Как найти своего дракона

      Пар от булькающей похлебки из овощей и свежего кроличьего мяса поднимался в воздух, наполняя его аппетитными ароматами и дразнил изголодавшийся желудок, жадно урчавший каждый раз, стоило моему носу уловить запахи готовящейся еды, смешанные с другими, не менее приятными, но более легкими запахами зелени, моря и тепла, рассеившимися вокруг легким шлейфом и ставшими привычными за то время, что я провела на чужбине, навсегда покинув родной дом…       Чуть поморщившись, вернулась к тому, чем занималась пока тушилось мясо, а точнее складывала вещи, разложенные на ночь, и готовила хворост для другого костерка, разведенного отнюдь не для готовки и уж точно не для того, чтобы согреваться холодными ночами. Нет, у него была совсем другая цель, такая же дальняя, как и дорога, которую я проделала, едва отплыла с острова под покровом ночи, лишь чуть-чуть затронутую предрассветными сумерками…       Подтолкнув весело затрещавший хворост поближе к яйцу, я села на старое, местами подгнившее дерево, к удивлению все еще дающего сочно-зеленые ростки, и с умиротворением вздохнула. Вот и наступил еще один день, триста семьдесят пятый, если я не сбилась со счета…       Наслаждаясь покоем и тишиной сонного леса, в котором пока еще изредка раздавались звуки пробуждающейся жизни с первыми лучами солнца, щедро залившими своим светом темную, в покинувшей землю ночи и совсем крохотную полянку рядом с неглубокой пещерой, в которой я проживала последние три дня, наконец-то спустя стольких месяцев скитаний найдя этот укромный уголок, где чувствовала себя в безопасности настолько, насколько это вообще возможно, учитывая мой кочующий образ жизни, и с мечтательной полуулыбкой любовалась мирным, будто нереальным видом невинно белых, пушистых облаков, плывущих по нежно-голубому небу… Интересно, какие места они встретят на своем пути? И что их ждет там, в далеких, далеких краях? Такая же бесконечная безмятежность как здесь или тучи и грозы, роняющие холодные дожди?       Моя улыбка чуть дрогнула, а никогда не унывающий ветерок растрепал непокорную челку, сильно отросшую за минувший год и теперь послушно ниспадающую до шеи, сглаживая резковатые от природы черты лица, придавая им девичьей мягкости. Забрав их пятерней, я вновь улыбнулась, почувствовав непривычную гладкость золотистых прядей и опустила глаза вниз, на рассвет, хорошо видимый с насиженного места.       Никогда бы не подумала, что буду так радоваться новому дню… Просто сидеть и радоваться, не думая и не заботясь ни о чем… Впервые за столько времени.       Еще раз с умиротворением вздохнув, я помешала похлебку в котелке, терпя голод, тут же давший о себе знать, стоило моему носу снова почувствовать аппетитные запахи, защекотавшими ноздри. Ну ничего, голод не так страшен, как кажется на первый взгляд, я потерплю… Если чему я и научилась за время своего «путешествия», то это именно терпению.       А так же еще очень много чему другому. Даже тому, чему совсем не хотела учиться.       Отложив выструганную совсем недавно ложку взамен сломавшейся, я взглянула на яйцо, окруженное со всех сторон мерным пламенем и поджала губы, стоило моим глазам натолкнуться на кривую, черную трещину, от одного вида которой мурашки пробежались по коже, напоминая мне, с чего все началось. Третий вздох сорвался с губ, но на этот раз это был вздох не умиротворения, а, скорее, смирения и даже поражения, обличив усталость от бессмысленной и такой же длинной, как мой путь, борьбы с самой собой.       Правильно старики говорят, как ни пытайся, а от себя не сбежишь.       Вот и я никак не могла сбежать от собственного прошлого, преследующего меня в мучительных кошмарах по ночам, а днем проскальзывало где-то на задворках воспоминаний, как бы сильно, при этом, я не была сосредоточена на чем-то другом, куда более важном чем коварная память, не оставляющая в покое ни на минуту, словно хотела заставить страдать еще больше, чем уже есть… Да чего уж там, прошлое не покидало меня даже в те мгновения, когда моя жизнь буквально висела на волоске и могла оборваться в любой момент…       Но особенно спасу от нее не было в последние три дня, поскольку проживая в очень спокойной обстановке без малейшего волнения за свою дальнейшую жизнь, я задумывалась об этом все чаще и чаще, не в силах что-либо с этим сделать и уж точно — остановить… Хотя пыталась, и не раз.       Подкинув еще хворосту к яйцу и помешав уже почти готовую похлебку, я зачем-то уставилась на ложку, внимательно разглядывая ее неглубокое донышко, словно надеялась что-то увидеть, но как и ожидалось, озарение меня не посетило, и я положила ее на лист неизвестного мне растения, который всегда срывала и носила с собой, если находила. В него было очень удобно заворачивать остатки сухой еды или тушки животных и птиц, подстреленных во время охоты. К тому же, он не пропускал влагу и запахи, оставляя их внутри, что зачастую позволяло мне избежать встреч с голодным зверьем, и, что еще более важно, встреч уже с драконами, некоторые из которых так же не прочь закусить и человечиной.       Подумав об этом, я невольно содрогнулась. В памяти тут же всплыли жуткие образы Морских Драконов, вставшие перед глазами так ясно и так четко, что в голову мгновенно ударило подзабытое воспоминание о том, как один из них, почуяв легкую добычу, угрожающе медленно, но неумолимо плывет ко мне, в упор глядя пустыми, безжизненными глазами беспощадного убийцы, единственный смысл существования которого — насытить свое брюхо… И это воспоминание было настолько живым и ярким, что я даже почувствовала непривычно острый запах соли и холодный аромат бескрайнего океана — вотчина Морских Драконов, их обитель страха и крови, место, где обитает сама Смерть…       Передернув плечами, я отогнала прочь это, пожалуй, одно из своих самых жутких воспоминаний, желая поскорее забыть его как страшный сон, и невольно задалась вопросом, который мучил меня уже на протяжении целого года, возникший едва ли не с самого начала моего безрассудного, сумасбродного и невероятно опасного путешествия, на которое я решилась просто каким-то непостижимым для себя образом, и преследующий по сей день: так ли уж было единственно верным это сумасшедшее решение — бежать с острова, в неизвестность, в никуда? Особенно учитывая, что я пережила за этот безумный, будто ненастоящий, один единственный год…       И чтобы ответить на него, я всегда возвращалась в тот роковой день, в тот переломный момент, когда потрясенный папа покинул меня, а я, сломленная, осталась сидеть подле стены, ощущая во рту металлический привкус крови и жгучую боль в щеке, горящую огнем… Да, я хорошо помню, как сидела там и плакала навзрыд, размазывая слезы по лицу, как стирала дрожащими пальцами кровь с уголка губ и как бабушка тихо звала меня по имени, прося подойти, рассказать, что случилось… Вот только я ее не слушала — я полностью ушла в себя, в свое горе, в свою беду, пытаясь выбросить из головы это чудовищное видение — мертвые глаза той, которую заслуженно считала для себя второй матерью…       И так же хорошо помню, как не дав себе оплакать потерю до конца, поспешно оказалась в своей комнате, приняв мгновенное решение, выстрелившей мне в мозг будто молния в землю, и все еще всхлипывая, бросилась к походной сумке, торопливо укладывая вещи и бегала из угла в угол, бросая на кровать все, что могло пригодиться в предстоящем пути…       Это внезапное, но уже неумолимое решение было настолько неожиданным и столько же стремительным в воплощении, что я даже не сразу поняла, что собираюсь сделать.       Очнулась я только когда уже стояла подле задней двери, держась за ручку и с парой тяжелых походных сумок за спиной, забитых до отказа и растерянно спросила себя, перепугавшись собственному поведению: что это я делаю? Собираюсь бежать? Одна? Но куда? На острове мне негде скрыться, некуда бежать. Меня найдут, куда бы я не пошла и что бы не делала, как бы тщательно не пряталась и как бы упорно не заметала следы…       И именно тогда я поняла, что не просто сбегу, а пойду еще дальше — покину остров. Заберу малышей, украду лодку и покину этот треклятый остров… Я дала обещание, даже больше — клятву, и не смею ее нарушить, какова не была бы цена. Даже жизнь положу, но исполню последнюю волю драконицы, моей спасительницы и почти что матери, доверившей мне, человеку, самое дорогое, что у нее было…       Оно и подстегнуло меня на дальнейшие действия.       Сбежать оказалось совсем не так просто, как хотелось бы и при всем моем желании я не смогла бы сделать этого незаметно: папа, явно догадываясь о подобном с моей стороны или просто не желая лишний раз спускать с глаз, приставил к дверям двух рослых викингов, чтобы они стерегли меня во время его отсутствия, но ни один из них не учел двух вещей — мои прирожденную ловкость и всепоглощающую ярость.       Будучи ослепленной утратой Дреки, я винила в случившемся ВСЕХ. Тех, кто присутствовал на ее казни, тех, кто радовался ее смерти и тех, кто тащил ее на казнь, сначала загнав как скот на бойню… А особенно Утэра. Это он виновен в ее смерти. Он и только он, и никто больше.       Он дал мне обещание хранить секрет, а потом сам же нарушил его… Как же подло… Как раз в духе Хитролисов.       Увидев на пороге викинга, буравящего меня суровым взглядом, в котором не укрылось и его отношение ко мне после выходки на казни, я почувствовала небывалой силы гнев и попросту сорвалась, выпуская наружу всю свою ярость и всю свою боль, требующих незамедлительного выхода, что я им и предоставила, даже не подумав сдерживаться.       Я не помню нашу драку двое на одного, помню только, что горе-воякам, не ожидавшим такого отпора от хрупкой девицы вроде меня, досталось по самое не хочу. Во всяком случае, я точно оставляла их лежащим на земле без сознания, что позволило мне выиграть немного времени и уйти незамеченной, исчезнув в спасительной густоте темно-зеленого леса и буквально слиться с ним, спрятав волосы за шлемом и накидкой.       И, разумеется, меня искали. Едва прознав о побеге, тут же отправились в погоню и почти сутки напролет крутились возле вулкана, чем окончательно убедили в том, что Утэр обманул меня, сказав, что будет молчать о моей тайне, но на самом же деле просто сделал так, чтобы я не мешалась. Ведь прознав о слежке, я бы ни за что не сунулась в пещеры, иначе бы выдала Дреки и ее малышей… По крайней мере, он так думал, потому что знать о яйце в библиотеке точно не мог… По крайней мере, я так думала.       К счастью, несмотря на все их усилия, они так и не смогли меня найти — лес под вулканом я знала намного лучше, чем они, и благодаря пусть и всего двум прогулкам с малышами, выглядела пару местечек, где можно переждать бурю, а в моем случае, охоту… Хотя, если честно, правильнее будет сказать, что «почти» не смогли. Один раз я все-таки выдала себя случайным шорохом, когда кралась под гигантским валуном, на котором стоял, — вот бы драконы его сожрали! — все тот же вездесущий Утэр.       И в какой-то момент мне даже показалось, что мой нерадивый жених все-таки заметил меня, но обошлось. Постояв немного, он ушел, а я смогла вздохнуть с облегчением и подготовиться ко второму раунду, который дался мне в разы тяжелее, чем первый — пробраться мимо сотни викингов в пещеры, во главе которых стоял мой собственный отец, да еще так, чтобы не засекли и не приметили по случайности. Но я справилась. Я, — да что бы Молнии Тора раскололи небо мириадами ударов за раз, — справилась! Потратила на это едва ли не весь день и почти все свои еще уцелевшие силы, однако Премудрая Фрея, даровавшая мне терпение именно тогда, когда оно было нужнее всего, позволила дважды выйти победительницей.       И когда я наконец-таки оказалась в надежных стенах подземных тоннелей, недоступных человеческому взору и их жадным рукам, то сразу же спрятала сумки в укромном месте и уже после, под надвигающиеся сумерками отправилась за последним — за лодкой.       Украсть ее оказалось проще простого — в деревне практически никого не осталось, все были заняты моими поисками, прочесывая лес и местность под горой, так что мне было не сложно отцепить ее от берега и отплыть, держась поближе к скалам, послужившими незыблемой защитой от нечаянных глаз.       Сложности заключались в другом. Если через лес я спокойно могла пройти даже с завязанными глазами, то вот доплыть до вулкана и при этом не заблудиться, тем более, что к тому моменту уже хорошенько так стемнело, оказалось довольно затруднительно. Но и с этим я тоже смогла справиться, хоть и потратила изрядное количество времени просто ориентируясь в сгущающейся тьме, пока искала подходящее место для причала, а потом уже карабкаясь по каменным стенам с противоположной стороны острова.       И видимо то, что я была по другую сторону от рыщущих по округе викингов сыграло мне на руку, позволив снова прошмыгнуть незамеченной, а затем добраться до перепуганных малышей и, забрав их с собой, наконец отплыть навстречу неизвестности, на корню пресекая трусливое желание повернуть назад, преследующее по пятам на самом краю осознания…       И ведь в дальнейшем эта мысль еще не раз и не дважды посещала меня.       Отвернувшись от занимающегося рассвета, я снова помешала похлебку и, убедившись, что скоро она будет готова, невольно отвела взгляд, возвращаясь к воспоминаниям о том, что происходило потом, едва весло решительно оттолкнулось от земли, увеличивая расстояние между мной и некогда родным домом…       В первое время было особенно тяжело.       Я не знала, куда плыву и что буду делать, как буду выживать, да еще не одна, а с тремя детенышами, которые толком и охотиться-то не могут и все еще нуждаются в материнской заботе, которую я, несмотря на все свои старания, никогда не смогу им дать, даже если приложу для этого все усилия… И понимание всего этого откровенно пугало, пронизывая и без того измученное сердце ядовитой стрелой животного страха.       Но больше всего меня пугала неизвестность.       Она обрушилась внезапно, будто волна, сметающая все на свои пути, сдавила плечи словно в тисках, взвалив ношу, грозящей проломить позвоночник под тяжестью, слишком непосильной, чтобы вынести ее в одиночку. Я не знала, что меня ждет там, за этой завесой тумана, простирающейся впереди, похожей на чернильно-черный дым от пожарища величиной с целый, необъятный мир, уже заранее настроенный враждебно, и чем дальше я отплывала, чем острее это чувствовала.       Мы плыли в никуда, просто в пустоту. Я и малыши, напуганные не меньше меня и понимающие, по-взрослому осознающие, что отныне начнется череда испытаний, уже приготовленные нам высшими силами, и хотим мы того или нет, нам придется принять их и превозмочь.       Иначе нам не выжить.       Но в полной мере я осознала свой поступок и все его последствия только когда проснулась от долгого и беспокойного сна, сморившего меня незаметно и очень тихо, в дрейфующей лодке посреди бескрайнего океана, с виду кажущимся совершенно спокойным, но на деле таящим смертельную угрозу.       И, что страшнее всего, без единого пятнышка суши поблизости.       Я до сих пор отчетливо помню, как совершенно потерянная и напуганная, вертела головой во все стороны и видела только воду, воду и снова воду… Она была везде, куда ни посмотри.       В то ошеломительное мгновение, мне даже подумалось, что она залила собой все, потопила острова и даже поглотила небо, настолько тонкой была грань между ними… И тогда же меня охватил тот животный страх, молниеносно перетекающий в откровенный ужас, сковавший с головы до ног.       Я не была готова к такому. Я не ожидала, что мой поступок швырнет свои последствия мне прямо в лицо со стремительностью ветра и разобьет их о мой лоб так, как разгневанная волна разбивает лодчонку ударом о скалы, разнося хрупкое дерево в щепки, а ее немногочисленных уцелевших обитателей без сожалений утянет на дно, глубокое и темное, где нет ни света, ни тепла, а только холод и мрак, и где несчастных ждет только ненасытная Смерть, такая же голодная и прожорливая как Морские Драконы, заполонившие собой весь океан, бороздящие его от края и до края, и нет ему ни начала, ни конца.       Так я себя чувствовала в тот незабываемый, ужасающий до дрожи момент настигнувшей поздней правды, которую я не углядела вовремя, а ведь могла, если бы соизволила подумать хоть еще немного, всего пару минут…       Но было уже поздно поворачивать назад, да и где было это печальное и такое желанное в тот миг «назад», когда кругом одна вода и ничего кроме нее? Я знала и помнила только то, что отплыла с противоположной стороны от деревни, направляясь к призрачной точке на горизонте, посчитав ее островом еще тот первый день, когда Дреки вывела своих новорожденных малышей знакомиться с миром и меня с ними заодно… В самом-то деле, не могла же я, несмотря даже на поспешность принятого решения, отправляться в такой опасный и несомненно далекий путь хотя бы без смутных наметок плана и места, где смогла бы их воплотить.       Это было бы глупостью, просто чудовищной ошибкой.       Осознав и это, хоть и чуточку позже, я с огромным трудом взяла себя в руки, не позволяя скатиться в самую настоящую женскую истерику, и со вздохом, сдавившим легкие тугим обручем, ухватилась за весла, решив плыть куда глаза глядят, раз уж ничего другого не оставалось, и при этом, отчаянно надеялась, что рано или поздно куда-нибудь да доплыву…       Главное, чтобы не в пасть Морских Драконов.       Отсутствие которых очень удивляло меня и сейчас.       Память никогда не изменяла мне и не лгала, помогая всякий раз, когда в ней была необходимость. Вот и тогда, когда я спокойно плыла по тихим и равнодушным водам, будто не замечающими путника, что рассекает ее ровную гладь, с неверием и настороженностью озиралась по сторонам уверенно ожидая, что вот-вот высунется голова Морской Твари и проглотит нас, не моргнув и глазом. Но этого, почему-то, не случалось и мой гарпун лежал без дела, как и стрелы, пропитанные ядом.       Не то чтобы я жаждала этой встречи, вовсе нет. Я была бы просто в восторге, если бы нас никто и никогда не тронул, навеки оставив в покое, но мой недавно обретенный, горький жизненный опыт подсказывал, что такого просто не бывает и обязательно что-то должно случиться. Иначе нельзя, это не по закону природы.       Так везти не может. Никому. А уж тем более мне.       И когда я подумала об этом, то испугалась. Очень сильно испугалась. Потому как поняла, что раз участь быть съеденными нам не грозит, значит, грядет что-то пострашнее. Гораздо, гораздо страшнее. Просто безмерно ужасное.       А битва с Морскими Драконами — это худшее, что было в моей жизни.       Хуже их может быть только другой дракон, тот, кто стал причиной всех бед моего народа… Бывшего народа, пожалуй. Отныне мне стоит называть их только так и не забывать об этом, ведь я… Нет, не хочу об этом вспоминать.       И мои страхи оказались не напрасны, хоть и не явились по наши души в тот же миг, стоило мне о них подумать. Однако, угроза пришла оттуда, откуда я ждала ее меньше всего, в те дни напрочь о них позабыв, больше сосредоточившись на клыках и когтях, а стоило, как оказалось, на кораблях и черных флагах…       Но это хотя бы объясняло, куда подевались Морские Драконы.       В некоторых фолиантах Книгочея, которые я порой пролистывала от скуки, говорилось, что в странах цивилизованного мира мясо драконов — деликатес и оплачивается звонкой монетой из серебра или даже золота, что, само собой, породило немало бесстрашных охотников за головами Морских Чудищ и не только их. Настолько безбашенных, что были готовы плыть навстречу смерти с распростертыми объятиями, лишь бы услышать, как позвякивают драгоценные монеты в их кошельке, рискуя при этом всем, что уже тогда имели. А самое главное — собственной жизнью.       В общем, если говорить коротко, то не только Морские Драконы любят пожирать все, что поставят на их стол. Некоторые люди поступают также и готовы дорого за это заплатить.       К несчастью, мои малыши тоже попали под это безумие и оно было понятно, хоть и не мне: кто из зажравшихся богатеев не захочет вкусить поистине редчайшее мясо самого скрытного и заслуженно легендарного дракона, Смертоносного Теневика?       А у меня их было аж целых три, не считая яйца. Молодые, нежные, упитанные, несмотря на нехватку еды, но явное изобилие рыбы…       Стило мне вспомнить слова того пирата, описывающего моих малышей как вкуснейшее блюдо, которое скоро подадут к столу, меня аж перекосило, к горлу моментально поступила тошнота, грозя вывернуть наизнанку и так пустой желудок. До того шокирующего дня, я даже подумать не могла, что драконов можно есть… Никто из тех викингов или народов, что я знала или встречала, никогда подобным не занимался.       Нет, подобное процветало только в странах цивилизованного мира, как они себя называли, насмехаясь над нами, дикарями с секирами и шкурами животных вместо одежды из тончайшего шелка.       Цивилизованного — да, но беспощадного к прекрасной природе, используя ее дары только в угоду своим эгоистичным желаниям, и не заботясь о том, чтобы что-то отдать взамен…       К несчастью, нам всем, мне и малышам, не повезло встретиться с этими безумцами лицом к лицу, но благо, удалось избежать того кощунства, на которое они нас обрекли. Да уж… Если бы не тот корабль, почему-то атаковавший наш, не знаю, что со мной было бы. Как бы я пережила то, что малышей, которых я поклялась защищать и оберегать, зажарили и съели, а я, зная об этом, ничего не смогла сделать…       Запах гари, неожиданно разлившийся по воздуху зловонным облаком, раздражал ноздри и заставлял морщиться, кривя нос. Нахмурившись, я принюхалась и задалась вполне резонным вопросом, откуда это зловоние может идти, не из памяти же, в конце-то концов… Но тут я вспомнила о похлебке и ругаясь, бросилась к ней, торопливо снимая с огня котелок, обжигая пальцы о накаленное железо. Вот идиотка! Так увлеклась, что обо всем забыла.       Бросив его на землю, расплескав немного загустевшей похлебки, я снова поморщилась, но уже от легкого отвращения, потому что на вид приготовленное стало отнюдь неаппетитным. Однако, быстро подзабыла об этой маленькой неприятности и бодро принялась за еду. Когда днями нечего жевать, кроме сухой коры, полюбишь даже такое, подгоревшее и дурно пахнущее, напоминающее нечто, во что превращается пища, после того как покидает желудок.       К тому же, я слишком голодная, чтобы привередничать, а рассвет слишком прекрасен, чтобы расстраиваться.       И на такой веселой ноте, уплетая за обе щеки не шибко удачную стряпню, любовалась красотами пробуждающейся природы, пока была такая возможность.

***

      Огонь грозно зашипел, стремительно затухая под струями воды, вылитыми из толстой фляги. Встряхнув остатки капель, я опустила руку, сжимая флягу в ладони и взглянула на небо, сводя брови у переносицы, остро почувствовав беспокойство, ушедшее прошедшей ночью, но вернувшееся сейчас, с минувшим утром.       Что-то они долго. Второй день их уже нет.       С тех пор, как мы отправились в дальнее странствие в поисках своего места в этом необъятном мире, малыши сильно подросли и окрепли, опустили шипы и расправили крылья. Да, это уже не те задохлики, какими они были, просиживая в пещерах под крылом своей матери, совсем не те…       Жизнь на воле раскрепостила их, сделала сильными и выносливыми, а трудности, пройденные вместе, закалили и превратили в матерых драконов, если, конечно, так можно сказать.       И надо признать, в очень мощных и тяжелых матерых драконов, потому как однажды, вернувшись с охоты, уже после того как мы сбежали из плена, самый крупный из них попытался присесть на край лодки с веером рыб в пасти, но она не выдержала его веса и перевернулась, при чем, вместе со мной и со всем, что было в лодке… Слава богам, я догадалась привязать мешки и сумки, опасаясь растерять все во время шторма. Кто ж знал, что эта предосторожность и по такому поводу пригодится.       Да и вообще, Теневики сами по себе очень умные, а подобное путешествие, сопряженное с постоянным риском и выживанием в диких условиях, где зачастую угроз больше, чем покоя, заставило их развиваться и расти, расти, расти… Как внешне, так и внутренне. И я даже сама не заметила, как они выросли прямо у меня на глазах, хоть и под неусыпным присмотром, те самым, каким наблюдает за своими детьми любящая мать.       И ведь я действительно стала ею. Матерью…       Едва малыши оправились от смерти родной матери, как тут же признали в ней меня, слушаясь и повинуясь во всем, что я ни скажу, хоть и не прекращали озорничать, временами делая это намерено, чтобы развеселить или наоборот, рассердить, но никогда не пытались по настоящему мне навредить, а только всячески помочь, как могли и как умели. Именно благодаря им во многих трудностях мне удавалось выйти живой и, как ни забавно, сытой. Если бы не их помощь, кто знает, может, меня бы здесь уже и не было… Иными словами, они всегда приходили мне на выручку и иногда даже пытались научить, если я чего-то не знала, делая это по своему, полагаясь на инстинкты… Что, собственно, делала и я, обучая и направляя их, прикладывая к этому все свои силы и все свои знания, какими обладала, и к сожалению, не такими обширными, как мне хотелось бы.       Но в этом мне помогли книги о драконах и о многом другом тоже, которые я прихватила по пути за лодкой, что значительно отяготило мои сумки, но я отнюдь не сожалела о краже и искренне надеюсь до сих пор, что Книгочей это переживет.       В конце-концов, они мне нужнее, чем ему. Хотя он вряд ли это поймет.       Окинув посветлевшее небо под лучами яркого солнца еще одним обеспокоенным взглядом, я вернулась к более насущному и принялась приводить полянку в порядок, никогда не оставляя за собой мусор и грязь. Мама учила меня, что землю нужно беречь и заботиться о ней, иначе она зачахнет и умрет…       При воспоминании о матери, я с грустью улыбнулась и провела рукой по ставшей еще чуточку длиннее, толстой косе, все так же перевязанной за спиной, чтобы не мешалась. Раньше я почему-то редко вспоминала ее, но теперь ее светлый образ все чаще являлся мне во снах или даже вставал перед глазами, усиливая тоску по дому и заставляя томиться в разлуке с близкими, оставленными мною где-то там, далеко-далеко за спиной… Интересно, чтобы она сказала, если бы узнала, что я совершила? Что я предала весь свой народ ради драконов? Отругала бы или простила?       А впрочем, о чем это я? Будь она жива, того, что происходит сейчас, никогда бы не случилось…       С усилием мотнув головой, отгоняя прочь болезненные воспоминания и непрошеное чувство вины, я убедилась, что все прибрала и нехотя, с тяжелым сердцем повернулась к яйцу, все еще греющем бока в затухающем пламени. И при взгляде на него в груди зашевелилась печаль и горечь.       Как жаль, что для этого малыша жизнь закончилась, так и не начавшись. Чтобы я не делала, как бы не пыталась и какие бы способы не придумывала, мне так и не удалось его разбудить…       И потому, после сотен безуспешных попыток, единственное, что мне оставалось — это поддерживать в нем жизнь, которая едва теплилась внутри и угасала с каждым днем, как и моя надежда спасти его, но благо, огонь пока еще хоть как-то оттягивал его срок, и я даже думать боюсь о том, что когда-то наступит такой момент, когда помочь ему будет уже невозможно…       Бережно взяв в руки яйцо, я встала и провела подушечкой пальца по шероховатой поверхности, стирая копоть и сажу — цена за сохранение жизни… Затем так же бережно опустила его в отдельную сумку, где полукругом стояли несколько плоских камней, нагретых на солнце и огне, обмотанные шкурами, сохраняющими тепло. Я придумала эту штуку, когда мы еще плыли по океану. Оно помогало мне защищать яйцо от смерти, когда рядом не было суши…       Ну ничего, скоро все это закончится, потому что я наконец-то нашла место, которое искала так долго.       Улыбаясь до ушей, мгновенно подзабыв о печалях и невзгодах, и чувствуя, как душа запела при одной только мысли об этом месте, я завязала сумку и уперев руки в бока, еще раз оглядела свое пристанище, в последний раз проверяя, все ли прибрала и не оставила ли ничего.       Хоть мне и нравилась эта уютная и безопасная полянка, долго задерживаться на ней я не собиралась, имея для достижения совсем другую цель, совсем недавно подаренную одним торговцем, подобравшим меня после особенно жестокой бури, которую я пережила просто каким-то чудом… Впрочем, это уже не важно. Главное, оно того стоило. Все «это», пережитое и перенесенное за время моих скитаний и не только моих.       И я почти не сомневаюсь, что мне смогут там помочь. Уж кто-кто, а Покоритель Драконов должен знать как это сделать. Осталось только добраться…       Неожиданный шорох прервал ход моих мыслей и вынудил отвлечься от сбора оставшихся вещей. С удивлением моргнув, я выпрямилась и уставилась на довольно крупного черного дракона, наполовину высунувшегося из-за дерева и прилежащих к нему кустов. Чуть склонив голову на бок и приподняв длинные уши, он таращился на меня с такой же растерянностью и изумлением как и я на него.       Продолжая хлопать ресницами, как последняя идиотка, я выронила обгоревшую ложку и приоткрыла рот.       Это же… Ночная Фурия…