Вторая версия жизни (2-3 сезон)

      Москва. Конец февраля.       Зима выдалась какая-то незимняя, почти нет снега. Вместо него — непонятная каша с черными проплешинами асфальта. С неба же временами вместо снега льет мелкий дождь. Хотя какая разница? Я и в прекрасные морозные дни с ярким солнцем, ясным небом и легким приятным морозцем не покидаю квартиры. Как и в золотую пору осени, или во времена первых весенних ручейков, первой зелени. Да и летом, когда одежды нужен самый минимум, и она почти ничего не весит, вылезаю на улицу всего пару-тройку раз. Из периода, когда можно было сидеть на бортике песочницы и с упоением пропускать мелкие песчинки сквозь пальцы, размышляя о течении времени, я давно выросла, ровно как из качелей и каруселей. А сидеть со скорбным видом, брезгливо щурясь от солнца, читать книжку и изо всех сил делать вид, что меня интересуют плавающие в пруду уточки — это, по меньшей мере, глупо. Столь же глупо, как со стороны прохожих пялиться украдкой на мое инвалидное кресло и брезгливо отводить после этого взгляд. Поэтому и предпочитаю смотреть на город за окном сверху-вниз, из окна последнего этажа многоэтажки.       Отвела взгляд от окна, окинула критическим взглядом разворот тетради, заполненный математическими формулами и геометрическими чертежами, затем захлопнула ее и отодвинула в сторону вместе со сборником задач, чувствуя, что больше не осилю ни одного задания. В то время, как мои ровесники поступают, а то и учатся в высших учебных заведениях, а кто попредприимчивее и вовсе работают, я вынуждена изучать программу общеобразовательной российской школы. А всему виной отношение общества к носителям такой болезни, как Детский Церебральный паралич: последствия кровоизлеяния в мозг во внутреутробный период или в младенческом возрасте. Врачи подтверждают, что случись инсульт такой силы с человеком старше трех лет, он непременно бы скончался. А младенцы ничего, выживают, вот только погибших при этом клеток мозга уже не вернуть, а дальше начинаются развилки событий в зависимости от объема повреждений. У одних проявления болезни незаметны, если не приглядываться — у других заметны сразу, но это не мешает им передвигаться без посторонней помощи или с минимальной опорой. У кого-то страдают только нижние или верхние конечности: чувствительность сохраняется, у некоторых даже повышается в разы в сравнении со здоровыми людьми, но мышцы большую часть времени находятся в напряжении, так, что разогнуть или, реже, наоборот согнуть руку или ногу полностью просто невозможно. У достаточно большого количества больных эти спазмы или, одним словом, спастика, касаются и мышц речевого аппарата, порождая дефекты дикции или полностью делая речь нечленораздельной. У некоторых дела обстоят куда хуже: у них отмирают клетки, отвечающие за интеллект, при относительно сохранной подвижности. Встречаются и настоящие комбо, вплоть до того, что человек на всю жизнь застревает во младенчестве, хотя его тело с течением времени приобретает соответствующие возрасту пропорции и черты.       Оглядываясь на таких, я понимаю: мне еще повезло. Разум и речь у меня в порядке, да и в руках изменения настолько минимальны, что сохраняют для меня возможность вышивать и даже плести мелким бисером, хотя последнее занятие мне не нравится само по себе. Но есть одно общее, что объединяет большинство носителей ДЦП в России и на постсоветском пространстве: нас стараются подогнать под общие стандарты. Помимо назначения объективно необходимых препаратов, позволяющих мышцам расслабляться, врачи полностью игнорируют то, как сам организм адаптируется к состоянию. Нас кладут на операционные столы. Нам подрезают или полностью удаляют мышцы, чтобы разогнуть колени или опустить пятку. Ломают кости, чтобы перестроить их заново. На вопросы: «Для чего? Мне ведь это не мешает!» — если оно и вправду не мешает — отвечают: «Для эстетики». Вот только риски не всегда бывают оправданы, и человек, который до этого мог даже бегать на своих цыпочках или походкой словно из-под него вытащили стул, и он в этой сидячей позе пошел дальше, садились в инвалидное кресло. И такие курсы реабилитации и длиной до полутора месяцев при отсутствии показаний к операции происходили до четырех раз в год.       Вот и в то время, когда счастливые семилетки вместе с родителями покупали рюкзаки, форму и концелярию для похода в первый класс, мне грозили костной операцией на голенях, которая должна заковать меня в гипс месяца на полтора, после еще столько же пришлось бы приходить в форму, а потом — снова на хирургический стол, убирать металлические конструкции. Услышав это, мама даже не стала тратить время на сбор документов для школы. Операцию, правда, в последний момент отложили прямо на медицинском консилиуме, решив понаблюдать еще годик. Через год ситуация повторилась, а потом, все взвесив и спрогнозировав, чем грозит такое вмешательство всей моей системе организма, откровенно плюнули на это дело.       Только время для учебы все равно было упущено. Мама, конечно, от моей невозможности бегать и прыгать с ровесниками на улице, всячески развивала мой интеллект. Буквы я начала узнавать в два, еще через полгода могла прочесть газетные заголовки и надписи на рекламных плакатах. В три — полноценно могла читать. Когда я узнала названия цветов и геометрических форм я уже даже не помню, но перед предполагаемым первым классом я уже прорешала математическое пособие для первого-второго классов и смешные задачки Г. Остера. Освоила вычитание и сложение, таблицу умножения на два и пять, сбивчиво умножала и делила на три. Так что когда оказалась в первом классе официально, все думали, я проведу там самое большее — первое полугодие, и быстро догоню сверстников в плане обучения в «положенном по возрасту» классе. Только у приходящей на дом учительницы настолько часто возникали семейные проблемы, что для досрочного перевода в следующий класс мне не хватило минимального числа академических часов, так что на следующий год педагога даже пришлось заменить. И ради того, чтобы подольше пообщаться с новой, ставшей для меня самой лучшей, преподавательницей, я в середине третьего класса отказалась переводиться на форму «1-3». А годы шли… Иногда мне даже становится не по себе от осознания этого, но в то же время создает иллюзию, что я еще ребенок, и не задумываться о будущем. Да и учеба дается мне на удивление легко за исключением, пожалуй, задачек по химии. Сколько ни билась надо мной учительница, как ни отбивала она себе язык, как дело доходит до формул, я даже на «двойку» бываю согласна вместо обычно честной четверки, которую натягивают до пятерки, потому что решили сделать из меня медалистку.       За размышлениями я не успела заметить, как включенный мной парой минут ранее ноутбук загрузился, а в окошке браузера появилась страница форума поклонников произведений о «Людях-икс», привычнее — «Икс-менах».       Впервые мультсериал о «Людях-Икс» девяностых годов я увидела, будучи еще ребенком, и он стал единственным мультиком о супергероях, который я смотрела из искреннего интереса, а не потому, что все его смотрят, или другого выбора нет. Надо отметить, что на тот момент в моем окружении его вообще никто не смотрел. А я пересматривала каждый раз, как только канал вновь начинал трансляцию. Наверное, из-за того, что сама в обществе чувствовала себя изгоем, которого в лучшем случае пытаются избегать. Я смотрела и представляла себя среди них, сопереживала героям, как близким друзьям, хотела броситься к ним на помощь, разделить радость и боль, а когда впервые увидела серию, где рыжеволосую телепатку Джину Грей, мою любимую героиню, признали умершей, рыдала, не успокаиваясь, больше часа, даже хотела прекратить просмотр навсегда, чтобы не рвать себе сердце, но так и не смогла побороть привычку. Через несколько серий, впрочем, выяснилось, что Джина выжила, а когда ее убили уже всерьез на глазах у изумленной публики, огненная птица Феникс, забрав по нескольку лет жизни у всех участников команды, воскресила ее. Такое облегчение я испытывала, лишь когда врачи в моей реальной жизни отменяли операции.       Но больше всего из персонажей мне нравился Зверь. Нет, не так. Я любила Зверя, любила искренне и всерьез, как мои ровесницы, наверное, влюблялись в одноклассников. Меня покорили его познания в области науки и культуры, и именно по этой причине я заставляла себя честно читать классическую литературу, а не облегчать себе жизнь ее краткими изложениями. Меня очаровывал его голос, причем как актера оригинальной озвучки, так и идеально попадающего в тон переводчика. Мне нравился его взгляд, спокойный и глубокий. И я сходила с ума от удовольствия, представляя, как приятно, должно быть, пропускать сквозь пальцы его длинную, мягкую синюю шерсть, ощущать исходящий от нее запах лосьона, о котором упоминалось в одной из серий… Еще больше подкупало то, что Зверь бесконечно одинок. Пока его коллеги по команде строили отношения или страдали от неразделенных чувств, он запирался в лаборатории и ставил эксперименты. Лишь в одной серии продемонстрировали, что он влюблен или, по крайней мере, был. Его избранницей в той серии стала слепая девушка Карли. Зверь как раз помогал разрабатывать технологию, которая впоследствии вернула той зрение. Вот только после этого Карли или Керли, как ее имя переводили в более ранней версии показа, успели похитить мутантоненавистники, чтобы поймать Зверя на живца. Скандал, привычный для мультсериалов подобного рода экшн со счастливым спасением — и вот в конце серии пушистый мутант заявляет девушке, что им нужно расстаться. Мол, когда-нибудь, когда общество будет готово принять мутантов, они смогут быть вместе, но сейчас — слишком опасно, и сокрушенно уходит. А эта Керли даже не пытается его остановить!       «Если бы я была на ее месте, — думала во время просмотра я, — я бы его не отпустила. Не отстала, несмотря на все опасности. Научилась бы самообороне, чтобы постоять за себя, отреклась бы от не принявшей мой выбор семьи, но была бы рядом. Всегда. Пока смерть не разлучит нас!».       И в то же время я ощущала радость от того, что мой герой снова одинок и свободен. Брать чужое не в моих правилах, даже если речь идет о фантазиях, потому-то на протяжение всей серии сгорала от ревности. А после придумала для себя, что Керли сама отвергла добродушного ученого после того, как он вернул ей зрение и стал для нее бесполезен. Придумала, поверила и еще сильнее полюбила Зверя. Собственно, в своих фантазиях я не называла его Зверем — только Генри — по настоящему имени. Впрочем, и всех прочих героев я тоже редко когда называла по прозвищам.       Родители, видя портреты Генри в моих альбомах для рисования, лишь качали головой. Они привыкли, что я играю в невесту разных героев мультсериалов и сериалов, которые смотрю, но не думали, что именно эта версия игры продлится так долго. И вообще: «Как можно полюбить огромную синюю гориллу?!». Я объяснила им это лишь однажды. Они посмеялись и продолжали оставаться при своем. Я же, когда в семье происходил очередной скандал из-за бытовых мелочей, и воздух в квартире сотрясался от криков, представляла, что звоню Зверю, и он заберет меня из дома совсем скоро, ну или просто прилетит на частном самолете Икс-менов и утешит. Но чудеса случаются крайне редко.       На форуме со вчерашнего вечера накапало немало сообщений. Народ оживленно обсуждал события комиксов, качество иллюстраций, точность перевода. Кто-то высказывался по поводу фильмов. Кто-то стаскивал с других ресурсов свои фанатские работы разной степени качества и почивал на лаврах, читая отзывы и общаясь с читателями. Одна участница, с которой я не вступала в подробную переписку, поделилась биографией своего выдуманного персонажа и от его же имени написала пост в мини-ролевой игре. Какой-то новичок, по нику которого сложно было определить пол, прошелся почти по всем темам и даже засветился в почти вымершем за неимением обновлений разделе о ставшем почти легендарным мультсериале, датируемом началом девяностых. Ну, и больше всего сообщений было в рубрике, выделенной под разного рода неформальное общение.       Раздел о реальной жизни супергероев и просто теме отношения к мутантам-по-Икс-типу, как всегда, молчал. Самая свежая тема, посвященная интервью профессора Чарльза Ксавье, датировалась почти годичной давностью и в ней, не считая главного сообщения с изображением газетного разворота и текстового перевода под этим «сканом», насчитывалось около десятка сообщений, написанных в те же даты. Авторы большей части комментариев выражали свое сомнение в подлинности предоставленных материалов. Меньшинство пыталось эти сомнения развеять, но сочли своим долгом заявить, что интервью это древнее, как фекалии мамонта, и висит здесь непонятно зачем. И абсолютно никто не принимал тему мутантов в целом всерьез.       С того времени, как с темы существования мутантов-икс сняли гриф секретности и разрешили говорить во всеуслышание, в том числе и о том, что сама легендарная команда под предводительством профессора Ксавье — отнюдь не выдумка, прошло несколько лет, но в России к носителям этого гена по-прежнему относятся, как к инопланетным кругам в полях и участникам экстрасенсорных шоу: большинство считает их выдумкой ради создания ажиотажа. Наверное, потому, что обладатели мутаций физических предпочитают отсиживаться дома, а те, чью принадлежность к расе Homo superior легко скрыть, в целях безопасности про свою суть не болтают. Как гласит один из постов на форуме: «Наверняка об этом знают только спецслужбы, а нам, фанатам, приятнее косплеить, комиксы читать да фильмы с мультиками смотреть. В конце концов, где мы, а где — Икс-мены! В реальности в это лучше не влезать».       Действительно, где мы, а где — Икс-мены! А ведь не так давно они вправду были частью моей жизни не как ожившие герои из мультсериала, а как вполне себе живые реальные… люди. Со своими радостями, проблемами, отношением к окружающим, к миру, к себе. Не менее реальные, чем соседи по лестничной клетке или родители в соседней комнате. Я до сих пор теряюсь в догадках, почему, по какой причине, так произошло и кому это было нужно, но что было, то было.

***

      А началось все несколько лет назад, ближе к концу учебного года. Вместе с одной из моих преподавательниц пришел молодой человек в деловом костюме, и с сильным американским акцентом поставил моих родителей перед фактом: как лучшая ученица надомной формы обучения в нашей школе, я выбрана для прохождения реабилитационно-образовательной программы в США. Все документы и билеты уже подготовлены, назначен сопровождающий, который практически неотлучно будет наблюдать за мной все время моего там нахождения. Маме с папой оставалось лишь дать согласие, расписавшись в заранее подготовленной доверенности. При попытке отказа им четко дали понять, что в этом случае мне все равно придется сменить место учебы: из-за спонсорского давления на руководство из школы меня просто попрут задним числом под предлогом ухудшившегося здоровья и, как следствие, потери способности к обучению. Это, в свою очередь, означало бы, что меня не примут ни в какую другую нормальную школу, и придется, в лучшем случае, довольствоваться коррекционными классами для лиц с задержкой умственного развития. Естественно, после подобных угроз родителям не оставалось ничего другого, как согласиться. На доказательство фальсификации медицинского заключения в суде у них не было ни сил, ни финансовой возможности.       После посадки на рейс мои так называемые сопровождающие поспешно самоустранились при загадочных обстоятельствах, успев лишь всунуть мне бумажку с криво написанным адресом, велев отдать ее светловолосой женщине, что будет за рулем вишневой «Мазды». Я сперва испугалась, а в голове появился целый ворох вопросов, но в один миг меня окутало сонливостью, и я проспала весь полет.       Очнулась я лишь когда бортпроводница тронула меня за плечо. Самолет совершил посадку, пассажиры уже покидали салон, и я, отстегнув ремни, уже хотела последовать их примеру, когда стюардесса остановила меня вопросами: «Нужна ли тебе помощь?», — ведь у трапа самолета — достаточно высокие ступени, и навернуться там — дело плевое, так что легче воспользоваться специальным лифтом, где уже будет сотрудник аэропорта с инвалидным креслом наготове, чтобы помочь мне сойти с самолета, и далее в аэропорту.       Я не вполне осознавала, что она имела в виду, но от помощи решила не отказываться.       Второй ее вопрос: «Тебя точно встречают?», — заставил меня взволноваться., но натянув на лицо самую милую улыбку, я уверенно кивнула. Ведь и в самом деле, по словам представителя американской школы, меня должна была ждать женщина в автомобиле вишневого цвета. Правда именно в этот момент я осознала, что не помню ни лица, ни голоса этого молодого человека.       После звонка по внутреннему телефону, стюардесса взяла меня под руку и проводила к выходу в хвосте самолета. Там уже была специальная кабина лифта, в которой стоял средних лет мужчина, кативший перед собой самое простое, стандартное инвалидное кресло. Не успела я даже пикнуть, как он пересадил меня и, закрыв специальные створки, мы спустились вниз.       Дальше был автобус, что вез пассажиров к зданию аэропорта, куда меня ловко и без особых неудобств впихнули прямо с креслом. Да и вообще вся процедура регистрации и паспортного контроля, а также получения багажа, прошла на удивление быстро. Мой провожатый бодрым шагом вез меня в обход всех очередей, а таможенники и остальные сотрудники аэропорта, только мило улыбались, едва взглянув на документы и пропускали дальше. Так мы оказались у выхода из здания. — Тебя точно встретят? — всматривался в стоящие возле здания аэропорта автомобили мужчина.       — Да, — ответила я и даже показала ему одну из бумажек, где были записаны данные нужного автомобиля. — Мой куратор просто запаздывает. Несколько секунд мужчина колебался, хотел даже подождать со мной, но потом внезапно осознал, что у него есть дела поважнее, помог мне подняться с кресла, вручил сумку и, пожелав хорошего дня, удалился.       На стоянке перед аэропортом было огромное количество официальных желтых такси и не меньше личных автомобилей встречающих, однако, как я ни вглядывалась в темноту, искомое авто не увидела. Была мысль ослушаться приказа и сесть в одно из такси, но прежде, чем я успела привлечь внимание кого-то из водителей, поняла, что мне не оставили денег, так что мне ничего не оставалось, кроме как вместе с сумкой, как и прежде, привязанной к крабам, покинуть территорию аэропорта и идти вдоль дороги, освещенной фонарями, и всматриваться вдаль. Мимо продолжали мчаться автомобили, и все произошедшее начало казаться мне частью какой-то неведомой мне аферы.       «С другой стороны, даже если меня привезли сюда, чтобы продать на органы или отправить в бордель для любителей экзотики, меня все равно должен кто-то забрать!» — думала я в отчаянии, ругая организаторов поездки за то, что не удосужились взять мое инвалидное кресло. На крабах дальше родного двора на пару часиков я раньше не выходила. Причем большую часть этого времени проводила на одной из лавочек, что стояли по периметру детской площадки.       Стопы уже горели огнем, мышцы в ногах тянуло с такой силой, что идти было больно, стоять — и вовсе невыносимо. Ладони взмокли, мешая держаться, на глаза навернулись слезы, а дыхание сбилось, заставляя всхлипывать, почти непроизвольно, но медленно приближая истерику, когда совсем рядом со мной раздался женский голос. Я остановилась, подняла и повернула голову. Мой взгляд уперся в дверь вишневого цвета машины. Сидящая за рулем средних лет блондинка, опустив стекло, что-то спросила. Мои знания английского не позволили мне перевести фразу, но меня явно предлагали подвезти.       «Вот она, та самая женщина!» — осознала я и без колебаний ответила согласием.       Однако, когда, оказавшись в салоне, разместив сумку на соседнем сидении, зажав опоры между колен, я протянула ей клочок бумаги, водитель, как мне показалось, тихо выругалась. Я испугавшись, что обозналась, и меня высадят, уже раздумывала, как уговорить ее отвезти меня хоть куда-нибудь, даже в полицию, но моя спасительница выдохнула: «ОК», — и завела машину.       Радоваться, как оказалось позже, было рано. Вместо того, чтобы доставить по нужному адресу, водитель ссадила меня около какого-то парка. Моих протестов и попыток выяснить, куда меня привезли, она, похоже, просто не поняла, но взглядом дала понять, что если не вылезу, будет хуже.       «Зря я сказала ей, что у меня нет денег!» — в очередной раз укорила я себя. Часы на «торпеде» показывали без малого четыре ночи…       Во всем этом я увидела единственный плюс: парк — это лавочки, а лавочки — это возможность не нагружать ноги и, если станет совсем невмоготу, прилечь. Благо, в сумке среди вещей была укрепляющая дно шторка для душа и два больших махровых полотенца. Одним — укрыться, второе — под голову. А еще в боковом кармане имелись влажные салфетки, бутылка воды и булочка. Выспаться-то я прекрасно выспалась во время перелета, а вот от голода уже сводило желудок. Парк — явно не место для круглосуточных торговых заведений: все ларьки и вагончики, которые я успела заметить, были уже закрыты. На некоторых висели таблички, где говорилось, что открытие — в девять.       Выбрав, наконец, местечко, протерла руки и небрежно сорвала обертку с булки, по привычке сунув остатки пленки в карман, и с удовольствием отгрызла от хлебобулочного изделия почти треть разом, судя по ощущениям на губах и щеках, вся перемазавшись в вишневой начинке и сахарной пудре. В этот момент все дурные мысли отошли на задний план, и я убедила себя, что главное — дождаться утра. Утром тут, наверняка, появятся люди, и я хоть попытаюсь попросить у них помощи.       Жуя очередной кусок булки, вдруг осознала, что звуки, которые раньше я принимала за технический шум или строительные работы, стали громче, все больше походя на отголоски драки, отрывистые крики стали громче.       «Где драка — там полиция!» — решила я, и бесстрашно, успев еще раз укусить булку, а остаток сунуть в тот же карман, где была обертка, направилась в сторону источника звука. Стану ли я свидетельницей пьяной драки, поножовщины или перестрелки, меня не волновало. Я собиралась укрыться где-нибудь за кустиком и наблюдать. О том, что меня при этом могут и зацепить или убить, я даже не задумывалась. Но то, что предстало передо мной на самом деле, было намного круче криминальных разборок…       В представшей моим глазам битве все уже смешалось, что свидетельствовало о том, что она началась задолго до того, как я услышала ее отголоски. И хоть я уже знала, что Икс-мены не выдумка, увидеть вживую практически сцену из мультсериала, было шоком. Вот Гроза взмыла в воздух, поднимая пронизывающий до костей ветер, который легко мог снести меня с ног, если бы не задел лишь краем, и если бы я не вцепилась в тяжелые опоры. Вся мощь воздушного потока была направлена на незнакомого мне мутанта, и тот, подхваченный ветром, взмыл ввысь, чтобы с тяжелым: «бух» — рухнуть за землю. Тут же с высоты спустилась Шельма, вырвав из опоры фонарь, стала размахивать им, чтобы ударить огромного толстяка, прущего на нее со скоростью тяжеловесного грузовика. Джина Грей сцепилась с какой-то белобрысой в цветном платье, лица которой я даже не видела.       Я старалась даже дышать тише, боясь, что мое присутствие обнаружат. Во всеобщей карусели и неверном свете фонарей узнала Красного Динамо и Вертиго, которых показывали в мультсериале. Значит, противниками Икс-менов в этой схватке были не кто иные, как Мародеры. Чуть в стороне, ближе к месту, где я пряталась, показался черный плащ Натаниэля Эссекса, или Злыдня — лидера группировки, и сомнений уже не осталось. Того с высоты фонарного столба, повиснув на нем с животной ловкостью, собирался атаковать Зверь. Эссекс заметил это и уже направил на Генри руки, собираясь нанести удар. Была возможность, что Генри легко уйдет из-под него, но видеть на расстоянии нескольких метров, что любимому угрожает смертельная опасность, было мучительно больно. Поэтому я, собрав все свои силы, не думая, действуя лишь на эмоциях и адреналине, вывалилась из зарослей, как раз в тот момент, когда импульс на ладонях врага набрал силу. От производимого мной шума, Злыдень развернулся, чтобы увидеть, как я, словно подрубленное дерево, валюсь в его сторону. Эссекс непроизвольно отступил, а мое левое плечо пронзила острая жгучая боль от Натаниэлевского удара. Удар от падения тоже был не слишком приятным, так как намертво вцепившись в ручки «крабов», не выпустила их даже во время падения, и неслабо ударилась о металлическую основу опоры, добавив болевых ощущений. Последним воспоминанием стал отдавшийся вибрацией по всему телу «тюк» затылком об асфальт и гул голосов.       Очнулась я уже в лазарете «Института для одаренной молодежи» с зашитым плечом, растяжением левой руки и сильным ушибом правого бедра, а еще — слабостью и головной болью. Как я узнала несколько позже, Икс-мены были настолько ошарашены моим внезапным появлением и внешним видом, что не решились доставлять в ближайшую больницу, а забрали с собой. До проведения базовых анализов крови никому из героев и в голову не пришло, что я окажусь самым обычным человеком: обычный человек в этой битве, по их мнению, мог стать лишь подспудной жертвой, а не сознательно бросаться на одного из сильнейших мутантов Земли.       Но это было позже, намного позже, а тогда, с трудом разлепив глаза, болезненно щурясь даже от приглушенного освещения, что создавали неплотно задернутые занавески, я заметила Зверя, здорового и невредимого, в нескольких метрах от себя, и реальность в моем сознании смешалась с фантазией. Он сидел за металлическим столом и заполнял какие-то бланки, а я привлекла его внимание, окликнув по имени, без всяких «мистер» и намеков на страх, чем немало удивила. А потом удивила еще больше, когда после вопроса о самочувствии, ответила, что люблю его уже много лет. Тогда доктор МакКой принял это за несвязный бред, а убедившись после осмотра, что голова моя пострадала не настолько сильно, списал на мое плохое владение английским и желание выразить свою благодарность. Я же смотрела на него восторженным взглядом ребенка, которому подарили долгожданную игрушку, и с наслаждением узнавала, что шерсть Генри действительно мягкая, как у кошки, но пахло от нее медикаментами и немного потом. Неловкость сложившейся ситуации тогда исправила своим появлением Джина Грей. Не получив серьезных увечий в битве, она умудрилась пораниться во время приготовления ужина и зашла за пластырем, как бы мимоходом справившись о моем здоровье. Генри тут же пересказал ей произошедшую ситуацию, но когда рыженькая телепатка попыталась задать мне аопросы о том, кто я, как оказалась в парке, и что сподвигло меня вмешаться в битву, все мы дружно поняли, что кроме как: «My name is Элен, I from Moscow» и «I’m fine, thank you, I don’t speak English, no understand» — я сказать не способна.       На беду всех икс-менов, Джине пришло в голову обучить меня английскому телепатически, и пару минут спустя, не обращая внимания на боль в голове и теле, я уже щебетала о том, что видела их всех в мультсериале, который знаю почти наизусть. С упоением я поведала им, люблю икс-менов, и что стать мутанткой и попасть в «Институт» — моя самая заветная мечта. До сих пор вспоминаю звонкий смех Джины, сменившийся почти серьезным укором и повтором вопроса, как я вообще добралась до Нью-Йорка, с какой целью и кому сообщить о произошедшем инциденте. Уже тогда я понимала, что врать телепатам бессмысленно, и не хотела портить впечатление о себе, потому сказала правду: приехала учиться и лечиться в какой-то реабилитационный центр, но в какой, и в каком месте Нью-Йорка он расположен, не знаю. Звонить надо моему куратору, которого тоже никогда в глаза не видела: он меня даже не удосужился встретить в аэропорту, а присланный им водитель вообще отвез меня в парк. Бумажка со всеми данными — в кармане джинсовой куртки, что была на мне, когда я решила придавить собой Злыдня. Слушая меня, телепатка все больше хмурилась, а достав из кармана джинсовки, что висела на спинке кровати в ногах, листок, как-то подозрительно переглянулась с Генри. На клочке бумаги в клеточку оказался адрес «Института для одаренной молодежи», а в качестве контактов — публичный телефонный номер этого учреждения. Однако обвинять меня во лжи не стали: Джина просто еще раз просканировала мой разум, на этот раз на предмет воспоминаний. И, хотя эти воспоминания показались ей такими же странными и нелогичными, как и мне самой, в их достоверности сомневаться не приходилось. Возможно, поэтому переправлять меня в больницу пока не стали.       К вечеру мне уже разрешили вставать, хоть и советовали не нагружать ушибленную ногу, после чего я провела в лазарете еще неделю, за которую меня успели навестить все икс-мены, чисто из любопытства. Джина заходила, как минимум, трижды в день, принося мне еду и задерживаясь поболтать. Генри после моего признания в палату заглядывал лишь дважды в сутки, для осмотра, и был крайне аккуратен в высказываниях, но много времени проводил в смежной с палатой лаборатории за экспериментами или просто чтением. С Грозой я даже успела однажды поругаться, когда она имела неосторожность сказать, что скоро я поправлюсь и смогу отправиться домой, а Джубили, похоже, единственной из всех икс-менов, была интересна моя история. Как я жила, что чувствовала, и почему меня держали дома вместо того, чтобы отправить в школу, как других детей. То, что в российских школах, по крайней мере, советского времени постройки, нет ни пандусов, ни лифтов, ни подъемников, ни даже сотрудников, которые помогали бы «опорникам» преодолевать лестницы, казалось ей дикостью.       Еще через неделю мне разрешили выйти из лазарета и поселиться в комнате для гостей, а так же свободно перемещаться по жилой части особняка. Настолько свободно, насколько я вообще могла перемещаться по дому с большим количеством лестниц, лесенок и переходов. Джина даже признавалась ни то в шутку, ни то всерьез, что когда я оказываюсь близ лестницы, ей тяжело находиться рядом, настолько велик был мой страх перед чередой далеко не тринадцати ступенек.       Вообще, особняк-Икс сам по себе огромен. В нем более тридцати комнат, большая часть из которых — жилая, с собственными санузлами, некоторые — еще и с гардеробными. Также на каждом этаже свои гостиная и кухня. Отдельное крыло отдано под учебные классы, там есть даже актовый зал, где можно ставить театрализованные представления. И все это, не считая цокольного этажа, где располагаются тренажерный зал, лазарет и, конечно же, знаменитая комната страха.       Но в то время учеников, таких, как показывали в «Люди-Икс: Эволюция» или в на тот момент недавно вышедшем полнометражном фильме, было немного. После отлета Профессора Ксавье на Ши’Ар, содержать учебное заведение и такой огромный дом стало непросто. Превратить «Институт для одаренной молодежи» в полноценное частное учебное заведение, и взимать с родителей или самих учащихся плату, было нереально. Мало кто из законных представителей был готов еще и платить за своих детей-уродов, а за большую часть этого и делать было некому. Они были либо беглецами, либо вышвырнутыми из дома, либо и вовсе ищущими укрытия и защиты взрослыми. Исключения случались редко. Именно такое «исключение» и предложило команде великих супергероев вспомнить самые важные вехи в жизни команды и самые яркие приключения, и продать их в виде идеи крупнейшему издательству комиксов, чей основатель придумал всеми известного «Человека-Паука». Несколько умелых махинаций после того, как дело пошло — и вот уже все считают, что линия комиксов о мутантах-супергероях ведется с шестидесятых годов. Комиксы быстро набирали популярность, и через несколько лет самая удачная их часть была экранизирована и превращена в так мною, да и не только мною, любимый мульт. Те события, что уместились в пять сезонов, семьдесят с небольшим серий и один сюжетный год, на самом деле занимали восемь лет. Именно дата прихода Джубили теперь считается датой премьерной серии. Параллельно с этим, с согласия самих Людей-икс, комиксы, мультсериалы, фильмы и их создатели, разумеется, продолжали жить своей жизнью. События в, как выражались сами иксы, «коммерческих проектах» все больше отделяясь от реальности, часто уже не имея с ней ничего общего, однако доходы от них позволяли хоть как-то держаться на плаву и надеяться, что Ксавье однажды вернется и разморозит свои многомиллиардные счета.       И вот в таком огромном полупустом доме мне предстояло пробыть некоторое время. По чести сказать, в первые пару дней я даже в санузел не могла заходить без страха поскользнуться на плитке, ведь, кроме собственных опор и придержаться было не за что. В санитарной при лазарете расстояния между унитазом и боковой стенкой раковины совсем не было, а душевая представляла собой закрепленный в метре над полом смеситель и отверстие для слива в полу. Кроме того, это единственное помещение, где стояло пластиковое с отверстиями кресло, на которое можно было сесть и вымыться с комфортом, и держатель для полотенец, который можно было использовать вместо поручня. Стоящая там же, рядом, непонятно зачем каталка также скрадывала пространство, а заодно была лишним предметом, чтоб уцепиться.       Однако было стыдно признаться величайшим героям в моей полнейшей беспомощности, тем более, что планировала задержаться в «Институте для одаренной молодежи» как можно дольше, поэтому я предпочла привыкать и приспосабливаться к нетепличным условиям самостоятельно. И вот же вечер, когда меня выпустили из лазарета, едва не загремела обратно: чуть было не разбила голову и не переломала спину при попытке впервые в жизни залезть в ванну без посторонней помощи. Хорошо, что комната для гостей расположена почти у самого входа на второй этаж, и страшный грохот повалившихся в самый неподходящий момент крабов привлек Джину. Вовремя сориентировавшись, она хоть как-то успела удержать меня, стремящуюся к неминуемому полету, на краю ванны. Лгать, что я просто неудачно приземлилась, случайно оступившись, стало бессмысленным, когда я увидела, каким взглядом рыженькая на меня смотрит. Я думала, что сгорю со стыда, даже несмотря на то, что предусмотрительно не сняла халат. Густо покраснев, всеми силами пыталась отвести взгляд, но Джина лишь, покачав головой, сказала, что я поступила глупо, не попросив о помощи.       «Сканируя твои воспоминания о перелете, я заглянула несколько глубже, — призналась она, — и узнала о тебе куда больше, чем ты хотела рассказать. Нет ничего зазорного в том, что ты не умеешь того, чему тебя даже не удосужились научить. Несколько тренировок все исправят! Умерь свою гордыню и позволь помочь!».       С этих слов, пожалуй, и началась наша с Джиной непридуманная дружба и первые совместные секреты. Она ясно дала мне понять, что не собирается становиться моей нянькой, даже на те две недели, которые мне позволили провести в «Иксе», но следила, чтобы я не получала лишних травм по собственной глупости, и строго отгоняла страх перед трудностями, будь то душ, лестницы или прогулка по территории особняка. По ее словам, раз уж меня занесло в «Институт для одаренной молодежи», то я должна хоть чему-то научиться, чтобы в будущем не быть объектом унижений и манипуляций в собственной семье. Я и сама не собиралась сидеть сложа руки, но достигать успеха куда легче, когда рядом есть кто-то, готовый протянуть руку помощи. Пусть даже из жалости.       Генри же я растрогала и заинтересовала своими попытками стихосложения и рассуждениями о жизни. Он был удивлен, что я, являясь обычным человеком, думаю как мутант, причем близкий к радикальным воззрениям «Бейвилльского братства». Разве что не желала порабощения всего остального человечества или его скорейшего исчезновения. Качая головой и по-доброму посмеиваясь, он покровительственно приводил аргументы моей неправоты, и в конечном итоге пришел к заключению, что всему виной недостаток социализации и обида на непринявшее меня общество, вросшая настолько глубоко, что кажется нормой. Я в ответ пожимала плечами, повторяя заветную фразу Ксавье: «Люди боятся всего, чего не понимают», — но добавляла, что от этого совсем не легче. Наверное, чтобы хоть как-то отвлечь меня от становившихся опасными мыслей, Генри решил показать красоту и величественность мира. Советовал мне книги, водил вместе с учениками на экскурсии в музеи, парки и заповедники. Причем, волей-неволей ему приходилось быть рядом, чтобы следить, как бы меня не толкнули, не задавили, или я банально не загремела где-нибудь на природе, зацепившись за корягу или запнувшись о камень. Там, где остальные ребята лихо перепрыгивали лужи или шли по перекидным мостам, доктор МакКой нес меня на руках. Казалось, за эту, оставшуюся мне среди Икс-менов неделю, он хотел показать, что жизнь бывает прекрасна вне зависимости от видовой принадлежности. Хотел донести, что самое главное — не поддерживать чужих заблуждений и не подыгрывать им своими поступками. А как забавно было слышать его восторги о том, что я имею возможность читать Пушкина, Достоевского и Толстого в оригинале. В ответ, улыбаясь, я отвечала, что Шекспир, Марк Твен и Чарльз Диккенс ничуть не хуже.       Также Зверь выступил инициатором моего обучения английскому языку. Аргументировал он это тем, что, если бы могла услышать себя со стороны, то поняла бы, что моя речь представляет нечто среднее между речью Йоды из «Звездных Войн» и речью Джа Джа Бинкса оттуда же.       Я долго хлопала глазами на это заявление, а потом, все с такими же горящими от смущения щеками, спросила:       «А ни разу не смотреть «Звездные войны» — это тоже ненормально?».       Остальные икс-мены тоже привыкли ко мне. Я стала для них кем-то вроде забавного домашнего питомца, которого можно мимоходом погладить по головке или посмеяться над забавными и нелепыми трюками, но если пришелся ни к месту и ни ко времени, шугануть, топнув ногой, а в остальное время и вовсе не замечать. Учеников же я только-только начала распознавать по лицам, запоминать имена, не стремясь сближаться.       И пусть на самом деле походов в музей было всего всего два, а вылазка на природу, когда я на абсолютно легальных основаниях смогла обвить руками шею Генри, прижимаясь как можно плотнее, имитируя испуг, и вовсе всего одна, это давало призрачную надежду. Меня еще не приняли за свою, но я никому не мешала.       Где неделя — там две, три, месяц… Просто привяжутся и выгонять не захотят. В один из дней, когда до предполагаемого отъезда и осталось-то всего ничего, я решилась все же разобрать сумку, развесить вещи в шкафу, разбросать на двухместном диванчике, что стоял почти вплотную к просторной двуспальной кровати, пару любимых игрушек, с которыми так и не смогла расстаться, уезжая из дома. Разложила на письменном столе книги, тетради, пенал, фломастеры и пяльцы с незаконченной вышивкой гладью. Понимала, что это ненадолго, и скоро сказка кончится, но мне так хотелось поверить, чуть-чуть «поиграть» в полноправную ученицу.       Помню, как нервничала, собираясь на экскурсию, не зная, что брать, к чему быть готовой, ведь ни разу в жизни не ночевала в палатке, даже одну ночь. Помочь вызвалась Джубили, отвлекая ничего не значащей трескотней. В какой-то момент, закрутившись, я стянула покрывало с диванчика и обнаружила, что же мешало мне на нем сидеть эту пару дней: небольшой выступ спереди сиденья, — и риторически спросила, какому умнику пришла идея пришпандорить этот декоративный элемент. Джуб с готовностью пояснила, что элемент не декоративный. Этот диван — трансформер, а его основное назначение — детская кроватка. Я с удивлением взглянула на самую младшую икс-менку, которой, впрочем, за минувшие годы уже успело перевалить за двадцать. Моей осведомленности вполне хватало, чтобы знать: ни у кого из Иксов еще не было детей. Но Джубили быстро прервала поток моих фантазий на тему, что в чьей-то паре произошла непоправимая трагедия.       Оказалось, до меня в этой комнате больше года проживала молодая женщина по имени Майя со своим ребенком. По природе своей Майя всего лишь безобидный эмпат, настолько слабый, что дар ее был едва заметен ей самой, не то, что окружающим. В юности женщину считали всего лишь очень отзывчивой и чересчур чувствительной. Мутация никак не мешала ей смешаться с толпой, окончить школу, колледж, устроиться на типичную офисную работу с перекладыванием бумажек, в свободное время — довольно успешно втюхивать людям косметику втридорога, безошибочно угадывая, какую струнку души задеть для успешного заключения сделки. Она встретила такого же заурядного, среднестатистического мужчину, после продолжительного вялотекущего конфетно-букетного периода вышла замуж, решив даже не заострять внимания супруга на страшном слове «мутант». Вот только после наступления вполне ожидаемой беременности перестройка организма ударила самым неожиданным образом. Дар стал стремительно нарастать, чувства резко обострились, а незадолго до родов Майя и вовсе, казалось, начала сходить с ума. Женщина начинала себя неадекватно без всяких видимых причин: могла плакать, смеяться, кричать, а иногда и забивалась куда-нибудь в угол в приступе панического страха. Особенно остро это проявлялось в многолюдных местах, где перепады настроения могли происходить несколько раз в минуту. Бедняжка перестала выносить человеческое общество. Муж тревожился за супругу, и ей от этого становилось только хуже. Сперва Майю хотели госпитализировать в психиатрическую клинику, но она нашла в себе силы признаться в своей природе.       Взрыва не было, ругани — тоже. Муж просто поцеловал ее в щеку и ушел на работу, а к вечеру за Майей пришли люди из агентства по регистрации мутантов. Когда беременную, с огромным пузом, женщину уводили из дома, она смотрела мужу в глаза и спрашивала: «Почему?». Он ответил, что не из ненависти, а для ее же блага, что ей помогут не навредить невинным.       Из штаба агентства ее, уже с новорожденным мальчиком, и вызволили икс-мены во время одной из своих вылазок. Малыша, естественно, еще не имеющего никаких сил, сотрудники агентства отняли у матери сразу после родов и хотели использовать для экспериментов.       После вызволения силы Майи несколько поутихли, но все еще требовали сознательного контроля, поэтому ей пришлось задержаться в «Институте для одаренной молодежи», а икс-менам — как-то обеспечить комфортные условия для малыша, которого мать назвала Матиас. Трансформер подходил для этого как нельзя лучше, ведь мог служить не только младенцам.       «А где сейчас Майя?» — полюбопытствовала я, словно погрузившись в сюжет теленовеллы, которые обожаю даже больше супергероики.       «Ну, к мужу она возвращаться не стала, да и в США ей оставаться было опасно, — пожав плечами, ответила Джуб. — С помощью телепатии Джины оформила документы и вместе с Матиасом уехала в Аргентину».       «Понятно», — пожала я плечами, несколько разочаровано, так и не дождавшись продолжения драмы.       Повисла неловкая пауза. За этим разговором мы собрались, и теперь Джуб оглядывалась по сторонам, проверяя, не забыли ли чего важного. Я в это время нетерпеливо ерзала на диване. Хотелось уже закинуть рюкзак за плечи и ковылять навстречу приключениям, но Джубили должна была составить компанию Зверю в походе, и поручилась лично помочь мне преодолеть лестницу. Хотя я уже начинала приспосабливаться к спуску и подъему, переставляя свои опоры сразу на несколько ступенек вниз, насколько хватало вытянутой руки, а потом «догоняя» и снова переставляя, техника была еще далека от идеала, а в связи с экскурсией на ней, ко всему прочему, ожидалось столпотворение. Лично мне оно грозило, как минимум, потоком недовольства нетерпеливых учащихся — мысли о максимуме я старательно от себя гнала.       «Слушай, Джубили, — не выдержала я молчания. — А как он так трансформируется? Диван, в смысле».       Та, несколько секунд стоящая посреди комнаты в раздумьях, словно очнулась.       «А? Да просто! Вставай!».       Как только я, немного ошалев от такой решительности, исполнила просьбу, Джубили быстрым движением перекинула на кровать подушки и плед и резким движением вытянула наверх бортик-решетку, щелкнув обнаружившейся у основания перегородки задвижкой, фиксируя. Затем вернула туда подушки и, видимо, для завершения картины, уложила туда местами потрепанную, рыжую антропоморфную кошку, размером как раз с младенца. Эта игрушка была со мной с первого года жизни, поэтому неудивительно, что я не захотела бросать ее в Москве, и притащила с собой.       «Там, — Джубили слегка стукнула мыском по одному из двух выдвижных ящиков внизу получившейся кроватки, — осталась постель, балдахин и вертушка. Еще можно бортик снять, ящики выдвинуть и переставить пару полок из комода — тогда кровать станет двухместной, а можно вообще с основания снять, и сделать манеж. Но это без инструментов не обойдешься. Я тебе потом покажу!» Я кивнула: «Ловко у тебя получилось!».       «А кто, по-твоему, возился с Матиасом, пока его маму приводили в чувства?», — в голосе Джубили вместо шутливой гордости, которую я ожидала, послышалась обреченность. Стало понятно, что ее тут по-прежнему держат за девочку на побегушках, наподобие санитарки.       И только Джуб вознамерилась собрать диван снова, как в дверь негромко постучали, и в комнату заглянула девчонка выше меня ростом, в желтой футболке, ярко-розовой юбке-клеш, таких же гетрах, и белых кроссовках. Но не только яркий наряд гостьи сбил меня с толку: вошедшая напоминала собой главную героиню сказки «Кошкин дом», то есть прямоходящую кошку, разве что на голове у нее были темные волосы до поясницы, перехваченные ободком с пластиковым бантиком.       «Здравствуйте, мисс Ли! — поздоровалась она с икс-менкой и перевела взгляд на меня. — Ты — Элен?».       Я кивнула, задержав на ней взгляд чуть дольше приличного, привыкая, подавляя внутренний сигнал тревоги. У кого-то темная кожа, у кого-то раскосый разрез глаз, кто-то исполосован шрамами, татуировками, пирсингом, у кого-то недостает конечностей, мой любимый мужчина и вовсе с ног до головы покрыт шерстью, причем синего цвета. А эта девочка — кошка — ничего необычного.       «Это учреждение для мутантов. Привыкай! — велела я себе. — Здесь ты насмотришься всякого. А голос у нее такой звонкий, что хочется улыбнуться!».       «Я Бекки, — представилась она, как показалось, смутившись и опустив глаза. — Мистер МакКой просил отдать тебе мой старый защитный комплект».       Она вытянула вперед левую руку, которую до этого прятала за спиной. В кулаке, ничем кроме шерсти не отличающимся от обычного, за ремешки она сжимала щитки для локтей и колен, какие обычно используют при катании на роликах и велосипеде, а также шлем. Эти вещи я взяла уже без всякой опаски и неприязни. Я осознала, Бекки мне нравится, и стало немного стыдно, что своим долгим взглядом обидела ее.       «Спасибо, Бекки, — улыбнулась я, — приятно познакомиться!»       Она вздрогнула от моих слов, но, подняв голову, улыбнулась в ответ, обнажая обычные, человеческие зубы. Разве что клыки у нее были чуть больше и острее.       «Лучше надень все это под одежду, — посоветовала она. — У нас, конечно, все со своими особенностями, но некоторые любят высмеивать чужие маленькие странности».       Говорила Бекки это со знанием дела, явно испытав боль от этих насмешек на себе. Однако снимать с себя джинсы, а перед этим — ботинки, а затем потратить еще минут пятнадцать, чтобы надеть все это, вместе с экипировкой, обратно, совсем не хотелось. Тем более, услышав предложение полукошки, Джубили как бы невзначай глянула на часы, давая понять, что лучше не задерживаться.       «Ну, и идиоты, — хмыкнула я, делая вид, что никакие насмешки мне будут нипочем. — А как?..», — задалась я вопросом, растерянно глядя на щитки.       «Давай помогу! — Бекки, поняв, что снимать с себя я ничего не собираюсь, опустилась передо мной на колени, и в несколько секунд экипировка оказалась на моих коленках. С налокотниками в это же время мне помогла Джубили.       «Шлем — сама», — хихикнула Бекки.       Прислонившись задней стороной ног к дивану, я послушно водрузила указанный предмет на голову, больше минуты провозившись с ремешком под подбородком.       «А теперь идем, — скомандовала Джубили, — пока Зверь сам не явился сюда нас поторопить!».       «Он все равно увидит меня в этих «доспехах»!» — фыркнула я про себя. Что-то мне подсказывало, что со стороны я выгляжу еще более забавно, чем в зеркальном отражении.       Всего было нас всего человек семь или десять, не считая Зверя и Джубили, и свое путешествие к лесу мы начали на пригородном автобусе. Узнав об этом, один светловолосый мальчишка принялся ныть, что лучше было отправиться на внедорожнике из автопарка команды-Икс, но Генри, покачав головой, сказал, что в этом случае пропадет дух приключения, и вообще, он делает нам большое одолжение, что не заставляет всех преодолевать намеченный маршрут пешком. «Да уж, Росомаха нам бы такой поблажки не дал, превратив прогулку в курс выживания в лесу!» — толкнула его в бок чуть полноватая афроамериканка, с длинными, заплетенными в дреды волосами, на секунду отвлекшись от созерцания собственных ногтей. Спорить с этим высказыванием никто не стал, даже я, почти не контактировавшая все это время с Логаном, ничуть не усомнилась. Но надо было видеть лица сперва ожидающих автобус людей на остановке, а потом и пассажиров, когда в салон автобуса гурьбой вошло около десятка мутантов и одна калека в моем лице! Меня, явно задерживающую всю процессию своей улиточной скоростью, Зверь ко всему прочему в первый раз и подхватил на руки, да так ловко, что я даже крабы не догадалась из рук выпустить. Видимо, у людей сложилось полное впечатление, что меня похитили и куда-то везут против воли — один на вид немолодой мужчина даже подскочил к Генри и, грозясь вызвать полицию, в грубой форме требовал «отпустить девушку». Икс-мен, не поведя и бровью, спокойно выполнил его требование, бережно опустив меня на пол и, убедившись, что я нашла точку опоры и не повалюсь снопом, выпустил из «объятий». Я же, обретя равновесие, гордо заявила заступнику, что я одна из них, и мистер МакКой был так любезен, что не позволил мне упасть самой и завалить следом целую толпу. Незнакомец, не постеснявшись, выругался и сплюнул в сторону, мгновенно ощутив неприязнь. Однако большинство предпочитало просто глазеть, прижимаясь друг к дружке и перешептываясь. Лишь один подросток с рюкзаком и висящими на шее наушниками воскликнул нечто вроде: «Это ж те, из мультиков!» — и подскочил к Зверю за автографом и фотографией.        Однако были и свои плюсы: пассажиры повскакивали со своих мест, и мы с комфортом смогли расположиться на сидениях, хоть и в самом хвосте, чтобы лишний раз не мозолить глаза попутчикам.        «Вот поэтому я и не люблю пользоваться общественным транспортом!» — фыркнул тот самый светловолосый парнишка, снимая рюкзак и устраивая его у себя на коленях.        «Да ладно тебе! — беспечно откликнулась я. — Меня это даже позабавило. Мы тут едем спокойно, а они трясутся, словно их в плен захватили! Зовут-то тебя как?».        «Тимати Георг Вайн, — ответил он, не спеша поинтересоваться моим именем. — И ничего забавного в их поведении я не нахожу! Хорошо, полицию вызвать не догадались. Они же думают, если мы выходим за пределы квартала, то совершили побег.       «Побег?» — удивилась я. Ни Джубили с Генри, ни, тем более, группа подростков с рюкзаками за плечами или на коленях на уголовников не были похожи. Тимати презрительно фыркнул, давая понять, что не хочет говорить на эту тему. Я перевела вопросительный взгляд на Зверя, и он с готовностью, хотя и некоторой грустью стал вводить меня в курс дела.       Исчезновение профессора Чарльза Фрэнсиса Ксавье в высоких кругах власти заметили не сразу, ровно так же, как и в обществе. Морф при помощи Зверя и — реже — Джины прекрасно справлялся с ролью бывшего своего наставника, но все в команде понимали, что это не продлится вечно. В какой-то момент Морф заявил, что устал усмирять правительство и успокаивать обывателей, и лучше добровольно сорвать маски, чем это сделают недоброжелатели. В публичном заявлении перед народом была использована расплывчатая формулировка: «Профессор отошел от дел», — ибо даже при наличии набирающего популярность мультсериала заикаться о пришельцах из далекой галактики никто не решился, прекрасно понимая, насколько масштабные последствия это может иметь. В обществе даже стало бытовать мнение, что «Отошел от дел» в данном случае равносильно «Отошел в мир иной». И все. Власть имущие мутантоненавистники, которые боялись могущества Ксавье, прогибаясь под его авторитетом, были сняты с предохранителя. Действовали, впрочем, осторожно и дипломатично. Кто-то из правительства, видно, хорошо следил за всем, что творилось в мире мутантов, и намотал на ус однажды ворвавшееся в прямой эфир выступление Магнита в адрес собратьев с призывом собраться и дружной толпой прибыть на созданный искусственно «Астероид-М», и его слова о том, что мутантам давно пора отделиться от остального человечества и создать свою, отдельную, цивилизацию. Другого объяснения, как высшим чинам американской власти пришел на ум закон о территориальном разделении людей и мутантов я не вижу.       Сама по себе идея мне даже понравилась: лично мне такой квартал напомнил бы многочисленные чайна тауны и прочие эмигрантские районы, где приехавшие могли на легальных основаниях сохранять свои язык и культуру. Мутантам и впрямь не хватало, на мой взгляд, мест, где они могли не опасаться косых взглядов в сторону внешности и использовать свои способности, не оглядываясь на чужое мнение. Примерно то же вещали с трибун политики, лоббирующие этот закон. Многих, конечно, насторожило одно то, что носителей гена-Икс сравнивали с вооруженными людьми, у которых просто невозможно конфисковать оружие или отобрать лицензию на его ношение, но тезис: «Людям — безопасность, мутантам — свободу» на билбордах в городах по всей Америке и с телеэкранов звучал весьма заманчиво.       Вот только на деле оказалось: новых кварталов никто закладывать и не собирался. Вычислив местонахождение Особняка-Икс, как «главного рассадника мутантской заразы», люди решили выделить одаренным ближайшие к нему территории. Проживающим там людям было предоставлено либо эквивалентное жилье за меньшую арендную плату, либо большее по площади за текущую, в других районах города. Большинство охотно соглашалось, покидая свои дома если не в погоне за лучшей жизнью, то от скорого нежелательного соседства, даже не задумываясь о том, что на деле это обмен. Обещанные новые уютные гнездышки были домами подвергнувшихся принудительному выселению. Именно так: в отличие от хомо сапиенсов, которым давали возможность при желании остаться в родных жилищах, мутантов никто не спрашивал. Агенты могли прийти к ним даже среди ночи, дав от четырех до восьми часов на сборы. Нередко приходили уже с новыми кандидатами на жилье, и несчастные вынуждены были в спешке паковать самое необходимое в то время, как риэлторы водили обзорные экскурсии по их жилищу. Мебель вывозить представителям расы Homo superior запрещалось, несмотря на то, что, скорее всего, ее все равно выбросят. После выезда предыдущих владельцев в доме проводилась тщательная дезинфекция, словно после химической атаки.       Но не это было самым страшным: оказалось, в отведенном квартале и до этого жило немало мутантов, и им даже не пришлось срываться с насиженных мест — страшным было то, что все они потеряли право на статус «инкогнито». Большинство одаренных далеко не горели желанием влезать в пестрые и вызывающие костюмы, брать псевдонимы и играть в «Героев и злодеев» или прятаться от людских глаз в подземельях — они просто жили. Кто-то, чья внешность мутацией была изуродована донельзя, отсиживались по домам, собирая вокруг своих персон байки и нелепые слухи — другие, которым повезло обладать сверхчеловеческими возможностями, но не тяготиться ими — даже родным и близким не сообщали о своей истинной природе, и жили, никак не выделяясь из толпы. Подростки ходили в школы и общались со сверстниками, иногда даже достигая школьных высот. Взрослые работали, строили семьи, с переменным успехом общались с соседями и обреченно фыркали, завидев в новостных лентах репортажи о крушащих город собратьях и тех, кто, нацепив на себя звание супергероев, наносят городу не меньший урон, только подогревая неприязнь к носителям гена-Икс в обществе. На то самое знаменитое высказывание Магнита они, не отрываясь от дел, лишь крутили пальцами у виска, а при виде плакатов, обещающих мутантам спокойствие среди себе подобных, морщились. Таким отнюдь не нужна была какая-то особая свобода — лишь бы муж не увидел жену с маской на лице и вплетенными в волосы бигуди, левитирующей с журналом мод под потолком; лишь бы родители не обратили внимания, что их чадо без последствий для здоровья и трудоспособности, не спит уже пару лет; лишь бы соседи не догадались, что секрет тех прекрасных керамических ваз, которые разлетаются как горячие пирожки на гаражных распродажах, в том, что милая леди по соседству обжигает их прямо в своих ладонях или начальник не понял, что на ладонях — не трудовые мозоли, а самая натуральная чешуя — и еще несколько тысяч подобных «лишь бы». Теперь же правда выплывала наружу помимо их воли. Семьи рушились, иногда из-за самого факта лжи, но чаще — просто потому, что одному из супругов, особенно если в семье были дети, не упало переезжать в кишащий «мутоидами» квартал, в сомнительные жилищные условия только из-за того, что вторая половинка может проходить сквозь стены или прячет второй рот на затылке под копной густых волос. Похоже дело обстояло с братьями, сестрами, детьми, иногда даже родителями. Более того, из семьи, где есть хотя бы один носитель Икс-гена, детей, достигших полового созревания, но так и не проявивших признаков мутации, могли просто изъять.       Начальство открыто выпинывало с рабочих мест, даже не прикрываясь отговорками о необходимости сокращения или недостаточном уровне квалификации. Сверстники намеренно выводили мутантов-подростков, заставляя применить силу против себя, либо спровоцировать неконтролируемый выброс энергии — естественно, дальше следовали разбирательства и чаще всего исключения из школы. И это ещё была верхушка айсберга. Да, среди мутантов были представители различных профессий, но даже это не могло спасти квартал от будущей экономической блокады. Численности населения просто не хватало, чтобы обеспечить жизнь целого квартала с больницей, школой, магазинами. Эти учреждения сперва переходили на особые режимы функционирования, а потом и закрывались. Некоторые говорили, что если согнать в квартал мутантов со всей территории Соединенных Штатов, он мог бы полноценно функционировать, но тогда квартал и впрямь стал бы неконтролируемой, самостоятельной единицей, а это никому из вышестоящих выгодно не было.       Уровень жизни в квартале стремительно падал. Те, кому повезло сохранить свои рабочие места и более или менее привычный уклад жизни, теперь каждое утро покидали свои дома в страхе: по новому распоряжению правительства мутантам не разрешалось покидать отведенную территорию более, чем на четрые часа, без специального письменного разрешения, в котором указывалась вся информация, словно въезжали они не в другой район города, а в другое государство. За первое нарушение этого правила провинившегося ставили на учет и выдавали запрет на получение разрешения сроком от нескольких недель до полугода, за второе ждали исправительные работы, за третье — реальный тюремный срок с последующей пожизненной изоляцией в квартале. Оставшиеся без работы, живущие впроголодь, ибо денег едва хватало на оплату жилья, мутанты поднимали бунты. Заявляя, что они такие же граждане своего государства, как и все прочие, они требовали уважения к себе и обеспечения достойного уровня жизни. Представители власти лишь разводили руками, сознаваясь в бессилии. Многие фирмы, производства, во главе которых были обычные люди, не хотели порочить себя связями с мутантами, и просто отказывались от сотрудничества. Обязать их заключать договоры никто был не в праве. После нескольких инцидентов во время подобных демонстраций, когда из-за одичавших мутантов погибло около трех десятков мирных граждан, из них — семеро детей, двое из которых младенцы, мутантам запретили использовать способности в местах массового скопления людей, за пределами мутант-квартала. Наверняка имелось в виду нечто вроде различных «-кинезов» в масштабе стихийного бедствия, но на деле даже невинные шутки с силами, вроде мелков, что сами по себе по воле хозяина рисуют домики и облака на асфальте, могли стать причиной больших неприятностей, если в радиусе ста метров окажется кто-то, кому это не понравится. Одного сообщения в полицию будет достаточно, чтобы на мутанта надели блокирующий силы ошейник, который нельзя будет ни снять, ни отключить без ведома надзорных органов или вреда для собственного здоровья. Поговаривали, что где-то в лабораториях уже хранились тестовые образцы микрочипов, которые планировали вживлять не в сторонние устройства, а прямо в мозг. Другие придерживались мнения, что ученые будут более гуманны и изобретут химический блокатор проявления мутации.       Досталось и самим икс-менам. Не раз и не два под окнами особняка собирался народ, обзывающий их ряжеными павлинами, ничего из себя не представляющими без своего лидера. Те в ответ успокаивали собратьев и обещали разобраться, сделать жизнь лучше, но все, что удалось Зверю и Джине — увеличить срок незарегистрированного пребывания мутантов за пределами квартала с четырех до десяти часов и максимально упростить процедуру получения разрешений. Ткнул роботу-стражу заверенную на несколько месяцев вперед бумажку — и вперед, если, конечно, отсутствовать собираешься не более десяти рабочих дней.       «И то только потому, что у какой-то «шишки» в правительстве оказался сын-мутант, — с пренебрежительным смешком встрял в разговор Тим. — Бедный депутат чуть из штанов не выпрыгнул, доказывая, какой он законопослушный. Развелся с женушкой и отправил сыночка-отличника вместе с ней в одну из высоток в западной части квартала! А потом этого золотого мальчика сцапали стражи: он из своей гимназии вернуться не успел вовремя! У машины кто-то все четыре колеса проткнул».       «Ты так лыбишься, словно это ты сделал!» — фыркнула я в ответ.       Тимми улыбнулся еще шире.       «Недаром меня зовут Дикобраз. На территории квартала мутанты могут пользоваться силой, сколько влезет!».       «Тише, Тим, нас услышат», — испуганно заозиралась Ребекка. В ответ на это одна худенькая бледная девушка лет семнадцати с короткой       мальчишеской стрижкой, улыбаясь, махнула нам рукой.       «Не волнуйся! — расшифровал этот жест Тим. — Вероника наложила полог тишины. За его пределами нас никто не услышит.       Бекки благодарно улыбнулась девушке. Я же вздохнула, настолько мне стало неуютно. В голове тут же родилась мысль: «В какую же жопу я угодила!», — но, еще раз взглянув на Зверя, уверилась, что оно того стоит. Меня мучил лишь один вопрос:       «А зачем тогда нужно было международное видеообращение о наборе новых студентов, раз все так плохо?».        «Видеообращение?» — не понял Тим.        «Ну, да… — я сама была удивлена, что парень ничего об этом не знает, да и все остальные смотрят на меня так, словно слышат от этом впервые. — Еще до того, как за мной приехали, я видела в новостях сюжет, где… миссис Грей-Саммерс… объявляла о наборе новых студентов».        «Не приснилось же мне это!» — усомнилась я в своей адекватности.        Тимати в ответ пожал плечами, зато Генри поспешил прояснить ситуацию.       Оказалось, подобные промо ролики были записаны несколько лет назад, еще при Ксавье, когда мультсериал находился на пике своей популярности, а общество, казалось, было в шаге от того, чтобы признать мутантов равными себе. Все больше людей, как правило, близко соприкасающихся по жизни с одаренными, да и сами одаренные, не сумевшие найти свое место в жизни, хотели узнать поподробней о раскрученных супергероях и их особенной школе. Тогда икс-мены приняли решение два раза в год проводить день открытых дверей и в рамках дозволенного знакомить желающих со своей жизнью. Именно к одному из этих мероприятий была приурочена серия своеобразных рекламных роликов, где каждый член команды по отдельности или все вместе приглашали всех желающих посетить «Институт для одаренной молодежи». Их показывали сразу после окончания очередной серии мультсериала, единым с ней куском. Для международной версии эту рекламу, обычно, вырезали, но, как я узнала позже, в тот год канал объявлял творческий конкурс. Нужно было нарисовать своего любимого супергероя и написать небольшой текст с рассказом о каком-нибудь своем добром деле. Троим победителям обещали открытки с пожеланиями от любимых героев, а занявшему первое место доставались билеты на фестиваль с правом на несколько бесплатных (оплаченных организаторами, естественно) фотографий с ряжеными актерами. Естественно, даже самое трогательное и по всем параметрам лучшее письмо не дошло бы до Икс-менов, если бы было им адресовано: все собирались делать редакторы канала, но им явно было лень придумывать масштабный проморолик, а потому организаторы просто надергали кадров «из того, что было», примонтировав в конце подробную информацию об условиях участия и проведения конкурса.        «Видимо, ты просто не так поняла…» — почесал в затылке Тим.        Я резко закрыла лицо ладонями, так стыдно мне тогда стало.        «Так значит, я собиралась сбежать из дома из-за рекламы, которая потеряла актуальность года три назад?!», — если бы я не сидела рядом со Зверем, Джубили и еще несколькими мутантами из легендарного «Института для одаренной молодежи», то засмеялась бы как сумасшедшая на весь автобус.        Но я нашла в себе силы сдержаться и лишь с жесткой самоиронией рассказала о том, как еще до появления на пороге квартиры странного гостя в сопровождении моей учительницы я надумала сбежать из дома и направиться в аэропорт за билетом на самолет до Нью-Йорка. Как с большим трудом я добралась до собственного двора и была замечена своей мамой, возвращающейся из магазина. Пересказала долгую лекцию с нотками презрительной насмешки о том, что самолет — не автобус, и билет на него просто так не купишь, а для несовершеннолетних это и вовсе невозможно.        «То есть, ты хотела попасть в «Икс», а потом какой-то неизвестный американский «дядя» просто пришел, выдал тебе все документы и забрал?! — мотнула головой та самая афроамериканка с дредами. По пути к остановке мы успели познакомиться. Ее звали Сэльма Райс. — Ты точно уверена, что не мутант?».        Я посмотрела на нее с удивлением, не понимая, что она имеет в виду.        «Некоторые мутанты умеют привлекать к себе невероятную удачу, — скромно пояснила Бекки, — иногда с ними происходят вещи, которые кажутся невозможными…».        «Да, — хихикнула Сэльма, видя, как я оживилась, зацепившись за эту идею, и уже почти поверила, что это так и есть. — Вот только чем больше они пользуются удачей, тем выше вероятность, что однажды им крупно не повезет. Например, они могут не получить ни царапины, упав с крыши небоскреба, а умереть, банально захлебнувшись глотком воды или поскользнувшись на луже в ванной!».        Я пожала плечами.        «Тогда, боюсь, мне осталось недолго. Попасть к икс-менам — это самая большая удача в моей жизни!».        «Не время строить грустные теории, — вновь присоединился к разговору Зверь. — Каким бы образом ты, Элен, к нам ни попала, тебе еще предстоит насладиться общей прогулкой».       В течение поездки больше к этой теме не возвращались. Да и сам поход вышел интересным и насыщенным, хоть и стоил мне немало моральных и физических сил. После автобуса мы еще около двух часов добирались до нужной нам поляны. Сэльма, которая сперва мне показалась милой и открытой хохотушкой, на самом деле оказалась той еще острой на язык, периодически напоминающей, что если бы не моя скорость умирающей улитки и испуганные вскрики на каждой кочке, вся группа давно бы уже отдыхала в палатках. Ее мнение разделяли еще несколько человек, но мистер МакКой быстро пресек все споры, сказав, что на месте с рождения обладающей особыми потребностями меня мог оказаться раненый товарищ, да и самому получить травму, блуждая в лесу, не так уж и сложно.        «Маловероятно, что вам понадобилась бы специальная экипировка или вспомогательные средства для передвижения, но скорость бы явно снизилась, и остальным так же пришлось ждать вас, — произнес он во время одной из таких вынужденных остановок. — У меня была идея отработать с вами, ребята, оказание помощи и транспортировку пострадавшего в экстремальных условиях, но я решил, что это будет несправедливо. Среди вас есть крепкие молодые люди, которым не составит труда доставить к месту назначения хрупкую девушку, а вот для Элен это сильное послабление, которое не позволит ей в полной мере раскрыть свой потенциал».       Я, к слову сказать, в это время успела неудачно осесть на колени, и теперь с упорством цеплялась за ближайший кустарник в попытках подняться. Когда мне это удалось, выглядела я точно и вправду пострадала в какой-то битве. Кто-то, глядя на меня, откровенно рассмеялся, и только Бекки со Зверем удрученно покачали головами.       В конце-концов, поняв, что таким темпом добраться до места стоянки до заката мы просто не успеем, Зверь сам взял меня на руки, отдав крабы ближе всего стоящей от него Сэльме.       «А почему именно я должна тащить эти тяжеленные железяки?! — тут же возмутилась девочка. — Вон сколько мальчишек вокруг! Да и, я вижу, Бекки не против помочь новой подружке!» — добавила она, заметив, что девочка-кошка действительно уже протягивала руки за моими опорными тростями, когда Генри перехватил их и отдал Сэльме.       «Потому что кое-кому не мешало бы напомнить, чему мы тут учим: помогать друг другу и тем, кто нуждается в помощи», — строго посмотрев на ученицу, но обращаясь словно ко всем присутствующим, ответил Зверь.       Теперь все пошли намного быстрее, и где-то через час новоявленные туристы разбирались как ставить палатки по инструкции и без. А потом был ужин из разогретых на костре консервов и жареных на палочках кусочков хлеба и зефирок. Истории из жизни и страшилки. Верó, перебирая струны гитары, напевала известную мне по фильмам песню «Кумбайя», но впервые я смогла осознать, что это не совсем песня. От осознания этого факта, я поежилась.        «С тобой все в порядке?» — сжала мою руку Бекки.        «Да… Да, конечно, — поспешно заверила я. — Просто песня… Я не думала, что у нее такое значение».        «Тебе неприятно слышать о религии? — девочка еще сильнее понизила голос. — Понимаю».        Понимать было, впрочем, нечего. При звуках религиозных напевов напряжение в моем теле всегда нарастало, вместе с желанием убежать и не слушать, а организм всегда подкидывал мне отличное оправдание такого поведения. Мне либо становилось физически плохо, либо начинало жутко хотеться в туалет. В этот раз, как назло, победило второе, причем так резко и сильно, что игнорировать зов природы, что я делала часа четыре до этого, стало практически невозможно.        «Не в религии дело, Бекки, — я почувствовала, как от стыда жар хлынул к щекам. — Я это… пИсать хочу».        «Так в чем дело? — удивилась Бекки. — Мы далеко в лес забрались. Тут туалет под любым кустом в десяти метрах от лагеря. Или тебя проводить?».        «Дело не в этом… — я опустила голову, а в голосе у меня зазвучали болезненные напряженные нотки. — Я не могу… в кустики… просто не пристроюсь. Коленки мешают».        Ребекка удивленно посмотрела на меня, а потом опустила взгляд на мои ноги. Я сидела в своей обычной комфортной позе: ноги были плотно прижаты друг к другу, а вывернутые колени «смотрели» друг на друга. Умная полукошка сразу поняла, что если я попытаюсь присесть в позу орла, то ноги вывернутся еще сильнее, и просто сложатся стопочкой на земле, и встать на ноги я больше не смогу. Никогда.        «Ладно, идем! Я, кажется, знаю, как тебе помочь».        Новая подружка подала мне руку, помогая подняться, и помогла добраться до крабов.        Через несколько минут мы были около палаток, но вместо того, чтобы продолжить свой путь за территорию, Бекки дала мне знак забираться в палатку. Что она собиралась там найти, я не представляла, но спорить не стала и, преодолевая страх, спустилась на четвереньки и заползла внутрь с одной единственной мыслью.        В палатке, уютно устроившись в полузастегнутом спальном мешке, на животе, лежала Сэльма и читала книгу, подсвечивая страницы фонариком. Заметив нас, Сэльма подняла голову и недовольно прищурилась.        «О! Детки захотели баиньки? А я уж надеялась, что вы задержитесь у костра до тех пор, пока вас не загонят в палатку насильно!»        «Не совсем, — стушевалась Бекки. — Не могла бы ты одолжить нам свой биотуалет?».        Только тут я заметила у дальней стены палатки, примерно в десяти сантиметрах от изголовья моего спальника странную конструкцию, похожую на шалаш или не слишком надежно закрепленную брезентовую ширму.        «Что, — усмехнулась мисс Райс, — наша особенная гостья постеснялась надеть подгузники?».        «Я не пользуюсь подгузниками», — уязвлено процедила я, мысленно отметив, что, в общем-то, зря.        «Конечно-конечно, — расплылась в ехидной улыбке Сэл. — Я с радостью тебе помогу. Но с тебя — пять долларов.        «Сэльма!» — осадила ее Ребекка.        «А что? — хмыкнула я. — Если я не хочу, чтоб по мне в самый деликатный момент ползали муравьи, то сама позаботилась об этом. Что мешало нашей бедняжке сделать то же самое? Об экипировке она, я гляжу, позаботилась! Так пусть платит за аренду. Пять баксов — и на все время похода пусть хоть не слезает с него, когда мне без надобности!        «Ты же прекрасно знаешь, что официально Элен еще не студентка — ей не платят стипендию!        «В таком случае, пусть обратится к преподавателям! — Сэльма перекатилась с живота на спину, не выпуская книгу из рук. — Думаю, мистер МакКой, как врач, не откажется подержать ее на ручках в столь сложный момент!».        Девчонка явно издевалась надо мной, но я прекрасно понимала, что она имеет на это все основания, да и я была не в том положении, чтобы спорить. Я просто залезла в карман и достала оттуда пятидолларовую купюру. Именно столько выделили каждому студенту, чтобы на обратном пути заехать в ресторанчик быстрого питания и съесть по бургеру или картошке с молочным коктейлем. В автобусе я имела неосторожность похвастаться, что и меня не обделили этой привилегией, вот Сэльма и загнула цену.        «Держи!» — протянула я ей купюру        «Лучше уж остаться без перекуса, чем обоссаться!» — вслух вторую часть фразы я произносить не стала.        Сэльма с жадностью, которой позавидовал бы самый отпетый морлок, выхватила у меня деньги, с неохотой поднялась и передала Ребекке сложную конструкцию.        Поблагодарив мисс Райс за сочувствие, мы с Ребеккой вышли. Я в тот момент возблагодарила все Высшие силы за то, что моя репутация не будет подмочена.        Больше неприятных инцидентов во время похода не было. Сэльма свое обещание сдержала, и одалживала свое место комфорта по первому требованию, и не только мне. Наутро, с рассветом, кто-то умудрился застать нас с Бекки за использованием походных благ цивилизации. Скрывать, у кого и каким образом мы его раздобыли, мы не стали, и уже к вечеру мисс Райс обогатилась почти на сотню. В нашей группе оказались и «студенты со стажем», захватившие с собой несколько больше, чем пять долларов, совершенно не опасающихся остаться без перекуса в кафе.        Помимо вольных прогулок и песен у костра в программу похода входила лекция от Зверя о видах, свойствах и применении растений; представителях фауны этого леса и, конечно, традиционный для таких походов квест. В ходе охоты за символическим сокровищем, участники, разделенные для большего азарта на две команды во главе с одним из преподавателей, должны были применить на деле навыки ориентирования, взаимовыручки и первой помощи. После проведения инструктажа «для тех, кто недавно присоединился», поднялся настоящий гвалт на тему, кому я стану обузой. В итоге сошлись на том, что я так часто таскаюсь за Зверем, что это стало моей привилегией, и определили меня в команду под руководством Джубили. Правда Сэльма наотрез отказалась находиться со мной в связке, и свалила это бремя на хрупкие плечи Ребекки. Каждой команде выдали по карте с началом маршрута, и мы плутали по лесу, то разбредаясь группами по два-три человека, то встречаясь в условленных местах. Решали ребусы и старались выбирать верные пути и не попадаться в ловушки. Шли на различные ухищрения, чтобы отыскать тайники со спрятанными в них подсказками. Сперва, наблюдая, как ребята ловко преодолевают препятствия и временами пользуются способностями, я чувствовала себя лишней на празднике жизни, однако после пары не судьбоносных, но верных решений это чувство немного отступило. Да и ребята поняли, что я хоть и хрупкая и неповоротливая, но не хрустальная, и использовали мою миниатюрность там, где нужно было протиснуться или проползти. Ну, или не совсем проползти — просто временами мне удобней лечь на землю и пожертвовать чистотой одежды, чем стараться пригнуться. И в этом были свои плюсы: было меньше шансов совершить резкое движение, и задеть головой ветку или ствол поваленного дерева. Даже мои крабы пригодились не только мне и не по прямому назначению. Не помню уже, кому пришла в голову эта идея, но этот «некто» решил воспользоваться тем свойством крабов, что они, регулируясь по высоте, могли служить как делающему первые шаги трехлетке, так и дяденьке-амбалу под два метра ростом, сами при этом становясь выше меня, и доставал ими подсказки с деревьев и пробовал на расстоянии ловушки. Но больше всего пользы я принесла ближе к финалу миссии. Пройдя большую часть пути, мы оказались возле самодельного указателя. На одной из стрелок была наклейка с изображением головы рычащего медведя — на другой же в ряд красовались символы, копии которых мы с таким трудом добывали во время своего путешествия по лесу.         — Почти пришли! — радостно воскликнула Верó. — Нам туда!        Она указала рукой в направлении, куда указывала стрелка с фигурами.        Я еще раз скептически взглянула на стрелку, где выстроились друг за другом пятиконечная звезда, круг, квадрат и треугольник, и хмыкнула.         — Знаете, я бы не доверяла стрелке, на которой написано «ЖОПА».         — А причем она тут? — удивилась Вероника.        Пришлось в красках расписывать ей смысл ребуса и расшифровывать каждый символ. Кроме того, я заодно напомнила, что в этом квесте просто обязан пригодиться каждый, а раз у меня нет экстраординарных способностей, и интеллектом я так же не блещу, то остается единственная моя полезная особенность: владение языком, которым не владеет никто в нашей компашке.         — Да, — продолжала язвить Тишина, как называли ее в команде студентов, — только мисс Ли не владеет русским, а мистер МакКой, если бы владел, не опустился бы до подобной мерзости.         — Согласна, но в другой группе никто вообще не знает русского, и загадки у них могут быть другие. Так что, возможно, им надо было уложиться в одинаковое число символов и не потерять смысл.         — Ребята, решайте быстрее, — поторопила нас Джубили. — Кажется, я уже вижу команду мистера МакКоя! Вы же не хотите, чтобы нас опередили?        Ребята, что стояли рядом друг с другом, переглянулись между собой. Им явно не хотелось мне доверять, но и в загадочную ловушку под неприличным словом им тоже угодить не хотелось.        — Ладно, послушаем нашу гостью! — махнул рукой Тим и оглянулся в мою сторону. — Но если мы вляпаемся, ты будешь виновата!        Мы сообщили Джубили, что готовы двигаться по направлению стрелки с медведем, и через несколько минут вынули из дупла большого дерева металлический сундучок. Бекки, дрожащими от нетерпения пальцами отодвинула символические застежки и откинула крышку. Внутри оказалась небольшая золотистая, вся обсыпанная блестками, открытка с поздравлениями с успешным завершением миссии и несколько упаковок мармеладных мишек.        — Так вот, причем тут медведь! — немного разочарованно выдохнул Тим.        — А больше там ничего нет?.. — стараясь получше заглянуть через плечо впереди стоящей Бекки, уточнила я, надеясь, что «приз» будет хоть как-то связан с символикой команды.        — Нет… — выдохнула Ребекка, переворачивая упаковки и убеждаясь, что на дне сундучка ничего нет.        Я нескрываемо шмыгнула носом. Несколько часов бродить по лесному бездорожью, рискуя упасть, напрягать все свои умственные и физические силы, извозиться в грязи и устать чуть ли не до потери сознания — и все из-за жевательного мармелада?! Мне стало даже немного обидно. Но супергерои — на то и супергерои, чтобы отдавать все свои силы, а взамен получать разочарование — видимо, именно такой смысл вкладывали в эту награду Икс-мены.         — В прошлый раз этот сундук был наполнен четвертаками, — сообщила Вероника, заметив мое вытянувшееся лицо. — Зато по возвращении на базу все узнали, что нам таким образом решили выплатить нашу же стипендию. Я еще раз оглядела группу и, прикинув размер выплат, поняла, что общая сумма выходила немаленькая.        — И преподаватели не побоялись, что деньги украдут?! Или найдут случайные туристы? — удивилась я, переводя взгляд с учеников на Джубили и обратно.         — Нет, — ответила Джубили. — Во-первых, тогда мы снабдили сундук кодовым замком, и в случае взлома сработала бы сигнализация, а во-вторых Верó умеет накладывать не только шумоизоляционное, но и глазоотводящее поле, причем стойкое. Ну, а теперь нам пора назад: лучше вернуться в лагерь до темноты.        «Легко сказать!» — подумала я. После многочасовых блужданий по лесу, я уверена, ноги отваливались не только у меня, но только у меня они отказались идти напрочь.        Это был третий раз, когда Зверь взял меня на руки, пошутив, что: «Проигравшие чествуют победителей».       В Институт мы вернулись только вечером следующего дня. Полная новых впечатлений, счастливая, как ребенок во время новогодней «Ёлки», воодушевленная, я совершенно не чувствовала себя вымотанной, несмотря на долгие сборы и обратный путь, сначала пешком, а потом в переполненном душном автобусе. Но стоило мне переступить порог комнаты, как вся усталость, что накопилась за дни похода, навалилась на меня бетонной плитой. Казалось, даже воздух в комнате стал густым и тяжелым, протискиваясь в легкие с большим трудом, а держать глаза открытыми стоило больших усилий. Как зашла в санузел, забралась в ванну, а главное — как из нее выбралась после всех водных процедур и не отрубилась на пол пути — для меня загадка до сих пор. Помню только, что в комнате я оказалась со звенящей тишиной в голове и полным отсутствием желания шевелиться. Казалось, сил у меня хватит только на то, чтобы сдернуть покрывало с постели и свернуться калачиком под одеялом, прямо так: в тяжелом махровом фиолетовом халате и волосами, с которых вода разве что струйками не стекала, — но вместе с тем я понимала, что не могу позволить себе такой роскоши. Из-за своего легкомысленного отношения к деньгам, я не смогла ничего заказать в бистро, так что в моем желудке сегодня побывала лишь пара бутербродов с чаем, рано утром, и призовая пачка мармеладных мишек, которую я разделила с рядом сидящей Ребеккой, в автобус, так что если пропущу еще и ужин, не смогу уснуть от голода. Надо было срочно приводить мысли в порядок и переодеваться.       Я уже подошла к комоду, чтобы достать сменную одежду, как мой взгляд упал на детскую кроватку. В ней по-прежнему, укрытая пледом, лежала моя любимая игрушка. Повинуясь внезапному порыву, я, перехватившись за бортик, бережно опустила его, и так же бережно, слегка опираясь о кроватку ногами и животом, взяла вынула оттуда игрушку, и присела вместе с ней на край кроватки. Ощущение веса и приятного тепла, исходящие от игрушки всегда погружали в состояние легкого транса и помогали привести мысли в порядок. Я не играла в полном смысле этого слова уже давно — просто любовалась отражением ламп в больших прозрачных полусферах глаз из зеленого пластика, и если делала это достаточно долго и под определенным, не всегда уловимым углом казалось, что кошечка пристально на меня смотрит, и отнюдь не кажется, пусть и искусственным, но все-таки животным. В тот, один из немногих, раз мне удалось поймать этот угол, и я сама не заметила, как начала медленно покачивать игрушку, полушепотом напевая пришедшие в голову строчки колыбельной. Крупные полубусины бегающих зрачков антропоморфа тихонько постукивали в такт моим движениям.        Я так и не поняла, не услышала ли я стука в дверь, или вовсе забыла ее закрыть хотя бы на защелку, но из размышлений меня вывел слегка приправленный иронией голос Генри:         — Не знал, что у нас с тобой есть дочь. Познакомишь?        Он улыбнулся, слегка обнажая клыки. Я же вздрогнула и резким движением спрятала игрушку за спину так, что ее зрачки жалобно звякнули. Щеки тут же обдало жаром от нахлынувшего стыда. Дома, уютно устроившись на диване перед телевизором за просмотром очередной серии «Икс-менов», держа игрушку на коленях, иногда я представляла, что через несколько лет смогу так же держать свою маленькую доченьку, и отцом ее будет Зверь, но, оказавшись в «Институте для одаренных» по-настоящему, воочию познакомившись с мужчиной своей мечты, я даже мысли такой не допускала: играть в дочки-матери. Это казалось мне совершенно нелепым и даже недопустимым.        — Прости… я… это не то, что ты подумал! — стараясь не смотреть на мистера МакКоя и то и дело вертя головой, выпалила я.        Я готова была провалиться под землю. Как я могла не услышать ни стука, ни первого оклика? Пусть шерсть игрушки и не была синей или хотя бы серой, но то, что кошечка была одета в белое, с давно уже поблекшим от многократных стирок изображением астр по подолу, летнее платье, пусть и сильно не по размеру, отчего короткие по задумке рукава почти скрывали передние лапки, а подол подвязан поясом почти под грудью, с пятнами от травы и банановой кожуры, и явно раньше принадлежавшее мне, ясно давало понять, что исполняла она роль отнюдь не питомца. Сложить два и два не составило для Зверя труда, хоть в тот момент я и не имела в виду ничего подобного.        Генри замаскировал усмешку вздохом. Показалось, ему и самому стало неловко, что его попытка пошутить и подыграть, поставила нас обоих в неловкое положение. Он подошел и медленно опустился рядом. Я почувствовала, как основание кровати из тонкой фанеры прогнулось под его весом. Улыбнувшись, Зверь особо не церемонясь, вытащил мягкого антропоморфа из-за моей спины, несколько секунд вглядывался в выражение ее мордочки, посеревшие от времени некогда белые щечки, высунутый пластмассовый пришивной язычок, свалявшую шкурку, а потом отдал ее мне, так же без осторожности.        И тут же мне стало неловко уже не от факта игры. Генри же просто хотел как-то порадовать меня, разрядить обстановку, а я даже не осознала этого вовремя.        — Элизабет. Бетти, — ответила я, усаживая игрушку на коленях, чтобы ее голова неприглядно не свешивалась с моих ног. — Ее зовут Бетти.       Зверь внимательно посмотрел на меня.         — В том, что ты представляешь себя матерью, нет ничего постыдного, — заговорил он негромко. — Наоборот, это редкость для твоего возраста.        Я хмыкнула.        «Ну да, мои ровесницы в лучшем случае думают, в какой колледж направить свое резюме, а в худшем — о парнях, нарядах и вечеринках. В этом плане сильно от них отстала».         — И я вовсе не злюсь, что в твоих мечтах это ребенок от меня. Знаешь, с моей внешностью сложно представить себя объектом подобных желаний, — продолжил он с нотками горечи в голосе. — Но ты, надеюсь, понимаешь, что прежде, чем осуществить свою мечту, ты должна сперва закончить обучение, определиться, чем хочешь заниматься в жизни и хотя бы еще немного окрепнуть.         — И ты готов ждать? — посмотрела я на возлюбленного. Генри откашлялся в кулак, очевидно, осознав, что разговор свернул не в то русло, на которое он рассчитывал.       — Давай ты сначала выполнишь хотя бы первые два пункта. Если к тому времени не найдешь кого получше, мы обсудим эту идею, — сказал он по-доброму засмеявшись, как мог бы поступить доктор или друг родителей, если бы какая-нибудь пятилетняя девочка вдруг объявила, что хочет стать его женой.       Я едва удержалась от восторженного визга. В сложившихся обстоятельствах эти слова вполне можно было считать признанием в любви, но вряд ли доктор МакКой зашел ко мне только ради этого.       — Согласна, — ответила я, плохо скрывая свою готовность приступить к выполнению намеченного плана. — Что-то еще?       — Я планировал обсудить с тобой твое недавнее эссе по английскому, но, думаю, сегодня нам обоим нужен отдых, так что занятие переносится на завтра. Зайдешь ко мне в лабораторию после обеда.       Я кивнула. Зверь направился к выходу, но остановился и обернулся, что-то вспомнив:        — Джина просила узнать, спустишься ли ты к ужину. Она приготовила спагетти в томатном соусе с фрикадельками и вишневый пирог.       — Передай, что буду минут через двадцать, — ответила я, как можно ровнее, — мне надо привести себя в порядок. Зверь кивнул.       — Хорошо, — откликнулась я, прежде, чем Зверь вышел. Тот разговор еще сильнее распалил во мне надежду задержаться в «Институте для одаренной молодежи» если не навсегда, то надолго, и вовсе не из-за признания, которое вполне могло оказаться обычной шуткой, как и весь наш разговор, а в том, что доктор МакКой, кажется, никуда не торопился.       За ужином я чувствовала себя абсолютно счастливой. Уплетая кулинарные изыски Джины, оживленно рассказывала присутствующим за столом о своих приключениях в лесу и не уставала благодарить Ороро, как директора учреждения, за разрешение участвовать в походе.       — Я рада, что тебе понравилась поездка, детка, — тепло улыбнулась мисс Монро, все еще пытаясь произвести впечатление мудрой и великодушной директрисы школы. — Надеюсь, она запомнится тебе надолго.       — Конечно! — уверила я, отправляя в рот намотанные на вилку спагетти. — Это же мой первый опыт.       — Не могла бы ты после ужина дать телефонный номер своих родителей?       Вопрос Грозы, казалось, никак не связанный с прошедшим путешествием, меня удивил, но потом я подумала, что эта формальность нужна для внесения в личное дело вместе с информацией о росте, весе и группе крови, и на автомате выпалила нужные данные, и так же на автомате добавила: «А что?».       — Тебе пора возвращаться домой, и я должна сообщить им об этом, — ответила Гроза. — Не волнуйся, я скажу, что вынуждены были закрыть реабилитационную программу из-за прекращения финансирования, и отправляем учеников по домам. Тебя не в чем будет упрекнуть.       Однако этот факт меня ничуть не утешил. Казалось, все вокруг померкло, и вторую часть фразы я слышала, словно через толщу воды, разве что в ушах не звенело, а по телу пробежали мурашки, острой иглой впившись в темечко. Я сжала вилку в руке и стиснула зубы. Я знала, что этот момент настанет, и скорее рано, нежели поздно, но каждый день, просыпаясь утром и не получая вызов в кабинет директора, думала, что впереди еще много времени.       «Не отправили же меня восвояси на прошлой неделе, не отправят и на этой! — думала я. — А там, может, и на следующей…».       Эта поездка, разговор с Генри, обсуждение планов на завтра, словно никто никуда не торопится казались тому подтверждением, и вдруг все даже не закончилось — оборвалось на самом интересном месте. А я ведь только осмелела… Стала серьезно относиться к занятиям английским, позволила себе сблизиться с ребятами из молодежной команды, похвастаться своими умениями, а Бекки и вовсе пообещала оставить ту милую вышивку с цветочками, которую она приметила на столе, когда помогала с обмундированием. И я всерьез намеревалась успеть закончить это орнамент, откладывая работу то на пару часов, то на пару дней. А самое страшное — я успела почувствовать себя частью уже не вымышленной, а настоящей команды. От этого становилось особенно горько и обидно.       «Жизнь не мультик, глупая! — в который раз повторила я себе. — Гроза права. Я и так получила больше, чем заслуживаю!».       Мисс Монро продолжала что-то говорить о том, что понимает мою печаль, но я не маленький ребенок и должна понимать, что есть те, кому помощь Икс-менов куда нужнее, и я понимала, что это действительно так.       Джина утешающе накрыла мою ладонь своей, Зверь одарил печальным, словно извиняющимся взглядом, а я лишь стыдливо отводила взгляд, не понимая, почему никто из них не сообщил о приближающемся отъезде раньше. Я бы не давала напрасных обещаний. Однако предъявлять претензии я не имела никакого права, и лишь кивнула в знак смирения.       — Я понимаю. Вы и так были очень добры ко мне.       — Завтра утром я свяжусь с твоими родителями и обсужу с ними точную дату отъезда, — сообщила Ороро. — Советую тебе закончить все дела до пятницы.       — Да, мисс Монро, — снова кивнула я, как прилежная ученица директору.       «По крайней мере, у меня действительно будет время обсудить свое эссе с Генри и попрощаться с новыми друзьями!» — утешала я себя, но аппетит уже пропал.       Довольно поспешно расправившись с десертом, даже толком не распробовав фирменный пирог Джины, я дежурно поблагодарила присутствующих за вкусную трапезу и отправилась к себе. Вещи собирать было еще рано, а вот подарок для Бекс никто за меня не закончит.       В комнату вернулась все ещё пытаясь уговорить себя не выть белугой, и не перепугать всех мимо проходящих и живущих по соседству студентов. Верная своему обещанию, взялась за вышивку, надеясь отвлечься, но обычно успокаивающее занятие только раздражало. Иголка то и дело выпадала из дрожащих пальцев, повисая на нитке, несколько раз даже падала, и мне приходилось искать ее в длинном пушистом ворсе ковра. Когда это удавалось, и я возобновляла работу, стежки ложились неровно, и приходилось распускать чаще обычного. В итоге достаточно длинная, только недавно замененная нить в вконец запуталась на изнаночной стороне, десятком мелких петель.       «Блин, блин, блин!» — это стало последней каплей.       Со стуком откинув пяльцы подальше, я все-таки разревелась от собственной беспомощности. Как бы я ни пыталась убедить себя, что смирилась, и все идет своим чередом, большая моя часть этому противоречила. Я даже не ответила на робкий стук в дверь.       — Ты в порядке, Эл? — Бекки потеребила меня за плечо.       Я с трудом оторвала голову от стола и, посмотрев на полукошку, шмыгнула носом. Утереть слезы не было ни моральных, ни физических сил.       — У-у-у, — протянула девушка, взяв в руки пяльцы, которые приземлились как раз неприглядной изнанкой вверх. — Ты так из-за этого?       Я замотала головой.       — Это подарок для тебя. Был. Теперь я вряд ли смогу его закончить…       Бекс слегка подтолкнула меня бедром в сторону, и примостилась на освободившемся краешке стула, внимательно разглядывая расположение стежков и переплетение нитей.       — Ну, тут не все так плохо, — она улыбнулась одной половинкой губ, и ее кошачьи «усики»-вибриссы забавно дрогнули. — Я только учусь вышивать, но в приюте нас учили шить, так что я знаю, как справиться с подобным.       Я всхлипнула и посмотрела на Бекки, собираясь сказать, что дело вовсе не в нитках, но она мне и рта не дала раскрыть.       — В крайнем случае, если ниток не хватит, я могу тебе одолжить. Мисс Харпер как раз подарила мне несколько мотков из своих запасов.       — Хватило бы только времени, — я утерла слезу. — Меня отправляют домой, Бекки, понимаешь? Домой!       — Что, уже завтра? — Бекки тряхнула головой и поморщилась, выражая непонимание. — Сегодня?!       — Нет. Все зависит от того, когда моим родителям будет удобно встретить меня в Москве, но Гроза сказала, я не задержусь здесь дольше, чем до выходных.       — Значит, всё не так плохо, — еще больше оживилась Ребекка. — Ещё успеем организовать тебе прощальную вечеринку.       — Вечеринку? — переспросила я. Совершенно не верилось, что Икс-мены озаботятся этим вопросом. В лучшем случае, составят на память альбом из нескольких фотографий с автографами и, может быть, подарят спортивный костюм с фирменной нашивкой.       — Ну, да, — пожала плечами Бекки. — Размороженная пицца, газировка, караоке… танцы. Родители Джонни подарили ему на день рождения не самую плохую установку. Есть же все-таки нормальные, адекватные люди.       С каждым новым словом Ребекки идея подобного прощального праздника нравилась мне все меньше. В походе, конечно, было весело, но сказать, что во время него успела близко сойтись абсолютно со всеми, я не могла. Пожалуй, Бекки — единственная из учениц, кого бы я хотела назвать своей подругой, а там, где она, чаще всего крутился и Тим. По-моему, он вообще не мог не вставить свои «пять копеек» в разговор, если оказывался рядом. Еще был тот самый Джонни, о котором упомянула Ребекка. Такой же русоволосый и голубоглазый, как и Тим, но, в отличие от него, абсолютно бесхитростный. После завершения квеста все засиделись допоздна, и к тому моменту, как стали расходиться, у абсолютного большинства закрывались глаза, а он продолжал сидеть у костра, листая книгу, и явно никуда не собирался. Я спросила, не собирается ли он ложиться, а Джонни ответил, что ему нужно куда меньше сна, чем многим людям, так что последит за костром и за тем, чтобы к лагерю не подобрались хищники.       Для удачного течения праздника приглашенных было явно маловато, но Ребекка говорила об этом с таким воодушевлением, что я не стала ее расстраивать.       — Звучит неплохо, — я выдавила из себя улыбку в надежде, что наутро мисс Керди забудет о своем плане.       Но на следующий день, когда после обеда я вернулась в комнату за конспектами, чтобы отправиться к Зверю, Ребекка уже ждала меня, сидя на моей кровати и аккуратно обметывала край салфетки нежно-голубыми нитками. Увидев меня боковым зрением, Бекки вскинула голову и улыбнулась чуть смущенно, понимая, что сама себе доделывает подарок. На мой вопрос, что она делает в комнате и не должна ли она быть на занятиях, ответила, что у нее нет сейчас лекций: Джина вынуждена была вместо урока английского проводить индивидуальное занятие по контролю способностей с Джонни.       — И чем же он заслужил такие почести? — удивилась я: обычно индивидуальные занятия проводились между основными предметами или во внеурочное время.       — Уснул на уроке, — пожала плечами Бекс, оценивая свою работу на расстоянии вытянутой руки.       — Я думала, он не нуждается во сне, — удивилась я.       — Нуждается, еще как, — усмехнулась Бекки, — только иногда особо яркие эпизоды его сновидений «выпрыгивают» в реальность. Вот он и старается не спать. Один раз продержался две недели. Слава мутации!       — И что, что-то выпрыгнуло? — полюбопытствовала я.       — Ага. Человек-хот-дог наподобие тех, что рекламируют придорожные забегаловки и раздают листовки. Все бы ничего, вот только он залил класс вполне реальным кетчупом в промышленных масштабах. «Все было бы смешно, когда бы не было так грустно», — подумала я, хмыкнув.       — Хорошо, что миссис Грей-Саммерс помогла Джонни быстро ликвидировать катастрофу, — беззаботно продолжила Ребекка. — Зато у меня появилась возможность подловить в коридоре мисс Монро. Она дала добро на вечеринку, когда узнала, что это для тебя. Начало в шесть после полудня. Успеешь.       — Успею… — ответила я, мысленно прощаясь с возможностью провести со Зверем лишнюю пару часов.       На занятии все шло, как обычно. Генри несколько минут зачитывал мне мое же сочинение, акцентируя внимание на ошибках, которых, впрочем, стало намного меньше, чем в начале. По крайней мере, на пяти рукописных листах не было ни одного слова, написанного по-русски или кириллицей, как это было в начале наших занятий, что, в свою очередь, означало, что мне все легче сознательно переключаться с языка на язык.       — Что ж, — улыбнулся Зверь, явно довольный таким прогрессом, откладывая мою тетрадь в сторону, — предлагаю тебе провести один любопытный эксперимент. Я напряглась всем телом в ожидании, посмотрев на ученого с немым вопросом: «А это не больно?».       — Вспомни любую сказку. Начни рассказывать ее на английском, потом перейди на русский, и закончи вновь на английском.       — Сказку?.. — задумчиво протянула я. Всегда терялась, когда мне давали неоспоримое право выбора. Сказок я знала много, но не все наизусть и до конца. — Ну, слушайте, мистер МакКой, сами попросили.       Он едва заметно кивнул и включил диктофон, чтобы после я сама могла услышать свои ошибки. Я же набрала в грудь побольше воздуха и начала рассказывать ту, что как нельзя лучше подходила к ситуации. Сказку о красавице и чудовище.       Мистер МакКой слушал внимательно, в нужные моменты подавая сигналы к переключению на другой язык. Я на секунду смолкала, переводила дух и продолжала, стараясь как можно скорее вернуть легкость и напевность голосу. Иногда для этого приходилось закусывать губу и закрывать глаза. Чем ближе был счастливый финал истории, тем, глядя на любимого, я жалела, что не завела сказку «Коза и семеро козлят на новый лад», как хотела изначально. — «Полюбила ты меня в образе чудища, полюбишь и в образе человеческом» — озвучила я реплику теперь уже принца, лишь секунду спустя осознав, что эта фраза из русской версии этой сказки. Я зажмурилась и закрыла лицо ладонями и вдруг всхлипнула.       — Элен, все хорошо? — с неподдельной тревогой в голосе, Зверь тронул меня за плечо.       — Да, — посмотрела я на него. Гулкие удары сердца создавали ощущение, что этот орган перекочевал в горло и встал поперек комком, руки мелко дрожали: болезнь не давала скрыть волнения и стыда. — Зря я выбрала эту историю. Ее конец мне кажется несправедливым.       — Почему же?       — Потому что как только девушка доказала свою любовь, чудище сразу превратилось в прекрасного принца! Хорошо же придумано: потерпела она годик — и вот уже делит счастье с красавцем, словно все, что было раньше, просто дурной сон! Но…ведь история была бы куда глубже и прекраснее, если бы она до самых седин жила бы с тем, кто прекрасен именно душой, и помогала бы увидеть эту красоту другим! Вот тогда была бы людям наука.       — Я впервые сталкиваюсь с таким взглядом на эту историю, — задумчиво произнес Генри. — Но наверняка они навеяны твоими чувствами… Я мотнула головой.       — Он был со мной всегда. Задолго до того, как я увидела тебя.       — Тогда тебе стоит взглянуть на эту историю с другой стороны, — видимо, Зверю самому стал интересен этот своеобразный социальный эксперимент. — В облике Чудовища принц всецело принадлежал Белль, но в облике человеческом с былым богатством и влиянием, он может стать весьма привлекательным для особ противоположного пола, что с большой долей вероятности приведет к новым испытаниям их любви и верности. Ревность меняет людей так же сильно, как и любовь, — Зверь пристально посмотрел мне в глаза, а мне тут же захотелось их отвести от стыда.       «Я люблю тебя и буду любить в любом облике!» — подумала я, стараясь прогнать липкое ощущение того, что Зверь прав, и привлек он меня именно моей же собственной уверенностью, что, кроме меня, он никому и не нужен. Впрочем, до меня была Керли, и это немного успокаивало.       — Подумай об этом на досуге, — мистер МакКой поднялся с места и, пересекая помещение лаборатории, открыл дверь. — А теперь тебе пора. Ороро успела посетовать, что студенты решили превратить твой отъезд в повод для праздника. Ты же не хочешь его пропустить?       — Не хочу лишать их удовольствия, — ответила я, отодвигаясь на стуле от стола.       Я медленно поднялась и направилась к выходу.       — Элен, — окликнул меня Зверь. Я повернула голову.       — Пожалуйста, не наделай глупостей.       Я кивнула и, тихо попрощавшись, вышла.       Вернувшись в комнату, кинула пакет с тетрадками на кровать и мельком глянула на часы. До вечеринки оставалось чуть меньше двух часов. «Отлично! — подумала я. — Еще есть время не только принять душ, но и почитать».       Уже без особого труда достав халат из шкафа, я скрылась за дверью ванной, а когда вышла, на кровати, к моему большому удивлению, сидела Бекки и со скучающим видом медленно листала мою тетрадь с заданиями. На мой вопросительный взгляд она пожала плечами и ответила, что дверь в комнату была не то, что не заперта — даже не прикрыта, и думала, я оставила ее специально.       — Ясно, — я плюхнулась рядом и начала усиленно вытирать полотенцем мокрые волосы. –Ты что-то хотела?       — Ты уже решила, в чем пойдешь на вечеринку? — спросила Бекс с таким воодушевлением, словно это не я, а она была виновницей торжества.       — Наверное, — ответила я, с трудом поднимаясь и вновь ковыляя к шкафу.       «Как-будто у меня есть выбор…» — добавила я мысленно, и выудила из шкафа классические синие джинсы и фиолетовую кофточку с цветочками в районе запястий на рукавах.        — Серьезно? — округлила глаза мисс Керди. — Ты же не на прогулку в парк собралась! У тебя хотя бы одно платье есть? И колготки? И туфли?       — Туфель точно нет, — с полной уверенностью выпалила я. — Я в них и шага сделать не смогу, а все остальное…       Пришлось еще минут пять перебирать вещи в шкафу, прежде чем выудить оттуда светло-серые в цветочек полушерстяные колготки, затертые почти до дыр в области колен, а потом спускаться на колени и доставать из чемодана то самое одно платье, которое на меня еще налезало, хотя уже немного жало в плечах и груди.       И в тот момент, когда я поднялась и расправила его, скомница Бекки, которой всегда все равно, кто как и во что одет, презрительно фыркнула, при виде пышного платья, высокий квадратный вырез которого был отделан тонкой серебристой мишурой, а пышная юбочка в складку едва прикрывала колени. Сзади, ко всему прочему, имелся пояс.       — Элен, прости, что не объяснила раньше, но это будет не костюмированная вечеринка, — выдохнула полукошка. — Ни к чему наряжаться феей.       — Это единственное. Удивительно, как я вообще в него влезаю. Хорошо, что с того времени, как мне его подарили, я почти не поправилась.       Бекс посмотрела на меня со смесью удивления и сочувствия.       — Родители объясняли, что мне лучше не носить платьев. Они задираются, когда не надо, зато когда надо…       Ребекка снова сочувственно вздохнула:       — Хорошо, что мы не отложили вечеринку на конец недели. Я знаю, кто нас спасет.       Она вскочила с кровати и выбежала из комнаты.       «Интересно, что она задумала?» — подумала я, глядя ей вслед, и откинула платье в сторону, а ведь на празднование наступления текущего года я это платье еще надевала.       Через несколько минут Ребекка с довольной улыбкой на всю свою кошачью мордашку вернулась, сопровождая высокую, весьма фигуристую, особу, явно вышедшую из подросткового возраста, и так же полным энтузиазма голосом представила: «Знакомься, это Клара!».       Клара, явно не разделяющая чувств Ребекки, была полной противоположностью своего имени. Смуглая, с густыми черными волосами, волнами ложащимися на плечи, зеленовато-карими глазами и в целом строгими чертами лица. В кремовой блузке и брюках-клеш цвета мяты, ее, скорее, можно было принять за преподавательницу, чем за студентку, если бы я не знала всех местных преподавателей наперечет. К груди обеими руками Клара прижимала альбом с листами на пружине.       «Явно не лучшая кандидатура, чтобы одолжить мне «что-нибудь из своего», если только леди не сильно выросла за лето».       — Ну, вставай, — произнесла Клара тоном врача, собирающегося начать осмотр, — у нас почти нет времени.       — Времени на что? — удивилась я, но просьбу исполнила.       — На то, чтобы сварганить тебе платье, — ответила она, доставая спрятанный между страниц альбома сложенный в несколько раз портновский метр. — Поэтому постарайся замереть. Мне нужно снять мерки.       И вот, спустя двадцать минут, неоднократные просьбы встать ровнее, не сутулиться, и уж совсем неисполнимые: «Не могла бы ты не хвататься за стул?» и «Было бы неплохо выпрямить колени» — мерки были сняты. Клара, повесив портновскую измерительную ленту на шею, уселась позади Бекки по-турецки, и принялась рисовать.       Несколько минут я следила за ней, сидя в кресле, в махровом халате, накинутом поверх нижнего белья, и промакивала волосы полотенцем. Однако время шло. Клара рисовала увлеченно, но неспешно, то и дело останавливаясь и окидывая работу оценивающим взглядом. Стали закрадываться подозрения, что мы не успеем, если девушка не обладает скоростью Ртути. Я понимала, что торопить модельера — невежливо, поэтому зашла издалека, спросив, точно ли у Клары найдется подходящая ткань. Она подняла голову, посмотрев на меня исподлобья, беззаботно хмыкнула: «Она нам не понадобится!» — и вернулась к рисованию. Правда уже через секунду девушка не выдержала моего, сверлящего пустоту в опасной близости от нее, взгляда, раздраженно отбросила карандаш в сторону и пояснила, что шесть лет назад попала в «Институт для одаренной молодежи» из-за того, что ее рисунки материализуются.       «То есть оживают?» — уточнила я.       «Нет, — Клара уже вернула себе былую умиротворенность, и, глубоко вздохнув, принялась легкими движениями заштриховывать рисунок. — Именно материализуются. То есть, если я нарисую кого-то живого, он, конечно, будет двигаться и издавать положенные звуки, но будет походить на большую заводную игрушку. И чем она больше, тем быстрее закончится «завод».       «Интересно! — воскликнула я. — Чем-то напоминает способности Джонни, только у него, если уж живое, то живое, даже с интеллектом, пока не улетучится!».       Клара улыбнулась и призналась, что поэтому-то она его и побаивается, рассказав, что однажды попала из-за него в нехорошую ситуацию: несколько часов по всему зданию «Икса» бегал ее абсолютно обнаженный клон, спрашивая всех встречных, не видели и они Джонни, в случае отрицательного ответа предлагал поцеловать ее за четвертак. А так как все это происходило несколько лет назад, этот клон умудрился напороться на Профессора. Также девушка поделилась, что сама попала в «Институт для одаренной молодежи» чуть ли не с урока. На скучнейшей лекции по истории тогда еще пятнадцатилетняя Клара рисовала на полях тетради пляшущих чертиков, а когда учитель заметил и призвал ученицу к вниманию, озорные чертики, состоящие из переплетения толстых черных ниток, плоские и представляющие из себя только контур, выпрыгнули со страницы и принялись скакать по всему классу, противно вереща. И бегали они по школе еще целых три дня, каким-то образом выбираясь из шкафов и мусорных баков, куда их запихивали те, кто их встречал.       За подобными разговорами время летело незаметно, но чем больше вопросов я задавала, тем неохотнее, отрывистее отвечала собеседница, полностью отдавая себя рисованию. И вот изображение было готово. Клара оторвала взгляд от рисунка и несколько секунд неотрывно смотрела на меня, чуть склонив голову на бок. Я напряглась всем телом, испугавшись, что что-то не так, но Клара лишь предупредила, что повредить тонкую деликатную ткань в процессе переодевания неловкими движениями — проще простого, а если это случится, платье исчезнет, так что решила материализовать его прямо на мне, вместе с другими составляющими наряда. Спорить я не стала, как и произносить вслух, что чувствую себя героиней волшебной сказки. Кивнув, я стала наблюдать, как под пристальным взглядом модельера на мне в прямом смысле ткется из тончайших нитей воздушное платье, с расшитым пайетками и блестками зеленым топом и воздушной фатиновой юбкой мятного цвета, лишь слегка прикрывающие ужасное зрелище отдающих синевой колен, просвечивающейся даже сквозь довольно плотные колготки, которые должны были имитировать оттенок легкого загара. А вот заменить свои высокие кожаные босоножки с тремя липучками, намертво фиксирующими ногу в единственном положении, в котором я могла сохранять мало-мальское равновестие, на изящные туфельки, на «ну, совсем невысоком» каблуке я просто не позволила.       — Но ты ведь не будешь спорить, что бабочки из страз по бокам смотрятся по-детски? — слегка скривилась модельер.       — Я — бедный больной человечек, — хмыкнула я. — Даже надень я ночной горшок на голову, мне было бы простительно! Ботинки — дело двадцать пятое в сотом списке.       — Как знаешь, — безразлично пожала плечами Клэр, — но на будущее запомни: больной ты была бы, если бы болела гриппом, или корью, или чем-то, от чего тебе жить осталось вполне определенный отрезок времени, а это — просто твои личные жизненные обстоятельства. Как мутация, только без изменения в генах.       Я кивнула и согласилась, лишь бы только мне не напялили туфли.       — Пошли уже веселиться! — перебила ее Бекки, чувствуя, что назревает перепалка.       Впрочем, «веселиться» — сильно сказано. Меня встретили в студенческом холле дружными выкриками: «Приветствуем нашу королеву бала!» — и, весело смеясь, водрузили мне на голову корону-ободок из хлипкого прозрачного пластика, всю обсыпанную блестками. Затем Тим несколькими выстрелами длинных металлических игл, пролетевших в опасной близости от меня и вонзившихся в стену, заставил меня выпустить из рук крабы. Упасть я не успела: вместе с Джонни, Тимати подхватил меня под руки и довели до дивана у стены. На журнальном столике перед ним уже стояли бумажная тарелка с парой кусочков пиццы с копченой колбасой, два порционных ведерка поп-корна и бумажный стаканчик с газировкой. У противоположной стены несколько столов были составлены в один, и он тоже был заставлен мисками с нехитрыми закусками, бутылками с напитками и аккуратными стопками одноразовой посуды. Подходить к нему можно было сколько угодно и брать все, что захочется, пока припасы не закончатся. Середина была отведена под танцы и визги под караоке, а с потолка свисали тонкие ленточки от воздушных шаров.       Мне вручили большой толстый альбом в бордовой обложке со страницами из плотной желтоватой бумаги. В нем были наклеены дубликаты фотографий со всех мероприятий, особенно много — из похода. Подобраны они были так, чтобы у меня на память остались фото буквально всех нынешних обитателей «Института для одаренной молодежи». Правда, там, где попадались Бекки, Генри и еще парочка обладателей нестандартной внешности, были заменены лица.       «Будет, что показать родным, и не вызвать лишних вопросов» — объяснили мне.       Истинный облик обладателям физической мутации оставили лишь на нескольких фото с подписью: «Традиционная костюмированная вечеринка. Тема: «Люди-Икс» — и датой проведения на страницах под ними.       Кроме фотографий в альбоме были так же написаны пожелания и просто добрые слова, как от учеников, так и от преподавателей. Все в разных стилях, разными чернилами и разной длины. Самое короткое — от Сэльмы — гласило: «Учись пользоваться кустиками!». Самое длинное принадлежало Генри и представляло цитаты из любимых его произведений. На тех страничках, для которых не хватило ни фото, ни слов были наклеены нашивки их похода, картонный указатель с кодовым словом, открытки из музея и даже передняя часть упаковки из-под мармеладных мишек. А еще, видимо, решив пошутить и намекнуть, что мои чувства к учителю физики и естествознания не остались незамеченными, подарили довольно большого мультяшного бирюзового пса с радужными висящими ушами, фиолетовым галстуком-бабочкой на шее и имитацией книжки подмышкой.       «Обезьяна — было бы слишком явно, ага!» — подмигнула Верó.       Я едва не запустила в нее этим самым псом, но сдержалась и рассмеялась.       По окончании церемонии вручения мне объявили, что в конце вечера я должна буду выбрать новую королеву бала, которую оставлю вместо себя, дали объявить в микрофон от караоке праздник открытым, и после этого внимание ко мне быстро сошло на нет. Люди включили музыку, караоке. Репертуар был на любой вкус: от рока до слезливого медляка. Новомодные новинки того времени и лучшее из ретро. Доминировали, однако, рок и рэп с примесью техно-ремиксов. Нечто более мелодичное звучало лишь когда кто-то отваживался подойти к микрофону или большая часть собравшихся уставала от шума.Тот, кто занимался подбором музыки, потрудился на славу, забыв лишь об одном: виновницей торжества была не слишком подкованной в музыке русской, но «Калинка-малинка» и «Выйду ночью в поле с конем» — звучали как издевательство.       «Могли мою кассету попросить, хотя бы!» — подумала я, понимая, что из всех прозвучавших композиций я раньше слышала лишь пару песен, и подпеть никому не могла. О самих танцах вообще молчу.       Так что все, что оставалось, это сидеть, наблюдать за тем, как веселятся остальные, пожирать стоящие на моем столике закуски и временами перелистывать альбом снова и снова. Но самым обидным было наблюдать, как ученики, сбиваясь в небольшие стайки, общались, хихикали между собой, некоторые даже немного спорили, а обо мне никто и не вспоминал. Даже из вежливости.       Я не знаю, сколько прошло времени: ребята догадались снять и спрятать настенные часы, — но когда моя порция пиццы давно закончилась, в меня уже не влезало ни крошки попкорна, а от шума и мельтешения огоньков небольшого светильника на стенах уже начинала кружиться голова, рядом со мной опустилась Клара с вопросом, остался ли у меня меня карамельный поп-корн, и не налить ли мне еще газировки. Я молча кивнула ей на одно из ведерок с почти нетронутым содержимым, но от еще одного стаканчика коричневого напитка не отказалась.       Девушка, кивнув, поднялась, и вскоре вернулась с почти целой бутылкой, налив мне полный стакан шипящей жидкости, так что даже небольшое количество пены стекло по внешней стороне стакана. Коротко вскрикнув, я поставила стаканчик на столик и облизнула ставшую липкой и сладкой ладонь. Клара хихикнула и подала мне бумажную салфетку.       — Спасибо, — ответила я, комкая салфетку в ладони.       — А ты почему здесь одна грустишь? — спросила Клара, вновь опускаясь рядом со мной и закидывая себе в рот горсть карамельного поп-корна. — Не в мою же честь праздник, а я, между прочим, в пятницу тоже уезжаю.       — Ты? — удивилась я, только сейчас поняв, почему Бекки так радовалась, что удалось не затягивать с вечеринкой до конца недели. — В такое непростое время?!       «Зачем?» — добавила я мысленно, но вслух решила этот вопрос не озвучивать, чтобы не обидеть ненароком.       Клара пожала плечами и потянулась за следующей горстью воздушной кукурузы. На ее вопросительный, немного извиняющийся взгляд я ответила, что она может не стесняться. Я все равно не очень люблю сладкий поп-корн.       — Мой дар не слишком полезен в супергеройском деле, — продолжила она. — Я всегда хотела учиться и работать, но никак не удавалось поступить. А тут меня приняли во флорентийский архитектурный университет. Это в Италии. Экзамены сдавала дистанционно.       — Эм… прости, но ты же?.. — продолжала недоумевать я. — Или в Европе с этим легче?       — Мутант, да, — безо всякой обиды откликнулась собеседница. — И нет: мутантов там не жалуют так же, как и везде. Вот только страны Европы в отдельности меньше Америки, так что регистрация там закрытого типа. Генетический статус человека известен только правоохранительным органам и здравоохранению. Иначе бы не меньше десятой части населения распихали в закрытые кварталы. Их, кстати, содержать было бы тоже невыгодно, поэтому изначальную версию законопроекта и зарубили.       — Неплохо ты почву прощупала, — фыркнула я.       — Ну, я сама по происхождению Итальянка, — хитро улыбнулась Клара.       Дальше последовал длинный и увлекательный рассказ о том, как однажды несколько десятилетий назад приехавший навестить оставшихся в Италии родственников потомок эмигрантов, родившийся и выросший в Соединенных Штатах, познакомился с милой продавщицей, работающей в булочной через дорогу от дома, где он остановился, и всего через несколько недель забрал ее с собой. Родня девушки сперва была не в восторге, но к концу года смирилась, и незадолго до Рождества 1976 года в ресторане при одном из отелейНью-Джерси гуляла большая шумная итальянская свадьба чуть меньше, чем на сотню человек, если считать с обеих сторон. Через десять месяцев у парочки появился сын Бернардо, а еще через два года — сама Клара.       — Все мы до сих пор очень дружны, и стараемся хотя бы пару раз в год навещать бабушку с дедушкой и тетю Франческу с дядей Бенвенуто и мальчиками. У них я и планирую жить во время учебы.       — А они в курсе? — спросила я, покручивая в руках уже третий стаканчик газировки, и там уже осталось на дне.       — Они давно меня звали, — Клара, до этого сидевшая, откинувшись на диванные подушки, села прямее и запустила руку в волосы, — еще когда я в первый раз провалилась.       Взглянув на меня, девушка на мгновение нахмурилась.       — Опять ты об этом! Хорошая моя, ты так удивляешься, как будто сама мутантов за равных людям не считаешь!       Я пожала плечами и сконфуженно улыбнулась. Признаться честно, я считала мутантов не просто равными, а даже чуточку выше обычных людей, но обстановка в обществе свидетельствовала об обратном отношении большинства. Тем более после рассказов самой Клары о государственной необходимости скрывать мутантов, если это возможно.       — Да. Не все, но самые близкие родственники знают, кто я такая, и они искренне благодарят Бога за то, что я не пугало для народа, и не стану непрошенной гостьей в их домах или головах. Как объяснил им мой папа: «Чтобы наша бамбина ничем не отличалась, ей достаточно не давать в руки карандаш и бумагу». Так что мне придется прятать от родственников свои учебные чертежи! — произнеся последнюю фразу, Клара рассмеялась.       Мы успели еще немного поболтать о Кларе, ее даре и планах н жизнь, с ним связанных, о трудностях на пути к доведению его до совершенства, как затянувшаяся волна более или менее спокойной музыки сменилась мощным ударом по барабанным перепонкам лютого рычания из колонок. Собеседница пожала плечами и, сказав, что сбегает в комнату за своим выпускным и семейным альбомами, и вскоре вернется, удалилась. Подловив момент, передо мной возник Тим.       — Ну, и компашку ты себе выбрала! — фыркнул он. — Еще бы преподов сюда притащила. Иди лучше к нам, потанцуй!       — Подо что? Это не музыка, а психическая атака! — поморщилась я, перекрикивая ор из колонок. — Ни одной любимой песни!       — А если медляк? — не унимался парень, которого, кажется давно начала раздражать моя скучающая физиономия. — Вон, Джонни готов тебя подержать! — он вытолкнул вперед проходящего мимо «неспящего мальчика».       — Да она боится, Зверь заревнует! — хихикнула неизвестно откуда взявшаяся Сэльма.       — Нет, я боюсь, вы меня грохнете башкой об пол, — мрачно призналась я. — Из меня танцор, как из Слона — балерина!       — Понял, — выставил вперед ладони мистер Вайн. — С нас — решение всех проблем, с тебя — танец! А то мы подумаем, что тебе неприятно общаться с мутантами!       Я обреченно вздохнула: «Ну-ну!» — и проводила взглядом удаляющихся в сторону магнитофона парней. Меня явно брали на слабо, но было интересно, что они смогут придумать.       Мальчишки пропали из виду, смешавшись с толпой. Вскоре Джонни уже несся в мою сторону, толкая перед собой офисное кресло на колесиках, а помещение огласили первые аккорды песни «А он тебя целует»: самой динамичной песни, что была на моей кассете.       — Запрыгивай! — Джонни со всей силы потянул меня за обе руки, развернул к себе спиной и втянул в кресло.        — Джонни, ты головой заболел? — по тому, с каким рвением парень ворвался вместе с креслом в толпу, я уже предчувствовала неприятности.       — Так! — откликнулся он. — Мы же договорились: все веселье — на нас с Тимом. Ты сидишь и не боишься!       Хотела было возразить, но поняла: бесполезно.       «Что они, в концов, могут сделать? Покатать меня под музыку?» — и тут эти два оболтуса начали сперва катать меня друг к другу, резко, рывками, а потом еще и раскручивать, как на карусели. Те, кто постарше, слыша мои истерические визги: «Хватит! Не надо! Парни, вы ку-ку или ку-ка-ре-ку?», — качали головами, мол: «Вы бы правда поосторожней», — но Джонни с Тимом в один голос уверяли, что они со мной, как с хрустальной вазой, повторяли: «Не трусь, Эл, ты же герой!» — и продолжали в том же духе. В какой-то момент мои опаснения перестали быть безосновательными, голова кружилась так, что я уже не могла отличить две похожие мальчишеские физиономии друг от друга, слегка мутило, и я уже не ощущала под пальцами поверхности подлокотников, хотя схватилась за них намертво. И вот, под финал композиции, мои так называемые новые друзья, все еще не давая креслу остановиться, крутанули меня на нем так, что оно встало на передние колеса, я не удержалась, и в следующий момент осознала себя на полу, с саднящей болью в области затылка. Музыка тут же прекратилась, и ко мне сбежались все присутствующие.       — Ты как? — с виноватым лицом склонился надо мной Джонни, протягивая руку, чтобы помочь подняться.       Не до конца осознавая реальность происходящего, я приложила руку к источнику боли и почувствовала что-то липкое под подушечками пальцев. Видимо, что-то себе рассекла. Сердце стучало, как бешеное, все тело взмокло от пота, как будто на меня вылили ведро ледяной воды, но руки-ноги подчинялись, и со слухом тоже было все нормально.       «Значит, жива!» — и только хотела озвучить эту мысль, как пять стаканов газировки, которые до этого я старательно удерживала в себе, дали знать, и вместо вразумительного ответа меня попросту вывернуло. В общем вернувшаяся с альбомом подмышкой и извиняющаяся за задержку Клара застала весьма удручающую картину и тут же побежала за Зверем. А я почти плакала, больше не от боли, а от досады, что он увидел меня не в роскошном платье, с короной на голове, королевой бала, а в буквальном смысле в нижнем белье, в котором не было и намека на женственность и эротику. Видимо, падая, я успела повредить платье, и творение Клары просто расползлось, точно растворилось, оставив меня в исподнем.       — О. Мой. Бог, — коротко произнес мистер МакКой, подхватывая меня на руки, так как встать я была не в состоянии от накатившего шока.       В лазарете Генри принес мне белый лабораторный халат, чтобы я могла хоть немного прикрыться, а я была несколько заторможенной и лишь как заведенная, повторяла, что я неспециально, и это просто случайность.       «Можешь спросить Джину!» — из моих уст это звучало, как самая страшная клятва.       Мистер МакКой на это удрученно вздыхал и качал головой, при необходимости прося успокоиться и сосредоточиться на исследовании. После первичного обследования и обработки раны на затылке, благо, не настолько глубокой, чтобы накладывать швы, он счел необходимым провести МРТ мозга и энцефалограмму. Сперва я испугалась, что придется ехать в больницу, но этого не потребовалось. Профессор еще задолго до отлета на Ши’Ар сделал «Институт для одаренной молодежи» полностью автономным в медицинском плане, постепенно, за несколько лет, закупив необходимые сложные приборы и аппараты, и программное обеспечение к ним так что все, что понадобилось для проведения обследования — пройти в еще одно смежное с лабораторией помещение.       Оба исследования в общей сложности заняли чуть больше часа. Мистер МакКой сообщил, что обошлось без серьезных последствий, но выглядел весьма озадачено и явно что-то не договаривал. — Все точно в порядке? — еще больше забеспокоилась я. Домой мне надо было возвращаться всего через пару дней, и я даже не представляла, как стану объяснять родителям ухудшение самочувствия, если такое возникнет.       — Твое состояние не вызывает опасений, — произнес Генри, явно тщательно обдумывая каждое слово, — но ночь тебе лучше провести в лазарете, под присмотром. На случай ухудшений. К этому моменту Зверь уже отвел меня в жилую часть лазарета, усадил на кровать и по переговорному устройству попросил Ребекку принести мне мою пижаму и гигиенические принадлежности. «Интересно, это хорошо для меня или плохо?» — размышляла я в ожидании подруги.       Ребекка зашла через несколько минут и, вручив мне пижаму и сменную одежду, дежурно справившись о моем самочувствии, уже хотела уйти, но я буквально схватила ее за руку. Не слишком рьяно, чтобы причинить боль, но заставить ее остановиться.       — Ты чего? — удивленно посмотрела она на меня.       — Как там дела? — поинтересовалась я.       — Мальчики просили передать тебе свои искренние извинения. Тим даже готов выполнить любое твое желание в пределах разумного.       — Спасибо ему, конечно, но я не об этом…       В учреждении, заполненном молодежью, идиотскими выходками, падениями, драками и дурачествами никого было не удивить, но одно дело, когда обидчик и жертва на равных, и еще непонятно, кто первый начал, и в лазарет за обработкой мелких повреждений, как правило, попадает вся компания, а другое — если жертва неспособна сопротивляться, даже если ей решат свернуть шею. Тем более, если это гражданка другой страны. И помимо всего прочего, отправка ее на родину планируется раньше, чем травма успеет зажить. В общем, если весть о происшествии дойдет до Грозы…       — Я уговорила Клару ничего не рассказывать мисс Монро до утра, — потупила взгляд Бекс. — Вдруг окажется, что ты отделалась легким испугом?       Я выдавила из себя улыбку и кивнула. Доктор МакКой же одарил строгим взглядом нас обеих в знак того, что все разговоры окончены, и мне надо отдыхать.       Ребекка кивнула и, попрощавшись, вышла. Генри вызвался ее проводить, тем самым давая мне время и возможность переодеться. После вернулся и, заботливо укрыв одеялом, пожелал доброй ночи.       — Доброй ночи, — откликнулась я, не спеша отворачиваться к стене. — Я… я правда неспециально. Веришь? Я бы не осмелилась… честно.       — Верю. Не волнуйся. Я знаю, ты бы не стала злоупотреблять нашим гостеприимством, — улыбнувшись, он нежно провел ладонью по моим волосам, пропуская одну из прядок сквозь пальцы. А теперь постарайся уснуть как можно скорее. У тебя выдался очень насыщенный день.       С этими словами он выключил основной свет, оставив гореть лишь настольную лампу на столе. И, к моему удивлению, вместо того, чтобы закрыть дверь и выйти, Генри прошел в лазарет, опустился в кресло и взял оставленную на столе книгу.       — Если головная боль усилится, возникнет головокружение или тошнота, или просто почувствуешь себя хуже — скажи, — произнес он, заметив, что я не отвернулась к стене, как обычно, а легла так, чтобы видеть его силуэт в кресле. Одно ощущение того, что мой возлюбленный рядом и будет охранять мой сон, дарило счастье и спокойствие. Казалось, стоит закрыть глаза, и я тут же погружусь в приятный обволакивающий сон.       А вот фиг вам! Нет, хуже мне не становилось, но ладони все еще были мокрые да и сердце продолжало стучать, как у кролика. Но откуда Генри было знать, что самое распространенное медицинское предупреждение для меня каждый раз превращается в ожидание этого самого «станет хуже»? Причем, переживала я не столько за себя, как таковую, невольно представляя, что усну, и не проснусь, сколько за то, как сильно достанется мальчишкам. А ведь они не желали зла, просто хотели развеселить меня, нацепившую маску царевны Несмеяны! Я ворочилась с боку на бок, никак не могла найти удобную позу, то раскрываясь, то натягивая одеяло до самого носа, сжимая в кулаке угол этого самого одеяла и гадая: то, что мешается мне сейчас под боком — это уже край кровати, и мне стоит начать крутиться в другую сторону, или это скомкавшееся подо мной одеяло, и нужно просто вынуть его из-под своей потяжелевшей за три недели тушки и не мучиться? В довершение всего я еще и не предполагала, сколько это продлится. Часы в лазарете были только обычные: большие, круглые, со стрелками, и при полной темноте никакой пользы, кроме равномерного тиканья, не приносили. Я запомнила только, что Генри погасил лампу в начале третьего ночи и тихо прилег на свободную кровать через одну от моей. С этого момента стало жутко неловко перед ним: казалось, что постель подо мной шелестит очень громко, когда я ворочаюсь, а когда замирала, громким казалось мое собственное сопение.       «Наверное, было бы легче, если бы Генри храпел с громкостью неисправного холодильника, как мой папа!» — в какой-то момент подумала я, но синий пушистый ученый спал почти бесшумно, только кровать под ним поскрипывала, когда он менял позу во сне. Каждый раз, когда это случалось, я вздрагивала и закрывала глаза, чтобы, в случае чего, не выдать себя. Но чем-то все-таки выдала.       — Элен, все хорошо? — я не знаю, как Зверь заметил, что я таращусь в темноту, хотя уже глубокая ночь.       — Да. Просто уснуть не могу, — прошептала я.       Зверь удрученно вздохнул и медленно сел на постели. Потом встал и, не зажигая свет, прошел в лабораторию. Луч света потянулся уже оттуда. Я не спешила подниматься, прислушиваясь к доносящимся шорохам. Генри вернулся даже раньше, чем я предполагала, оставив дверь в лабораторию открытой, чтобы оттуда шел свет. Поставил на мою прикроватную тумбочку стакан с водой, помог сесть и вложил мне в ладонь две таблетки.       — Успокоительное и снотворное, — прокомментировал он, протягивая мне стакан воды. — Оба препарата довольно щадящие и не вызывают привыкания. Правда завтрак тебе придется пропустить.       Я посмотрела на возлюбленного снизу вверх, сомневаясь, надо ли подчиняться. В своей жизни мне доводилось принимать подобные препараты в ночи перед операциями, и я точно знала: если меня что-то беспокоило, никакие таблетки на меня не действовали.       — Или мне придется сделать тебе укол, — расценил мой взгляд по-своему доктор МакКой, добродушно улыбнувшись.       Перспектива посверкать перед возлюбленным голым задом, вернее, его почти полным отсутствием, на миг показалась забавной, даже заманчивой, но обстановка явно не располагала к романтике, и я вспомнила обещание не торопить события, так что прогоняя все ненужные мысли, просто закинула обе таблетки в рот и запила двумя большими глотками воды.       — Вот и умница, — похвалил Зверь, вновь помогая мне устроиться в постели поудобней. — Лекарство подействует через пятнадцать минут.       — Генри, — окликнула я его, когда он уже возвращался к своей постели.       — Да? — видно было, что проигнорировать меня ему мешает только вежливость.       — Если завтра встретишь Грозу раньше меня, попроси, пожалуйста, не выносить выговор мальчишкам. Они просто хотели повеселиться.       — Хорошо. Еще раз доброй ночи.       — Ага, — откликнулась я, зевая. Почему-то в голове пронеслась мысль, что это был первый и на долгое время единственный раз, когда я увидела Зверя в ночном белье: широких светло-серых штанах чуть выше колен.       Проснувшись, уже привычно взглянула на часы и тут же вскочила путаясь в одеяле. Стрелки показывали без малого десять утра! Будь я дома, я бы даже обрадовалась, что проснулась раньше обычного, но здесь, тем более для буднего утра, это непростительно поздно. Естественно, Зверя уже не было ни в жилой, ни в медицинской части лазарета. Надеюсь, ему удалось поспать хотя бы немного. Зато около кровати уже стояли мои крабы.       Когда в лазарет зашла Гроза, я еще сидела в пижамной кофте и одной штанине спортивок.       — Ну, мне было неловко отказывать Вам в праве войти, — смущенно улыбнулась я, глядя на ее удивленное выражение лица. — Вы же директор! Здрасти! Мисс Монро деликатно откашлялась в кулак, но словно так и надо справилась о моем самочувствии и, получив подтверждение, что мое состояние не хуже обычного, оповестила, что у меня час на то, чтобы собрать вещи и привести в порядок гостевую комнату после моего там пребывания.       «И почему после вчерашнего это меня не удивило?», — горько усмехнулась я, но жалобно посмотрела на директрису. В конце концов, я даже еще не завтракала! И голову после вчерашних процедур вымыть тоже не мешало.       — Два, — смилостивилась она, помедлив. — Но чтобы минута в минуту со всеми вещами стояла у дверей комнаты. Логан поможет тебе с вещами. Сказано — сделано! Стараясь не заострять свое внимание на новых приобретениях и старых вещах, обретших в этих стенах новый смысл, я безжалостно рассовывала все по прежним пакетам и скидывала все в сумку. Жалела, правда, что нельзя «забыть» здесь учебники и копию медицинской карты: весили они немало.       «Ну, что ж, прощай, комнатка! Мне было хорошо! — слезы все же навернулись на глаза, когда я оглядела опустевшие полки, собранный диванчик и почти идеально заправленную кровать. Застелить свежее белье и положить около подушек полотенца я тоже вызвалась сама. — Надеюсь, Иксы и ребята выйдут меня проводить?».       И тем удивительнее было то, что, подхвативший мою сумку Логан, повел меня не к выходу, а в студенческое крыло и остановился и бросил сумку около одной из дверей, распахивая ее передо мной.       — Был бы рад избавиться от тебя, малявка, — иронично проворчал он, — но МакКой и Джина сказали, что у тебя есть все шансы задержаться здесь надолго. Гроза согласилась. Я все еще не верила ни своим глазам, ни ушам, и уж точно боялась проснуться. — Добро пожаловать в «Институт для одаренной молодежи»! Подробности тебе сообщат позже.       Так пара недель в особняке «Икс» превратилась в годы…

***

Продолжение следует...