Странности Излома

Конь медленно брел вдоль рощи, увязая в мокрой земле. Всадник покачивался в седле и время от времени, борясь со сном, вскидывал голову. Несколько часов назад ураганный ветер ревел и теснил людей прочь; держась за лошадиную шею, не видя ни неба, ни земли под ногами, Валентин осознавал только, что шаг за шагом отступает назад, стараясь не упасть. Казалось, что это продолжается целую вечность. Когда напор ветра ослабел, на горизонте Валентин разглядел что-то вроде курганов, но все поле до них было покрыто слоем коричневой грязи, делающей местность совершенно неузнаваемой. Вокруг не было ни души; отнесло ли его дальше, чем прочих, остался ли кто-нибудь в живых, и чем завершилось сражение — отвечать на вопросы было некому. Валентин сперва вел коня в поводу, потом ехал верхом, но курганы все так же маячили в отдалении, словно марево; потом, в сумерках, встретилась незнакомая рощица, грязь под ногами стала просто болотистым лугом. Он с трудом держался в седле и начинал думать, что пора искать хоть какое-нибудь укрытие на ночь. Воздух стал заметно свежее, одежда все еще была сырой и неприятно холодила тело. Валентин поднял голову, пытаясь разглядеть небо и выбрать хотя бы примерное направление. В двух-трех местах в разрывах туч мерцали звезды, но ни одну из них нельзя было определить с уверенностью. Зато он заметил другое: деревья стояли с голыми ветвями, как будто уже наступила осень. Неужели ураган оборвал все? Валентин не удивился бы, но из-под копыт слышался не шелест недавно осыпавшейся листвы, а влажное чавканье, как если бы листья пролежали зиму под снегом и успели отсыреть. Увидев за деревьями свет, Валентин не поверил глазам, но свечение не пропадало. Аше, измученный не меньше хозяина, всхрапнул и начал переступать немного быстрее. Свечение приближалось, и Валентин уверился, что это не огонь костра, а яркие окна приземистого длинного дома. Рядом виднелась коновязь, слышались голоса. Остальное скрывали сумерки, но это был дом, и в нем были люди. Куда же его все-таки занесло?.. Валентин неплохо представлял себе местность на протяжении дня пути и мог поклясться, что не помнит ни этой рощи, ни трактира. Спешиваясь, он буквально съехал по конскому боку и едва не упал. Из дома донесся запах съестного, и Валентин тут же вспомнил, что ел в последний раз почти сутки назад. Сидящие в трактире весело переговаривались, в углу распевали какую-то песню. Эти люди ничуть не походили на недавно вернувшихся с поля боя. Среди них, однако, было много военных — в мундирах Валентину почудилось нечто странное, но что именно, он определить не смог. Несколько людей обернулись к нему, в том числе светловолосый человек, сидящий у камина. — Савиньяк?! — Валентин не смог сдержать возглас удивления, увидев здесь Арно. — Сударь? — Тот, к кому он обратился, встал и шагнул навстречу, глядя на него с легким удивлением. Валентин провел по глазам, подумав, что бредит. Человек походил на Арно до невозможного, но у него не было родинки виконта. — Простите, я, кажется, обознался. — Он взялся за дверной косяк, чтобы не упасть от усталости. — Ничуть. Я Лионель Савиньяк, граф Лэкдеми. С кем имею честь? Услышав это, Валентин окончательно убедился, что бредит. Голова закружилась, лицо стоящего перед ним «Савиньяка» расплылось и исчезло в затянувших комнату сумерках, а в следующее мгновение он оказался на полу. Придя в себя, он обнаружил, что сидит у огня и ему настойчиво предлагают кружку с чем-то горячим. — Пейте, на вас лица нет. Откуда вы, полковник? Что произошло? Со второго глотка Валентин понял, что пьет что-то очень горячее и крепкое, с третьего — что это знаменитый бергерский пунш. Шутка Леворукого, назвавшаяся Лионелем, сидела напротив и внимательно изучала его мундир и сапоги, заляпанные грязью. Валентин в свою очередь посмотрел на собеседника и незаметно ущипнул себя за руку. Если бы можно было представить Лионеля Савиньяка, капитана королевской охраны, беззаботно улыбающимся и помолодевшим на десяток лет, он выглядел бы именно так. — Я оставил на улице Аше, это мой конь, — спохватился Валентин. — Его надо напоить и… Незнакомец, которого он по-прежнему не решался назвать Савиньяком, кивнул, не дослушав. — Здесь расторопный хозяин. Я уверен, Аше уже вычистили и задали ему корма. Эй, любезный, что там с конем этого дворянина? — окликнул он трактирщика. — Все сделано, сударь. Отличный мориск, и масть редкая, измучен только до крайности, — ответил хозяин. — Мориск? Вы знаете толк в лошадях, — заметил собеседник. — Правда, по мне, в Торке морискам тяжело. Лучше всего полумориски или макланы. Валентин неопределенно качнул головой, не то соглашаясь, не то отрицая, и, собравшись с духом, перепросил, надеясь, что его поправят: — Я не расслышал ваше имя. Вы — граф Лэкдеми? — Да. А вы? — Людвиг. — Валентин по-прежнему не понимал, что происходит, и на всякий случай назвал первое пришедшее в голову имя. — Я… сбился с дороги и попал в болото. Не подскажете ли, что это за место? — Должно быть, после Абентханда вы свернули не на том перекрестке. Это Альте-Катцен. Да вы пейте, — собеседник кивнул на кружку, от которой все еще шел пар. — Холодная весна, не так ли? Весна? Валентин машинально сделал еще глоток. Альте-Катцен? Он помнил со слов Катершванцев эту деревушку в предгорьях… Торки?! — Да, — ответил он. — Простите, а какое сегодня число? — Только что начался первый день Весенних Молний. — Лионель рассмеялся и поднес к губам бокал. — Да вы как из Заката свалились. Триста восемьдесят восьмой год, это вы помните? — Приятно убедиться, что я еще не в Закате. — Валентин шуткой скрыл изумление и поставил кружку, чтобы не разлить пунш. Весна триста восемьдесят восьмого года. Если он не сошел с ума и не бредит, если допустить невозможное, то он разговаривает с Лионелем, который через несколько недель станет графом Савиньяком. «Это сон», — подумал Валентин, но проснуться не получалось. — Людвиг? Он не сразу понял, что обращаются к нему. — Принесли ваш ужин. — Лионель поворошил кочергой дрова в камине, взметнулись искры, повеяло теплом. — Мне кажется, что я где-то вас видел. Где вы служите? — У… — Валентин чуть не ответил «у генерала Ариго» и лихорадочно придумывал, что сказать. Ну же, ну, кто служил вместе с Карлом Борном?! — У генерала Эгмонта Окделла, — ответил он наугад. Валентин заметил, что Лионель разглядывает его перевязь и, чтоб отложить дальнейшие вопросы, взялся за нож и вилку. — Прошу простить, я в самом деле проголодался. Лионель кивнул и замолчал. Утоляя голод, Валентин украдкой разглядывал зал. К счастью, никого хотя бы смутно знакомого больше не было: обычные проезжие, купцы, несколько молодых офицеров, поближе к двери — солдаты. От камина веяло теплом. Озноб оставил Валентина уже после пунша, одежда начала просыхать. Видя, что Савиньяк готов задать новый вопрос, Валентин поторопился опередить: — А откуда едете вы? — Возвращаюсь из отпуска в Торку. — Лионель подмигнул. — А вы? Давно вы были в Олларии? — Давно, — Валентин решил, что можно ответить честно, — больше года назад. Что нового в столице? — Почти все как обычно. Говорят, невестой короля вот-вот объявят Магдалу Эпинэ. Вы знаете ее? — Н… нет, — Валентин вновь схватился за кружку. Лионель быстро взглянул на него. — Я хорошо знаю ее братьев. В Эпинэ все между собой знакомы, — улыбнулся Лионель. — Да, еще в Олларии… Савиньяк рассказывал, а Валентин смотрел на него. Он давно не видел маршала Севера, но тот Лионель, которого знал Валентин, очень мало напоминал человека, сидящего рядом. С Арно, даже когда тот язвил, все-таки было проще; теньент Сэ говорил то, что думал. Лионеля, при всем его радушии и беззаботности, Валентин опасался. Были ли причиной опасений предостережения отца, помноженные на неожиданность происходящего? Насколько искренен нынешний граф Лэкдеми? А еще Валентин убедился, что фамильное обаяние, которое он до сих пор наблюдал в основном со стороны, действовало почище пунша. Лионелю хотелось верить — и хотелось заслужить его доверие, даже если это только сон. Что делать, если все происходит наяву, Валентин представлял еще меньше. Он твердо знал, что должен вернуться к своей армии, но преодолеть столько лет — как? Если завтра утром этот трактир не развеется дымом, он просто поедет обратно. Возможно, где-то по дороге была особенность, которую он пропустил из-за сумерек и усталости. Валентин вновь прислушался к тому, что говорил Лионель. Магдала Эпинэ, ее братья, генерал Окделл, маршал Арно Савиньяк, которого вскользь упомянул Лионель — все они еще живы; и отец, и матушка… Валентин сморгнул, представив встречу, и тут же понял, что этого не должно случиться: их сыну еще нет и восьми. И жив Карл Борн, которого он почти не помнил. Если бы можно было что-то сказать Лионелю, предупредить… Но что? Валентин очень мало знал о том, как разворачивались события многолетней давности — кроме того, разумеется, о чем знали все. И должен ли он что-то говорить? Или затем его и занесло сюда столь неожиданным образом, чтобы жизнь пошла по иному руслу? — Людвиг, вы смотрите на меня, словно увидели привидение. — Вы очень похожи на одного человека, которого я знал. — Вот как? Вы мне тоже кого-то напоминаете. — Лионель прищурился. — У вас нет родственников среди семейства Придд? — Дальние, — быстро ответил Валентин, внутренне подобравшись. — Я так и думал. — Лионель вновь улыбнулся. — В Талиге все всем родственники. Начиная говорить, Савиньяк наклонялся ближе; передавая кружку или блюдо, соприкасался пальцами. Казалось бы, ничего особенного, но… В поведении Арно никогда не было флирта, а здесь он был. Голос разума сообщил, что это еще более абсурдно, чем все окружающее, но другое знание, более глубокое, чем рассудок, подсказывало: все именно так. — Сколько вам лет? — неожиданно спросил Лионель. — Двадцать один. — Валентин запоздало догадался, что стоило прибавить себе возраста. В глазах Лионеля мелькнуло неподдельное удивление. — Если мое любопытство не оскорбит вас… До сих пор я знал в Талиге лишь одного человека, который стал полковником до двадцати пяти лет, и это — герцог Алва. — Меня произвели в чин недавно. — Валентин старался не солгать и одновременно не сказать лишнего. — Мне представился случай спасти командира от плена и смерти. Что до остального, предполагаю, мы еще встретимся, и тогда я расскажу об этом событии все, что вы захотите услышать. — Обязательно встретимся, если вы останетесь служить здесь, — кивнул Лионель. — Кстати, вы знаете Жермона Тизо? — Жермона Ариго? — Валентин поймал себя на том, что слова опережают мысль, и решил оставить очередную кружку недопитой. — Не стоит. — Лионель поморщился. — Торка не спрашивает титулов, — Валентину показалось, что в эти слова был вложен какой-то намек. — Барон Тизо — отличный офицер, и, будьте уверены, Круг не добежит до Излома, как он станет генералом. — Я слышал о нем только хорошее. — Валентин предпочел согласиться, и брови Лионеля разошлись, а лицо снова осветила улыбка. — Жермон любит говорить, что Торка тем и хороша, что в каком-нибудь ее углу да дерутся.* Вы согласны? — А какой карьеры желаете вы? — Валентин ощущал странное веселье от этого разговора. Если бы еще судьба генерала Ариго была хоть сколько-нибудь известна… Ураган шел от кургана, где находился командующий. — Как любой солдат, маршальской, — засмеялся Лионель. — Скажу, не хвастаясь, Савиньяки либо погибают, либо становятся маршалами. «Маршалы тоже погибают». — Валентин вновь заколебался. Может быть, намекнуть об опасности, не называя имени Борна? Но Лионель слишком проницательный собеседник, чтобы удовлетвориться намеком; и потом, не предаст ли он этим собственного отца? — Да вы не просто утомлены, а, кажется, нездоровы? — Лионель прервал его размышления. — Нет, — Валентин через силу улыбнулся, — но после дня блужданий я смотрю вокруг, — он обвел глазами зал, — и не могу отделаться от мысли, что сплю. — И уснете прежде, чем допьете, если будете медлить, — улыбнулся Лионель. — Однако если вам неприятен шум, я занял комнату на втором этаже. Мы можем перебраться туда. И во сне, и наяву оставаться с Лионелем наедине было неразумно во всех отношениях. Тем не менее, через некоторое время Валентин обнаружил себя в комнате наверху. — Людвиг, вы крайне загадочны. — Лионель задумчиво смотрел на него поверх поднесенного к губам бокала. — Вы мой ровесник, но старше в чине; говорите, что недавно произведены — и не торопитесь похвастаться своим подвигом; называете только имя — но я уверен, что должен был слышать вашу фамилию. — Возможно, я дриксенский шпион? — Валентин улыбнулся. Холодок опасности неизменно рождал желание поиграть с нею: в Лаик, в Ракане, в Марагоне… — Я видел шпионов, — весело отверг его предположение Лионель. — У этих господ, в отличие от вас, обычно припасены две-три очень правдоподобные и убедительные истории. До сих пор Лионель сидел напротив, но теперь встал и шагнул к окну, у которого расположился Валентин. — Я бы счел вас закатным гостем, но в Закате вряд ли есть болота вроде тех, что оставили след на ваших сапогах. — Вы можете проверить, исчезну ли я утром. — Валентин тоже встал, понимая, что игра затянулась. — Непременно. — Лионель тут же притянул его к себе. — Более того, если вы все-таки исчезнете, я вас найду. Одна часть разума Валентина вопила, что это сон, в котором можно все: можно позволить целовать себя и ответить на поцелуй, можно забыть, что это Лионель Савиньяк — или, наоборот, не забывать, потому что такого случая больше не представится, доживи хоть до ста лет. Другая, та, что назвалась чужим именем, требовала прекратить немедленно, сию минуту. В итоге верх одержала она. — Я вам не нравлюсь? Или вы связаны клятвой верности? — вкрадчиво спросил Лионель. — Я клялся только своему королю, — ответил он, переведя дыхание, — и ваше общество не оставляет меня равнодушным, но я должен вам сказать… — Нет, — ладонь Лионеля закрыла ему рот, — главное вы уже сказали. Однако те, кто долго служил на границе, не изъясняются таким слогом. Молчите, я уважаю ваши тайны. Пальцы скользнули по губам и погладили шею; пуговица воротника скрипнула о ткань и расстегнулась. — Лионель… Назвать старшего Савиньяка по имени оказалось сложнее, чем поцеловать. Время, слухи и победы сделали из маршала нечто вроде блистающей статуи, и сейчас Валентин чувствовал примерно то же, как если бы мраморная крошка осыпалась, явив живого человека. «И с этим человеком тебе еще жить в одной стране», — шепнул на ухо голос разума. — Кстати, если вас смущают какие-либо условности, на эту ночь я готов уступить главенство, — жарко шепнул в другое ухо Лионель. Валентин был наслышан о прогулке маршала в образе Леворукого и в этот момент от души посочувствовал гаунау. — Я… Простите, мне нужно несколько минут подышать свежим воздухом. Глаза Лионеля блестели, но, помедлив, он отпустил Валентина. — Возвращайтесь. — Я вернусь, и мы закончим начатое, — зачем-то пообещал он. Аше не успел отдохнуть, но шел ровно. Валентин тоже не чувствовал пока ни усталости, ни холода; борьба с желанием повернуть назад не оставляла места всему остальному. Огни трактира уже скрылись из виду, и он окончательно понял, что будет жалеть об этом очень долго. *** — Полковник Придд прибыл по вашему приказанию. На столе лежали письма, еще какие-то бумаги, перчатки; сохла раскрытая чернильница. Маршал Савиньяк поднял голову от карты, на которой делал пометки, и посмотрел на Валентина — долго, внимательно. — Прошу. — Он указал на стул. — Генерал Ариго подробно доложил мне о состоянии дел. Я вызвал вас, чтобы услышать другую историю, более давнюю. Валентин мельком глянул на руки — неподвижны; лицо, кажется, тоже соответствовало. «Спокойно. Спокойно…» Несколько месяцев он убеждал себя, что Альте-Катцен с ее трактиром ему привиделась, и до встречи с Лионелем это почти получалось. Сны, даже самые яркие, обычно блекнут через несколько часов после пробуждения, но Валентин слишком хорошо помнил запах горящих дров и вкус пунша, сваренного по-бергерски, с давленой клюквой. Помнил он и то, как выскользнувшая прядь волос Лионеля задела щеку; голос и интонации сказанного вслед: «Возвращайтесь». Кажется, он поступил так, как требовали долг и честь, и ни в чем не мог себя упрекнуть. Тем не менее, отправляясь к маршалу, Валентин с огромным трудом заставил себя принять обычный вид. Не дождавшись вопроса, Савиньяк продолжил: — Расскажите о том дне, когда вас произвели в полковники. Не «о спасении герцога Алвы» — Валентин не сомневался, что Лионель умеет выбирать выражения. — Как вам известно, заседание, собранное судить герцога Алву, окончилось ничем. Было очевидно, что Альдо Ракан этого не потерпит… Лионель слушал молча, не перебивая и не уточняя, и не сводил с Валентина изучающего взгляда. — Идея была хороша и воплощена не хуже. Если бы герцог Алва не наградил вас, я сделал бы это сам. — Я выполнял свой долг. — Разумеется. Вы свободны. «И все?!» Мгновенная слабость облегчения прошла по телу и отпустила. Валентин был уверен теперь, что недавняя — очень давняя — встреча не была сном, но Савиньяк, видимо, предпочел ее забыть. Осмысливание своих чувств по этому поводу Валентин решил оставить на потом. Он не успел сделать и пары шагов, когда Лионель окликнул: — Людвиг. Валентин обернулся и понял, что выдал себя. — Вы что-то сказали? — Я забыл кое-что спросить. Вам приходилось бывать в деревне Альте-Катцен. Это было не вопросом, а утверждением. — Да. Глядя на выражение лица Савиньяка, Валентин почувствовал себя частично отомщенным. Лионель поднялся. — Сейчас нет времени, чтобы задать все интересующие меня вопросы, и нет вина, чтобы говорить о таких вещах. Но если вы снова захотите сбежать, на этот раз я знаю, где вас найти. — В прошлый раз моим долгом было как можно скорее вернуться в расположение действующей армии. Сейчас у меня нет необходимости куда-либо скрываться. Лионель коротко усмехнулся. — Я жду вас завтра вечером. Валентин не чувствовал за собой никакой вины, а большинство тайн, которые ему были известны, потеряли значение после смерти своих владельцев. Он мог честно или почти честно ответить на любой вопрос Лионеля, но перед беседой с ним невольно вспомнил переправу через Хербсте во время ледохода. Камин в доме, где расположился маршал, был меньше трактирного, огонь отгораживала узорная решетка, но искры вспыхивали и гасли точно так же. Лионель поворошил дрова, и Валентин вдруг подумал, что Савиньяк — уроженец куда более теплых мест. Однако маршал без колебаний форсировал ледяную Изонис и выиграл бой. Все верно, можно хотеть чего-либо или бояться, но выбирать следует то, чего нельзя не сделать. Валентин одновременно хотел и опасался разговора, но понимал, что избежать его не получится. — Я жду вашего рассказа, — оборвал молчание Лионель. — Это было в день битвы на Мельниковом лугу. Ураган буквально разметал нас. Когда он закончился, я не мог понять, где нахожусь. Я искал дорогу до поздней ночи, а потом наткнулся на трактир. Дальнейшее вам известно. Лионель помолчал. — А потом? — Когда я… покинул трактир, то несколько часов ехал прямо, пока не почувствовал, что больше не могу продолжать путь. Кажется, я уснул, как только спешился. — Лучше бы вы уснули несколькими часами раньше, — процедил Лионель. — И что же вас разбудило? — Солдатский пинок. Это были люди из ландмилиции. Они увидели коня, стоящего над телом, и решили проверить, мертво оно или живо. Когда я пришел в себя, то счел ночные события бредом. — Да, — согласился Лионель. — У вас есть какие-либо догадки на этот счет? — Нет. — Валентин смотрел на огонь, но явственно ощущал на себе взгляд Савиньяка. — А у вас? — Пока нет. Я тоже мог бы счесть все сном, но другие люди в трактире вас запомнили. Думаю, сон, который снится стольким участникам сразу, ничем не отличается от реальности. Почему вы назвались чужим именем? — Из предосторожности. Я хотел понять, что происходит. Губы Лионеля тронула усмешка. — Разумно, но бесполезно. Забытые бокалы с вином стояли между ними. — Насколько я помню, вы считали, что должны мне что-то сказать. От камина веяло теплом, Валентину стало жарко. — Я подумал, что если бы… если бы маршал Савиньяк остался жив и все пошло иначе, возможно, мой отец тоже прожил бы дольше. — Может быть, — кивнул Лионель. «А может быть, и нет», — подумал Валентин. — Сожаления бесплодны, — добавил Лионель. — Не стоит тратить на них время, если вы не можете изменить все еще раз. Или вам приходилось вмешиваться в ход истории ранее? — Я могу поклясться чем угодно, честью или кровью, что подобное произошло со мной единожды, и в этом не было никакого умысла с моей стороны. На этот раз молчание затянулось. Лионель словно забыл о присутствии Валентина. — Я подумал, что вы — бастард герцога Амадеуса, — сказал он вдруг. — К сожалению, я не мог расспросить Вальтера Придда, нет ли у него незаконных братьев. — Усмешка вновь скользнула по его губам. — Я долго искал, но вы так качественно исчезли, что поиски походили на погоню за призраком. Наконец я решил, что вы погибли в Ренквахе или бежали за границу. Лионель покачал головой. — Невозможно было предположить… — Вы однажды спросили у меня что-то странное насчет родословной и отсутствующих имен, — вспомнил Валентин. — Да. Когда я увидел вас в Фабианов день, то был поражен. Из известных мне Приддов вы походили на моего призрака больше всех, но честно ничего не поняли. — Меня учили остерегаться вас. Вы задавали странные вопросы, у вас был повод для мести. Отец считал, что вы опасны, — медленно проговорил Валентин. — Да, — спокойно согласился Лионель. — Но половину из них я задавал, потому что искал вас. Что ж, теперь все более или менее ясно. И последнее: почему вы все-таки сбежали? — Потому что я предполагал, что этот день наступит. — Вы могли отказаться. — Лионель повернулся к Валентину и посмотрел на него в упор. — Я оставил бы вас в покое. — Не мог. — Валентин надеялся, что краска, бросившаяся в лицо, сойдет за отблески пламени. Глаза Лионеля блеснули. Он протянул через стол руку, провел по лицу Валентина и сжал его плечо. — Вы обещали вернуться и закончить начатое. — У вас удивительная память. — Вы были первым, кто отказался разделить со мной ночь. Разумеется, я это запомнил. Он поднялся и потянул Валентина следом. — Идемте, эти кресла не слишком удобны. Это было почти как в ту ночь. Валентин хорошо помнил и этот притягивающий жест — время здесь ничего не прибавило, объятие Лионеля уже тогда было властным; и то, как его палец обводил рот, а потом этот путь повторял язык; и на нем самом был тот же мундир, и так же скрипели, расстегиваясь, пуговицы, но… — Валентин, если вы хотите уйти, это ваша последняя возможность. — Не хочу. — Тогда что вас смущает? — Вы. Я знаю, для вас прошло много лет, но мне кажется, что несколько месяцев назад я был с совершенно другим человеком, если вы понимаете, о чем я. — Ах вот что. Понимаю. — Савиньяк кивнул. — Один древний автор, которого вы наверняка знаете, писал, что весь мир есть лишь видимость. В целом это ошибочно, но для некоторых случаев вполне подходит. Лионель дунул на свечи. — Так лучше? — Да. — Валентин повел плечами, сбрасывая расстегнутый мундир. Так было намного лучше, словно тогда он действительно вышел на несколько минут и вернулся. Статуя вновь на глаза превращалась в человека, Валентин свободной рукой провел по его спине — от плеча наискось вниз и обратно. Голос разума теперь молчал, зато Лионель — да, Лионель, а не маршал Савиньяк — слегка отклонился назад и негромко проговорил: — То, что я вам предлагал, остается в силе. Сомнения отступили. Валентин огладил его бедро, прижимая пах, Лионель коротко вздохнул. — Да. Они были примерно одного роста, поэтому, когда губы Савиньяка скользнули вниз, Валентину пришлось запрокинуть голову. Лионель целовал ниже подбородка, ласкал подставленное горло, то коротко прикасаясь языком, то прикусывая кожу. Валентин, в свою очередь, охнул и выгнулся, на некоторое время забыв, что от него ждут ответных ласк. Тесные объятия позволяли чувствовать каждое движение, каждый вдох, малейшую дрожь. Валентин наслаждался каждым мгновением, но вскоре этого стало мало. Он сдвинулся так, чтобы бедро Лионеля задевало его пах, и вдохнул сквозь зубы от этой неполной близости. — Довольно. — Лионель, уже оставшийся без рубашки, шагнул назад, к кровати. — Вы представляете себе, как это происходит? — Да. — Валентин приостановился, избавляясь от одежды, и опустился рядом. — Я вас недооценивал. — Лаик, любопытство. — Валентин слегка усмехнулся. — Вероятно, у всех было нечто в этом роде. — Конечно. Надеюсь, это был не Арно? — Нет. — Хорошо. Теперь Валентин пожалел о потушенных свечах: стоило бы видеть Лионеля, разметавшегося на кровати. Нетерпение нарастало, они то крепче сплетали объятия, чтобы можно было соприкоснуться, частично утолить жажду и тем продлить удовольствие до того момента, когда медлить будет уже невыносимо; то отстранялись, когда кто-нибудь склонялся над другим с жадными, долгими поцелуями. В очередной раз приподнявшись, Валентин целовал плечо, грудь, впадинку солнечного сплетения, одновременно выводя пальцами неведомые узоры по животу. Он быстро лизнул ладонь и обхватил головку стоящего торчком члена Лионеля, растирая влагу там, где расходились складки кожи. — Довольно. — Это была не просьба, а приказ. Лионель шире раздвинул колени; Валентин потянулся с коротким поцелуем к приоткрытым губам, задев сжатые зубы, и, придерживая его за бедра, толкнулся вперед. Было теснее и жарче, чем он ожидал; расслышав неразборчивое ругательство, Валентин приостановился: — Простите. — Все правильно. — Лионель сам подался навстречу, задавая скорость, и неожиданно добавил: — Редко можно позволить… так. Сперва Валентину показалось, что он не продержится и пары минут; покачиваясь, сквозь шум крови в ушах он слышал громкое дыхание — то ли свое, то ли чужое — и в такт ему ласкал член, сжимая и поглаживая. Еще, и еще, предугадывая момент, когда наслаждение достигает пика, за которым становится болью. Дождавшись его, Валентин в последний раз подался вперед и замер, почувствовав, как Лионель, вскинувшись, тоже медленно расслабился. — Тогда, давно, я предположил, что вы от природы холодны, — негромко сказал Лионель. Валентин лег рядом и только теперь подумал, что кровать в этом домике для двоих была узковата. — Я дважды вас недооценил. — Я вас тоже. Настал неизбежный момент, когда исчерпавшие страсть любовники проваливаются в краткое забытье, смешивающее былое и настоящее. — Валентин, о чем вы думаете? — О том, почему все случилось именно так и что произойдет дальше. — Кто знает. — Лионель обнял его за плечи, стало не то чтобы просторнее, но удобнее. — Возможно, завтра я окажусь в будущем, и вы вновь станете моим ровесником. Валентин усмехнулся, представив подобную встречу. Савиньяка прошедшие годы изменили до неузнаваемости; каким станет он, герцог Придд, через десяток с лишним лет? — Возможно, этот случай останется единственным в череде других странностей Излома. — Лионель говорил медленнее обычного, словно раздумывал. — Когда неизвестно, куда приведет следующий шаг, лучше сделать то, чего не сделать невозможно. Our lives and our choices, like quantum trajectories, are understood moment to moment, at each point of intersection, each encounter, suggest a new potential direction. Сloud Atlas** *"Россия-матушка тем хороша, что в каком-нибудь ее углу да дерутся» ©Яков Кульнев ** Наши жизни и наши решения, подобно квантам, осознаются ежемоментно. В каждой точке пересечения, любая встреча предлагает новые потенциальные направления. (Каждый шаг, поступок, каждое знакомство могут повернуть жизнь в новом направлении.) Облачный Атлас