Привычка расставаться

— Не передумал? Уходишь? — Да. Сергей только хмыкнул еле слышно куда-то себе в усы и отвернулся к окну, бездумно разглядывая просыпающуюся олимпийскую деревню. Яблоко, которое Модестас то и дело подкидывал в воздух в попытке занять себя хоть чем-нибудь, ударилось о его ладонь с глухим шлепком. Модестас сжал его сильнее, нахмурившись. Он поднял тяжелый взгляд на Сергея: — Тебе все равно? Сергей покачал головой, не оборачиваясь. — Нет, — конечно, ему не все равно. Никогда не было, — Но отговаривать тебя я не собираюсь. Модестас поджал губы и снова подкинул яблоко. Вопрос о них даже поднимать не стоило — он сам решил уйти, хлопнув дверью, озвучивать очевидное не было необходимости. Губы Модестаса растянулись в кривой печальной ухмылке. Расставание. Опять. Они проходили через это слишком часто. Тянулись друг к другу, но тут же отталкивались, разбегались к разным полюсам, не в силах найти равновесие. Казалось, вместе быть они просто не могли, и их обоих это изводило, медленно убивало. Бессчетное количество раз Модестас взрывался и с руганью выбегал в ночь, оставив такого же разгоряченного криками Сергея курить на балконе. Каждый раз он был твердо уверен, что уходит навсегда, что они смогли разорвать наконец-то этот порочный круг. И каждый раз он возвращался, не в силах быть с кем-то еще, не в силах просто не быть с ним. Вместе — невозможно, порознь — убийственно. Какая ирония. И даже сейчас Модестас чувствовал, как с каждой минутой, приближающей его к побегу, что-то незримое тянет его назад все сильнее и сильнее. Он старался не думать, хватит ли ему сил сделать последний шаг. Боялся, что знает ответ. Сергей обернулся, скрестив руки на груди, словно видел его мысли. «Ты вернешься», — прочитал Модестас в его глазах. Не вопрос, а констатация факта. На мгновение его одолела злоба. Чертов Белов, настолько идеальный, что кажется, словно он не от мира сего. Белов, который всегда прав, и сам прекрасно знает это, а потому иногда невыносим просто до зубного скрежета. Белов, который быстро целует его «на удачу» перед матчем, когда в раздевалке больше никого не осталось, а потом даже в глаза неделю не смотрит. Нет, сегодня он ошибся. Этот раз — последний. Он должен выбрать побег, если ему дорога свобода. Выбирать Сергея он не имеет права. Модестас повторял про себя как мантру, что он и не хочет его выбирать. Они сидели в тишине еще какое-то время, прислушиваясь к птичьим крикам за окном. Наконец, Модестас поднялся, одергивая пиджак; машинально потянулся рукой, чтобы поправить сумку с вещами на плече, да только никакой сумки в этот раз не было. — Я сменю номер телефона в Литве. И адрес тоже, — бросил он вместо прощания. Не произнесенное вслух «не ищи меня» все равно оказалось в тысячу раз громче. Сергей поднял на него взгляд и кивнул коротко, понимая: — Конечно. Модестас был уже у самой двери, когда все же не выдержал и обернулся. — Салют, Серый. — Салют, Модя. Дверь их общего номера с глухим стуком навсегда закрылась за Модестасом. Чтобы через несколько часов открыться вновь.