Утэр-то мне не враг?!       — О чем это ты? — не поняла я, почувствовав в груди странное тягостное чувство, которое упало в желудок, придавив внутренности будто камнем.       — Чую я, летает вокруг тебя что-то, сильное оно, опасное… Берегись его, всю жизнь тебе загубит, перевернет, изменит… — Она взяла меня за руку, неожиданно крепко стиснула ее и пристально заглянула в глаза. — Будь сильной, будь сильной… — И закончив свою неожиданную, но оттого не менее странную, речь, преспокойно опустилась обратно на подушки, измождено смежив веки.       Честно признаться, я растерялась. Бабушка и так была слегка… не от мира сего, а сейчас и вовсе вела себя очень странно.       — Э-э-э… Ба? Что ты имела ввиду? Я тебя не поняла, — хмуро спросила я ее, надеясь получить объяснения, но бабушка почему-то не стала отвечать. — Ба? — Она не откликалась. Меня тут же пронзил леденящий душу страх. Не веря в собственную догадку, я схватила ее за плечи и тряхнула, таращась обезумевшими от страха глазами. Она не реагировала. О, Боги…       И тут, в звенящей, напряженной под завязку тишине, раздался просто оглушительный храп, от которого у меня волосы встали дыбом. У меня задергался правый глаз. Я ткнулась лицом в столешницу. О, Фрея, ну за что мне все это?