Baby werewolf

Когда Лукас к нему привязывается Феликс не знает сам. Они знакомятся через общих знакомых, Тэён-хён тянет смущённого Феликса через самую гущу толпы, чтобы его познакомить, так сказать, с такими же детьми, как он, что сейчас сидят на кухне большой джэхёновой квартиры и дуют фанту с тортом, пока старшие пьют пиво. Феликсу Тэён налить пиво отказался, сказав, что даже если тот где-то в мире и совершеннолетний, то точно не в этой квартире. На кухне оказалось парней восемь и Тэён назвал их имена по часовой стрелке — Чэнлэ, Джисон, Донхёк, Джено, Чонин, Сынмин, Джемин и Ренджун. Рядом с Донхёком место пустовало, но, как оказалось, оно старшего из них — Марка, который сейчас, по словам Донхёка, пытался достать им пиво тайно от Тэёна. — Вот вам ещё один цыплёнок, — Тэён показал на Феликса рукой. — Зовут Феликс Ли. Обидите — ждите серьёзный разговор. Те кивали, кивали, а Феликсу уже Донхёк показался пакостным, поэтому он и сел рядом с Чэнлэ, который увлечённо поедал торт отвернувшегося Джисона. Тэён ушёл «к старшим», как он говорит, а Феликс неловко помялся на месте, не зная, как начать знакомство. Он знал Чонина и Сынмина, они с одной школы, но вот остальных знать не знал. Именно в этот момент на кухню и ворвались двое с пивом и чипсами наперевес. Как сразу понял Феликс, тот, что с пивом — Марк, а вот второй… — Лукас! — радостно воскликнул Чэнлэ, сразу забыв про торт. — У нас тут новенький. Это Феликс, знакомься! И звучало это так, будто с Феликсом сам Чэнлэ знаком давно. Но тут Лукас повернулся к нему и Феликс потерял дар речи и от солнечной улыбки того, и от того, что эта улыбка клыкастая. Лукас же времени терять не стал, живо пихая свою нереально огромную ручищу, чтобы познакомиться. — Вон Юкхэй, можно просто Лукас! — пробасил он, улыбаясь ещё шире, и с такого расстояния Феликс мог заметить немного вертикальный зрачок. — Ли Феликс, — Феликс пожал протянутую руку и почувствовал какое-то странное смущение от того, что рука Вона больше его почти что в два раза. За тот вечер Феликс и узнал, что Лукас настоящий оборотень. Феликс впервые встретил таких, раньше он только слышал о них, что они пугающие и страшные, но Лукас казался совсем не таким. Он душа компании, весёлый и добрый, и у него оказалось есть реально клыки, по словам Донхёка острые (как-то раз Вон укусил его за руку в шутку), а ещё глаза такие, что тонешь. У Лукаса смех классный, очень весёлый и приятный, Феликс пропал. А ещё Вон всё время сидел рядом с Феликсом и настойчиво подбородок на плечо ему клал и глаза блаженно подкатывал, пока у Ли был почти что жар. И не от того, что Вон горячий, как печка, а от того, что тот приклеился к нему намертво. У Лукаса дыхание горячее, куда-то в шею. Он весь горячий, приятный, пахнул лесом и пряностями, своими большими руками обнимал так, что Феликс чувствовал себя совсем маленьким и это так странно, непривычно. А под конец Лукас ему усмехнулся и, подышав на ухо, ушёл, обещая вскоре встретиться. Раскрасневшийся Феликс этому значения не придал особо, до одного дня. Дня когда Лукас караулил его возле школы, размахивая своими ручищами, чтобы привлечь внимание, тем самым пугая всех вокруг. Конечно, двухметровый оборотень с улыбкой шизофреника казался немного пугающим. Феликс хотел провалиться сквозь землю от смущения. Оказалось, Лукас правда скучал очень и долго выпытывал у Тэёна адрес и всякое такое, чтобы найти Феликса, и тому стало очень неловко отказать Вону в прогулке до собственного же дома. Лукас говорил не переставая, активно жестикулируя и улыбаясь так, что бабочки в животе Феликса жрали друг друга от нервозности понимания, что это то самое. Лукас ещё и вещи Феликса взялся нести с уверенным «ты не девчонка, но в твоём рюкзаке гири, дай их понести качку, мне по квалификации надо». Феликс даже не спросил, откуда Лукас такие фразы знает, потому что, если верить Тэёну и своим органам чувств, Лукас на гения не тянет очень. Хочет нести рюкзак — пусть тащит на здоровье. За этот день оказалось, что Лукас баскетболист, любит трэки The Vamps, гулять под луной (не в полнолуние, конечно), завалил экзамены и еле пересдал, обожает пиццу и ненавидит хорроры. А ещё оказалось, что Феликс сразу Лукасу понравился, и что Феликс пахнет просто потрясающе. Это самый странный комплимент в жизни Феликса, но и Лукас тоже самый странный тип. В следующий раз они увиделись на баскетбольной площадке, мимо которой проходил Феликс, когда Лукас чуть не убил его семикилограммовым баскетбольным мячом, почти попав в голову. Тогда Вон упросил младшего остаться на игру и посмотреть на него, а после они пошли в Мак есть бургеры и обсуждать «Звездные войны». К слову, Феликс не мог не признать, что Лукас играет в баскетбол, как бог. Невероятно. Его пассы, то, как он ловко минует противников, выбивает мяч, забивает с половины поля, ловко перехватывает подачи и очень вау как прыгает к кольцу, вытягиваясь во весь свой огромный рост. Феликс честно ни разу не смог глаз от него отвести. И так раз за разом Лукас совсем пригрелся рядом, устроился рядом под боком, оккупировал руку Феликса своей, стал носиться везде рядом. И если сначала это можно было списать на сильное желание дружить, то потом становится сложнее, хотя бы потому что Лукас готов надрать зад любому, кто пробует подкатить к Феликсу, делает очень красноречивые намёки и буквально прилип к нему. Оборотни собственники, это вообще не секрет. Феликс прекрасно это знает и чувствует на себе, особенно когда Лукас ревнует, Лукас хочет занять как можно больше места в его личной жизни, Лукас боится, что Феликсу станет не нужен. Лукас всё время судорожно ищет его глазами, улыбается совсем, как дурак, обнимает крепко-крепко каждый раз, вдыхает запах Феликса полной грудью. И не подумать со стороны, что такой громила, как Вон Юкхэй, способен настолько нежно вести себя с кем-то, пускай и до жути неловко. И Феликсу страшно, да, не без этого. Лукас не человек, он чёртов оборотень, который сильнее человека раз в пять, загадочней и опаснее. У Лукаса клыкастая улыбка и сами клыки острые, глаза порой становятся светлее и зрачок видно не совсем круглый. У Лукаса инстинкты острые и обоняние тоже, повадки порой совсем не людские: он может уткнуться носом в шею Феликса и так долго сидеть, вдыхая запах младшего, шумно дыша, может укусить игриво, может много чего смущающего, в общем. У Лукаса губы горячие, они мажут по шее, целуют везде. И язык большой и немного шершавый, он размашисто вылизывает ту же шею, от чего Феликса трясёт так, будто током шарахает, но хорошо очень. У Лукаса глаза добрые, правда добрые, наивные и игривые, Феликс противиться не может. И страшно, да, но, кажется, отступать поздно. Они не знают, в каких отношениях, но те прогрессируют постоянно. Уже через месяц оба валяются на юкхэевой кровати и читают комиксы, прижимаясь друг к другу и вообще ноу хомо, просто поцелуи сладкие слишком, чтобы устоять. Между ними тяга такая, что никто не вклинивается и не пытается, слишком личное. И они целуются (да), обнимаются (да) и за руки держатся (да), но при этом боятся спросить друг друга про отношения. И наступает тот день, которого боялись — полнолуние, Лукас просит Феликса быть с ним, Феликсу страшно. Феликс соглашается. Не по себе даже от мысли, что он увидит сущность Лукаса, какой он на самом деле, но Феликс знает, что должен это преодолеть, и Вон обещает, что страшно не будет, нет, но Ли на всякий случай прокручивает текст завещания в голове. Для Лукаса это большой шаг — показать монстра в себе, и Феликс это знает. Знает, потому что видит, как Лукас бледнеет от тем полнолуния, с какой ненавистью порой смотрит в зеркало, рассматривая клыки, как порой судорожно хватает руку Феликса, боясь, что тот убежит. Полнолуние, восемь вечера, лежат вместе на кровати и слушают музыку. В комнате напряжённое молчание от ожидания неминуемого, но они пытаются игнорировать проблему. Феликс то и дело смотрит в окно, выжидая, пока появится луна, по телу проходится холодок. Он не готов, но второго шанса не будет. Лукас закроется и больше не покажется, они оба это понимают. Ближе к полуночи у Юкхэя начинаются агонии, он кричит, хватает руками подушки, корчится от боли, и у Феликса сердце готово выпрыгнуть из груди, потому что видеть, как страдает Вон — невыносимо. Ещё один крик разрывает тишину и Феликс, сам не зная, чем руководствуясь, резко прижимает дрожащее тело к себе, судорожно гладя по волосам. — Всё хорошо будет, тише… — шепчет он, облизывая пересохшие губы. — Я рядом, слышишь? Оборотень кивает, дрожа сильнее. Он вжимается всем телом и дышит шумно и часто, пока Феликс всякий бред успокаивающий говорит, чувствуя, как сердце бешенно колотится. Лукас это тоже замечает. — Твоё сердце… — хрипло говорит он. — Оно такое быстрое сейчас. Тебе страшно? И Феликс понимает, что у него ступор. Страшно ли ему в том смысле, что должно было быть? Он вздыхает. — Только за тебя. Я очень переживаю. Лукас издаёт звук между рычанием и воем и утыкается в грудь Феликса, сжимая того в объятиях почти до хруста, и это выглядит настолько отчаянно, что Феликс понимает, что его сердце готово разорваться. — Лукас, — тихо зовёт его Ли. — Посмотри на меня. Оборотень мотает головой, сильнее прижимаясь. — Лукас. — Я не хочу, чтобы ты видел меня таким… таким… — шепчет Вон, корчась от боли. — Каким? — Феликс наклоняется к самому уху Лукаса и целует то. Лукас вздрагивает. — Монстром. — Ты не монстр, — Феликс понимает, что говорит это от чистого сердца. — Ты малыш волк. Он аккуратно отстраняется и смотрит во влажные и напуганные глаза и понимает, что не страшно. Сейчас лицо Лукаса выглядит более звериным, черты острее, глаза ярче и клыки явнее. Сейчас невозможно попутать Лукаса с человеком. Но это всё тот же Вон Лукас с глупыми шутками, тёплыми руками, нежными взглядами и искренними словами, тот самый Вон Юкхэй, укравший его сердце. Феликс это видит и понимает. — Монстр… — уж совсем тихо шепчет Лукас, пытаясь сдержать слёзы, пытаясь отвести взгляд. — Нет, — качает головой Феликс, мягко гладя пальцами юкхэевы щёки, и сокращает расстояние. Он целует ошеломлённого Лукаса, обнимая его за шею, он касается языком его клыков и трётся носом о нос совсем нежно, совсем без страха и отвращения, и это тот шаг, после которого пути назад нет, после которого всё становится однозначно. Лукас рывком прижимает его к себе и целует в ответ, очень спонтанно, смазано, но искренне, как самую большую ценность. Рычит «мой» в губы много раз, руками оглаживает его податливое тело под худи, вылизывает шею совсем по-звериному, расставляет метки, одна из которых не сойдёт теперь. И Феликс не спорит, его. Не спорит, а жмётся ближе, стонет глухо, пока Лукас пытается заполнить собой всё, что может, пытается показать ему, себе, всем, что Феликс Ли теперь только его. — Волчонок, — мягко смеётся Феликс, когда Лукас, осмелев, заглядывает ему в глаза. Его малыш оборотень.