Под чарами, в этом аду

Я бы хотел убить тебя поцелуем. Я бы хотел сразить тебя блаженством. Я бы хотел связывать тебя всего до тех пор, Пока не остановится твое сердце. … Мне нравится видеть тебя спящим, Ведь тогда ты не имеешь надо мной власти. А когда ты просыпаешься, я гибну Под твоими чарами, в этом аду. Katie Melua – I'd Love To Kill You

Ходзуки никогда не делал тайны из своих увлечений. Он вообще считал себя слишком откровенным, открытым. И совсем не его вина, если кто-то обманывался на этот счет. Он выращивал животения в большом количестве, ухаживал, разговаривал с ними, следил за чистотой популяции и строго пресекал попытки бегства. Эта сторона жизни заместителя главы ада ни для кого не была новостью. Рыбо-кусты демон мог разглядывать часами, подмечая малейшие нюансы. Они не были для него на одно «лицо». Каждое животение казалось уникальным: оттенок глаз, разрез рта, длина и толщина стебля, вросшего в белый овал брюха, голос. Однако в невинном выращивании было одно большое и веское «но»: при правильном уходе, через определенное количество лет, после некоторых не совсем законных манипуляций рыбо-куст, переросший полутораметровую высоту, мог обращаться в низшего демона. На весьма ограниченное время – не дольше восьми-двенадцати часов в сутки – после чего адская природа забирала свое, и животение возвращалось на предназначенное ему место в растительном мире. Про обращение знали очень немногие. Если точнее, то всего лишь один господин Энма-Дай-о. Откуда ему стал известен этот факт, было скрыто покровом тайны, но, преследуя свои неочевидные цели, великий король ада решил одарить редким знанием своего незаменимого подчиненного. Так Ходзуки получил Кингё*. Кингё со светлыми водянистыми глазами, красно-белыми волосами, забранными в чудной хвостик, тонким телом и белоснежной, почти прозрачной кожей. Человеческий облик животения был похож на произведение искусства, и не то, чтобы Ходзуки являлся ценителем - Хокусая он все же свел со стены, окружающей административный корпус ада; но аккуратность линий завораживала. Изгиб шеи, небольшие ушки, проглядывающие сквозь шелковистые пряди волос, несколько красноватых чешуек, образующих случайный, на первый взгляд, узор на руках и груди – это было прекрасно. Подарок господина Энмы превосходил все представления демона о красоте. Нельзя было угодить Ходзуки больше. В течение дня Кингё был обыкновенным рыбо-кустом: раскачивался на гибком стебле, разевал рыбий рот. Ходзуки щедро подсыпал ему корм, и влажный круглый глаз благодарно смотрел на своего хозяина. Демон поставил небольшой глиняный горшочек с животением в спальне. Ночью Кингё обращался. Он сидел, свесив ноги с подоконника, глядел прозрачными глазами. Но стоило Ходзуки пошевелиться на футоне, Кингё спрыгивал – легко, по-кошачьи бесшумно – и приближался к демону. От него веяло холодом, чешуйки переливались, словно драгоценные камни, притягивая к себе взгляд. Хотелось прикоснуться к этому сияющему чуду. Хотелось обладать. Это желание было настолько велико, что знаменитое хладнокровие Ходзуки трещало тонким льдом на человеческой реке. Кингё угадывал низменные страсти, обуревающие хозяина, и исполнял их, отдаваясь так, словно от этого зависела его рыбья жизнь. Он клал руки на плечи Ходзуки, встряхивал красно-белой челкой и вдавливал демона в футон. Он был похож на восторженного щенка, который соскучился по своему хозяину. Его острый язык был повсюду. Бесстыдные губы щекотали ухо Ходзуки, когда Кингё что-то шептал ему на своем рыбьем языке. Эти клокочущие звуки значительно отличались от тех, которые издавали животения в обличии рыбо-кустов: теперь это было похоже на журчание воды, тихий шорох перекатывающейся гальки на морском берегу. Демон не понимал Кингё, да это и не требовалось - Кингё понимал демона. Ночи наполнились смыслом. Было забыто и отставлено в сторону все привычное. Адский мир нашел свое средоточие. * Кингё – по-японски «золотая рыбка». И выглядит он вот так http://static.diary.ru/userdir/7/6/6/7/766705/81143847.jpg Хакутаку недоумевал: Ходзуки не замечает его. Вот только что в очередной раз демон прошел мимо и даже не обратил внимания на легендарного зверя. Это было невозможно – хотя бы тень презрения или ледяного высокомерия должны были отразиться на безупречном, напоминающем фарфоровую маску, лице заместителя главы ада. Не говоря уже о вечных подначках, которым, похоже, пришел конец. Хакутаку закусил губу. Было больно и неприятно. Он оглянулся вслед удаляющемуся Ходзуки и посмотрел на прямую, словно тот шест проглотил, спину демона. Их перепалки были ритуалом. Никто не пренебрегал возможностью устроить другому ловушку или как-то иначе поддеть, заставив обороняться и упражняться в сквернословии. Положа руку на сердце, Хакутаку нравилось подобное противостояние. Игра, азарт, всплеск адреналина – то, что будоражило кровь и заставляло искать новых встреч, с надеждой на реванш или ответный выпад. Ходзуки сердился, дрался без причины, рыл ямы, портил с трудом приготовленные снадобья, хватал за руки, причиняя боль – словом, был совершенен. Хакутаку не отказывал себе ни в чем, что касалось выведения демона из состояния равновесия. А уж реакция заместителя главы ада на его амурные похождения стоила каждой секунды, проведенной в обществе очередной дивы. Но что же теперь, игра закончилась? Легендарный зверь испытывал горькое разочарование, граничащее с досадой. Он чувствовал звериным чутьем - что-то не так. Его извечный враг изменился, словно корка льда стеной отгородила демона ото всего мира. Отсутствующий взгляд, рассеянность… Казалось, что даже запах Ходзуки поменял свой оттенок – в аромат земляничной карамели вкрались горько-алые ноты чего-то чужеродного и незнакомого. Ядовитого. Ходзуки давно скрылся за поворотом, а Хакутаку еще долго стоял посередине адской улицы, полностью погрузившись в свои мысли. Зависимость от Кингё приобретала масштабы катастрофы, но Ходзуки было плевать. Он вошел в свою спальню, закрыл дверь. Животение, как всегда, сидел на подоконнике, болтая ногами. Он повернул голову и улыбнулся, сверкнув в темноте белоснежно-острыми зубами. Демон отбросил в сторону блокнот для заметок и поманил Кингё – ждать больше не было сил. Он и так весь день только и думал о том, как вернется домой, войдет сюда и притянет животение к себе. Ощутит, как под холодной рыбьей кожей толкается комок сердца. Не было причины отказывать себе. Ходзуки взял Кингё за тонкую кисть, подтащил к себе, обнял, оплел руками. Кимоно мешало адски, кожа зудела от прикосновения ненавистной ткани. Демон низко прорычал, вдыхая морозно-свежий запах Кингё. Животение булькнул что-то на своем языке, пошевелился, выскользнул юркой рыбиной и потянул демона за пояс кимоно. Ходзуки не сопротивлялся, наблюдая, как Кингё раздевает его, а потом скидывает и свою одежду, покорно опускаясь перед заместителем ада на колени. Демон провел пальцами по слабо мерцающей в темноте щеке, царапнул ногтями, случайно оторвав одну из чешуек. Бледная кожа животения окрасилась красным подтеком. Кингё улыбнулся, размазал кровь и тут же длинно, с оттяжкой слизал ее с собственной ладони. Ходзуки набросился на него, смяв, уронив прямо на пол. Протяжно заскрипели лаковые половицы. Для хладнокровного, Ходзуки был слишком горяч. Хакутаку пытался выяснить про странное настроение Ходзуки у подчиненных демона, однако это не принесло никакого результата: все твердили одно и то же – мы ничего не знаем. Да, заместитель великого Энма-Дай-О изменился, стал отрешеннее, грешников не наказывает, спешит уйти с работы, но причины перемен неизвестны. Одна хорошенькая демонесса, впрочем, трогательно сложив руки и закатив глаза, предположила, что Ходзуки-сама влюбился. Хакутаку взрыкнул и чуть не перекинулся в звероформу. Не мог Ходзуки влюбиться! Не мог! Ведь иначе легендарный зверь знал бы о подобном безобразии. Дамы вокруг заместителя главы ада вились всегда, но ни одна из них не была доселе обнадежена ни словом, ни взглядом. Хакутаку перевел сбившееся дыхание. Беситься можно было сколько угодно долго, но зерно сомнений упало в благодатную почву: все симптомы вполне подходили под гадкое слово «влюбленность». Даже посторонний запах, который прилип к демону. - Не может быть, - повторял Хакутаку, растирая в пыль рога адских коров, пугая своим бормотанием Момотаро: - Не может быть, не может, я против. Спать он больше спокойно не мог. Стоило лишь закрыть глаза, и неприличные образы чужой страсти мелькали на обратной стороне век с удивительной яркостью. Роль развратника и шалопая была его прерогативой. Ходзуки… Любовь и Ходзуки – одно лишь это словосочетание не выдерживало никакой критики. Через неделю, измучившись и отчаявшись узнать что-либо на стороне, Хакутаку решил приступить к решительным действиям. Охватившее его безумие сложно было назвать как-то иначе, ведь мысль о том, чтобы пробраться в дом демона и проследить за ним, могла придти в голову только безумцу. Ходзуки открыл глаза. В аду наступило очередное утро. Он видел это по алым всполохам света на потолке, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы. Демон повернул голову, чтобы посмотреть на подоконник. Было плохо видно из-за тяжелой ткани, но он все же разглядел тугие темно-зеленые листья, красный серебрящийся хвост, развевающийся полупрозрачной вуалью. Подниматься не хотелось. Не хотелось идти на работу. Наверное, он устал. Заместитель Энма-Дай-О глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. Надо было настроиться на долгий рабочий день, но он не мог найти в себе сил на это. Чуть ли не впервые за долгие, долгие, очень долгие годы работа не приносила Ходзуки радости. Демон приподнял руку, расставил пальцы. Они были тонкими и длинными, похожими на птичьи лапы. Ходзуки похудел, потому что пища стала безвкусной, напоминающей вареный картон. Все стало безвкусным. И безликим. Краски адской жизни потускнели. Демон приподнялся, замер, заставил себя сесть на кровати. Горячий воздух колыхнул шторы, пробежавшись шершавым языком по голым ступням. Ходзуки встал и приблизился к окну. Отодвинув пальцем занавесь, он взглянул на рыбоцвета. Круглый глаз влажно блестел и был устремлен на своего хозяина. Нестерпимо захотелось прикоснуться к лоснящейся чешуе. Демон провел ладонью по гладкой спине животения, поиграл верхним плавником, скользнул под брюхо. Прямой ровный стебель слегка звенел под его рукой. Прерывисто выдохнув, Ходзуки наклонился и поцеловал кончик вуалевого хвоста. Рыбо-куст разинул рот и протяжно закричал. Хакутаку вырядился так, что ему позавидовал бы любой ниндзя. Лаконичная одежда, плотно прилегающая к телу, в которой было удобно убегать и прятаться. Никаких разлетающихся рукавов и косынок. Только с сережкой-шнурком легендарный зверь не смог расстаться. Она была единственным ярким пятном в его наряде – насыщенный красный цвет на фоне пепельно-черного. Сейчас Хакутаку не был похож на самого себя. Если бы кто-то встретил его, то ни за что не подумал бы об улыбчивом райском знахаре. Пробираясь вечером в глубоких темных тенях около стен зданий, Хакутаку и сам был похож на тень. Он стоял тут, а через секунду отсвет монетки в его серьге можно было заметить на другой стороне улицы. Здание администрации ада отыскать было не сложно. Как и прилегающее к нему крыло с квартирами служащих. Ходзуки-сама мог позволить себе жить в любом месте ада, но он жил тут - не в характере заместителя великого Энма-Дай-О было искать себе материальные блага: скупой на проявление эмоций, демон был скуп и в быту. Казенная квартира устраивала его без каких-либо оговорок. Легендарный зверь вскарабкался по стене на крышу администрации, легко пробежался по высушенной адским солнцем черепице, скользнул вниз и вбок. Он юркнул в окошко чердака, прокатился между пыльных, покрытых паутиной столбов. Шаги Хакутаку были легки и бесшумны. Звериное начало брало верх над его человеческой сущностью. Даже нюх у него обострился – Хакутаку без труда различил среди прочих ароматов единственно нужный ему. Земляника с нотками тягучей карамели – запах плодов физалиса. Отыскать нужное место было легко. Хакутаку остановился. Осторожно покружил, присматриваясь, принюхиваясь. Он опустился на корточки, а затем и на четвереньки, опершись ладонями о доски пола: крохотная трещинка, с едва колышущейся паутинкой на своем краю. Хакутаку провел пальцами над слабым воздушным потоком. Его губы дрогнули, прошептав несколько слов по-китайски. Щелочка стала немного шире – ровно настолько, чтобы через нее можно было смотреть, но недостаточно для того, чтобы ее можно было обнаружить. Наплевав на пыль и засохших насекомых, устилавших пол чердака, Хакутаку распластался на животе, приникая к щели лицом. Под ним располагалась комната Ходзуки. Вне всяких сомнений. В помещении было довольно темно, но это не представляло проблемы для Хакутаку – зрение у него, благодаря все тому же звериному началу, было великолепным как днем, так и ночью. Окутав себя аурой неприсутствия, Хакутаку приготовился ждать. Ходзуки быстрым шагом пересек коридор, входя в крыло жилого корпуса. Он оказался около своей двери в рекордно короткое время. Войдя в помещение, вздохнул, чувствуя облегчение: близилась ночь. Демон переоделся в простое юката, разложил на небольшом столике принесенный из адской столовой ужин. Одноразовые палочки выпали из шуршащей обертки. Заместитель главы ада не спеша принялся за поглощение пищи. Как только Ходзуки вошел в помещение, Хакутаку подобрался. Он жадно всматривался в происходящее, но чем дальше, тем больше разочаровывался: ничего не происходило. Ровным счетом ничего. Не похоже, что Ходзуки ждал гостей или собирался куда-то уйти. Он просто ужинал, убирал еду, перебирал какие-то бумажки, сваленные на письменном столе в огромную кучу. Он ушел в душевую комнату, вернулся оттуда, окутанный облачками пара, с его волос капельками стекала вода. И это было все. Хакутаку едва сдерживался, чтобы не застонать от досады – он не знал, что можно придумать еще, чтобы разузнать причину перемены в поведении демона. Перемены, которая костью в горле мешала ему нормально существовать. Ходзуки тем временем лег на кровать, вытянулся на ней поверх покрывала. Его взгляд устремился вверх. Хакутаку едва не отпрянул от щели – ему показалось, что заместитель главы ада смотрит прямо на него. Однако Ходзуки смотрел не на него. Он вообще ни на что не смотрел: его взгляд был устремлен в никуда. Еле слышно выдохнув, Хакутаку задумался о том, что пора бы убираться отсюда, пока он по глупости не обнаружил себя. Посмотрев на маленькие окошечки в крыше, легендарный зверь увидел, что наступила ночь. Он в последний раз приник к щели в полу, и тут его внимание привлекло движение в комнате Ходзуки. Ткань занавесей на единственном окне колыхнулась, затрепетала. Демон медленно повернул голову в ту сторону. С подоконника свесилась обнаженная нога. Потом вторая. Шторы расползлись в стороны, явив сидящего на окне юношу. Он был обнажен, и его кожа отливала холодным серебром. Могло показаться, что он светился подобно светлячку. Но вот незнакомец соскользнул на пол, прошел в сумрак комнаты, и стало понятно, что его сияние лишь игра света на коже, которая была покрыта мелкими переливчатыми чешуйками. Грациозный и гибкий, он изящно опустился в изножье кровати Ходзуки. Демон улыбнулся. Хакутаку закусил витой шнур своей сережки: никогда еще он не видел улыбки Ходзуки, не мог предположить, что это будет так завораживающе. Заместитель главы ада редко пользовался своей истинной демонской силой, предпочитая действовать с позиции силы и дубинки, которую всегда носил с собой, но сейчас – Хакутаку был поражен очевидным – одна лишь его улыбка могла вызвать разрушительные ветра и цунами. Она была наполнена таким огнем и внутренней силой, что любой, вставший на ее пути, оказался бы стерт в порошок. Как Хакутаку… как Хакутаку в этот самый ненавистный момент. Юноша по-змеиному заполз на покрывало, коснулся щиколотки Ходзуки, пальцами прочертил невидимую линию до его колена. Ресницы демона дрогнули. И вот незнакомец уже склонился над Ходзуки, обволакивая его своим телом. Хакутаку участвовал в оргиях. Что греха таить, он сам их устраивал с достаточно горячими дамочками. Он не мог понять, почему то, что он видел сейчас, действовало на него так сокрушительно. Сердце стучало где-то в ушах, кровь прилила к щекам, а взъерошенный звериный хвост, появившийся от внезапной потери концентрации, мёл теперь пыльный пол чердака. Незнакомец творил что-то невозможное с демоном, и тот ему это позволял. Неприлично громкие поцелуи, тихие стоны, руки, сминающие простыни. Запрокинутая голова, точеная шея. Темные волосы чернильным пятном по подушке. Гортанное рычание Ходзуки. Хакутаку хотелось отстраниться от щели в полу. Хотелось перекатиться на спину, коснуться себя – своей изнывающей плоти; провести ногтями по коже на груди, выцарапывая неприятно рвущее его изнутри чувство, которому он не мог дать определения – оно сильно горчило; закрыть глаза, мечтая оказаться внизу на месте таинственного незнакомца. Тогда бы стоны Ходзуки принадлежали только ему одному. Но легендарный зверь не мог даже пошевелиться. Он лишь вжимался бедрами в пол, испытывая мучительный пульсирующий жар из смеси боли и неудовлетворения. Страсть в комнате Ходзуки достигла своего пика. Демон широким властным жестом обхватил незнакомца за шею, притягивая к себе, вжимая его в себя. Юноша покорно прильнул к Ходзуки, перебирая пальцами волосы, словно бы невзначай касаясь аккуратного рога. И вдруг демон вздрогнул. Его пальцы дрогнули, разжимаясь, отпуская незнакомца. Он попытался найти опору, зашарив вокруг руками, но темноволосая голова свесилась на грудь, и Ходзуки обмяк. Юноша осторожно опустил его на кровать. Вытянулся рядом с ним, обнял руками и ногами. Замер. Едва заметное зеленоватое свечение окутало две фигуры на смятых простынях. Хакутаку сжал кулаки. Его словно оттолкнуло от щели в полу, подняло в воздух. С еле слышным хлопком легендарный зверь принял свою истинную форму и огромным меховым вихрем* вынесся через чердачное окно в раскаленное адское небо. *Хакутаку, согласно китайским преданиям мог обращаться в рогатого льва. Согласно японским – в буйвола. Мне больше нравится вариант со львом – это авторское допущение относительно аниме. Прошу понять и простить. В это утро Ходзуки еле открыл глаза. Он несколько раз моргнул, прогоняя сонную дурноту, и впервые задумался над тем, чтобы прогулять работу. Впрочем, несколько минут спустя здравая часть его сущности взяла верх – демон поднялся и, пьяно покачиваясь, отправился в душевую комнату. Холодная вода жгла белую кожу, заставляла стискивать зубы. Длинно выдохнув, Ходзуки каменным изваянием заставил себя стоять неподвижно. Он позволил себе выйти из-под немилосердно обрушивающихся на него струй только тогда, когда перечислил про себя все огненные и ледяные ады. Вместе с их подразделениями. В голове прояснилось. Демон привел себя в безукоризненный порядок, оделся, проверил писчие принадлежности и взялся за круглую рукоять канабо. Пальцы соскользнули со шнура, которым она была обернута. Палица с грохотом упала на пол, оставив несколько зазубрин от шипов. Ходзуки молча уставился на свое верное оружие. Нахмурившись, он наклонился, попытавшись поднять канабо. Результат был тем же – пальцы отказывались держать палицу, и та выскальзывала пудовой гирей, портя доски пола. Впервые в своей долгой жизни Ходзуки растерялся. Он никогда не выходил из дома без канабо – это было просто немыслимо. Палица всегда, сколько он себя помнил, находилась при нем. Однако сейчас ему ничего не оставалось, как смириться. Ходзуки выпрямился, нарочито спокойно разгладил примявшееся кимоно. Он вышел из комнаты, не оборачиваясь, в таком настроении, что уж лучше бы сегодня никому не попадаться на его пути. Хакутаку вернулся. Через пару дней душевных терзаний, горы перепорченных снадобий и бесконечных ссор со ставшим отвратительным педантом Момотаро. Легендарный зверь чувствовал себя глубоко обманутым. Глупо было испытывать подобное чувство к тому, кто всегда воспринимал тебя в штыки, но именно это и приключилось с Хакутаку. Ходзуки должен был оставаться мерзавцем, каждое слово которого сочилось ядом. Быть тем, кто устраивает гадости и действует исподтишка. Демоны не созданы для любви – это противоестественно их природе. Так что же происходило сейчас?! Как получилось, что Ходзуки обзавелся тайным поклонником? Да еще и таким симпатичным! Хакутаку хотелось рычать и вести себя по-свински. Позор для священного животного, которое должно быть мудрее и рассудительнее всех остальных. Пассию Ходзуки Хакутаку никогда не видел. Этого красавчика точно не было среди адских служащих и низших демонов, которые вились в огромных количествах около административного корпуса. Тем не менее, чужак не только подобрался к заместителю главы ада, но еще и проник в его жилище! На охраняемую, между прочим, территорию. Ночью. Голым. Что-то не складывалось. Однако, судя по виду демона, роман протекал бурно: темные тени украшали глаза Ходзуки, щеки ввалились, он похудел так, что стал бледной копией себя самого. Но вот что смущало Хакутаку больше всего – демон абсолютно не выглядел счастливым, как бывало у увлеченных кем-то особей. Он выглядел нездоровым и уставшим. С блуждающим злым взглядом. Единственная улыбка, которую удалось подглядеть той самой ночью легендарному зверю – вот и все счастье. Наверное, исключительно поэтому мучимый сомнениями Хакутаку и вернулся к месту своего импровизированного наблюдательного пункта. Все так же затемно, в неприметной одежде, он проскользнул через крышу на чердак административного здания. Безошибочно нашел место, откуда следил за демоном, и точно так же, как и в прошлый раз, приник к шершавым доскам пола. То, что он наблюдал несколькими днями ранее, повторилось, но теперь Хакутаку был готов к этому, что позволило ему разглядеть одну странность. Ходзуки в самом конце постельного танца снова то ли потерял сознание, то ли внезапно заснул, обмякнув в руках юноши. И незнакомец снова приник к безвольному телу демона, окутав его зеленоватым свечением. Ходзуки лежал неподвижно и как-то тяжело, словно умер. Однако в какой-то момент демон слабо дернулся, и его губы, раскрасневшиеся от жарких поцелуев, приоткрылись в едва слышном стоне. Он был неимоверно тих, но Хакутаку все же услышал. И разобрал такую муку, будто неизвестный юноша пытал демона, причиняя ему крайнее страдание. Несмотря на дикое желание покинуть свой наблюдательный пункт, Хакутаку продолжал смотреть – он ведь не был обязан помогать тому, кто сам себя утопил. Да и надо ли было что-либо делать? Кувыркались эти двое явно не из-под палки! Легендарный зверь сердито засопел. Незнакомец пролежал с Ходзуки довольно долго, а потом свечение исчезло, и он соскользнул с постели. Довольно потянувшись, взмахнув руками, юноша выгнул гибкую спину. Бесшумно ступая по полу, подошел к окну. Он не стал любоваться видом, простилающимся по ту сторону стекла, а залез на подоконник и… Хакутаку так прижался к щели, через которую подсматривал, что щеку засаднило от впившихся в нее мелких заноз. Таинственный незнакомец превращался в рыбо-куст. Искренне потрясенный открывшимся ему, Хакутаку сел. Звериный хвост снова метался из стороны в сторону. Хакутаку понадобилось время, чтобы все обдумать и перекинуться в звероформу. Он молча оттолкнулся мощными лапами, не беспокоясь в эту секунду, что его кто-то увидит или услышит. Зверь покинул чердак и долго кружил над адскими землями, разгоняя багровую пену тяжелых облаков. Ходзуки проснулся с восходом адского солнца. Он перевернулся на бок и уставился в светлый проем окна. Рыбоцвет покачивался на длинном стебле, преломляя собой яркие утренние лучи. Демону захотелось, чтобы Кингё обратился сейчас в человеческую форму и оказался рядом. Ходзуки видел животение, лежал всего лишь в нескольких шагах от него, но уже отчаянно скучал. Тоска скручивала тугим жгутом внутренности и была настолько сокрушительной, что демон закусил острым клыком губу. Ночи с Кингё было мало. Ходзуки чувствовал, что мало, хотя конец их сегодняшней любовной игры он не помнил. Его последними воспоминаниями были какие-то отголоски страсти и похоти, жара, вкус влажных, зовущих губ на коже и жадные руки, обвившиеся вокруг шеи, и, внезапно, тянущая жуткая темнота, навалившаяся на плечи огненным драконом. Неотвратимая, тяжелая. Такая, что ни глаза открыть, ни пальцем пошевелить. От которой даже ему – Ходзуки – стало страшно до такой степени, что, казалось, еще немного, и он снова превратится в обыкновенного человеческого мальчика Чо. Демон сморгнул возникшие перед его глазами всполохи жертвенного костра и сфокусировался на рыбо-кусте. Словно почувствовав пробуждение хозяина, Кингё посмотрел в его сторону. - Ты вырос, - прошептал сухими губами демон, отмечая очевидное. Рыбоцвет качнулся, дернув хвостом. Ходзуки вздохнул. Очень хотелось спать. Хакутаку перерыл все имеющиеся в его доме записи о рыбоцветах, но ничего толкового не нашел. Только как приготовить из них отвар от горла и как правильно высушить, чтобы животения перевоплотились в мелкий кристаллический порошок, подходящий для примочек от мигрени. Момотару тоже ничего не знал, что было неудивительно. Тогда легендарный зверь решил отправиться в адскую библиотеку: столько редких книг и свитков, как там, не было нигде. Полный решимости, Хакутаку так и поступил. Он провел в библиотеке весь день и явился туда же на следующий. Лавируя между высоченных полок с книгами, Хакутаку зорко высматривал то, что могло бы помочь пролить хоть немного света на тайну рыбо-куста. На третий день упорных поисков почти отчаявшийся легендарный зверь нашел, что искал. Он с предельным вниманием вчитывался в тяжелый фолиант, сидя на деревянной лестнице, прислоненной к книжным полкам. Старинная книга грела руки бархатом обложки. Ее можно было открыть, лишь обладая божественной силой – для этого следовало просто приложить ладонь к фолианту и поделиться крупицей своего могущества. Хакутаку, не раздумывая, охотно это проделал и углубился в чтение. Из трактата о рыбоцветах следовало, что при определенных условиях это кусты-оборотни. Они пьют своих хозяев, постепенно лишая их интереса к жизни, а также сил и воли, незаметно подчиняя, подсаживая на себя, словно на наркотик - это длится до тех пор, пока люди или же демоны не погибают. Разорвать смертельный союз можно, лишь поймав рыбоцвета «за делом», прервав его трапезу и облив особым зельем. Если все пройдет удачно, то выпитые силы вернутся к жертве, а куст потеряет способность обращаться, оставшись навсегда неразумным животением. Или погибнет – все зависело от того, насколько много рыбоцвет поглотил чужой энергии и как долго пробыл возле своего хозяина. Однако сложность ритуала разъединения крылась в его исполнении – он был весьма болезненным для обеих сторон, все равно что руку отрезать. Исход не мог предсказать никто. Однако и оставлять все как есть было нельзя – смерть владельца животения совершенно не устраивала Хакутаку. Потому, приняв решение, легендарный зверь аккуратно переписал рецепт снадобья и поставил фолиант на место. Хакутаку еще не был готов к драке, но он обязательно к ней подготовится! Прямо руки чесались показать мерзкому кусту, где Юки-она зимует! С такими мыслями Хакутаку возвращался в свой небесный мир, и если бы сейчас кто-нибудь встретился ему по дороге, ни за что не признал бы в нем райского жителя. Приготовление зелья растянулось на несколько дней: рецепт был сложен и расписан по секундам. Пару раз Хакутаку ошибся, и пришлось все начинать сначала. Однако упорства легендарному зверю было не занимать, и, в конце концов, у него все получилось. Когда зелье было практически готово, осталось добавить последний – главный – ингредиент. Кровь священного животного. Хакутаку понимал, что это значит: кровь являлась проводником магических сил. Если кто-либо добавлял свою кровь в зелья, то он должен быть готовым к тому, что может пострадать при проведении темного ритуала. Риск был. Как минимум головная боль, а как максимум… Легендарный зверь впился в запястье зубами. Из глубокой ранки тут же потекла кровь. Хакутаку выставил руку над металлической пиалой на плите. Бурая жижа тут же впитала в себя алые капли и потемнела. Варево можно было снимать с огня и ставить в темное место, пока оно не остынет. Это Хакутаку и сделал. - Завтра, - сказал он самому себе, зализывая рану на руке, - завтра. Еле дождавшись захода солнца, Хакутаку понесся к адскому административному корпусу. Половину пути он преодолел в своем зверином обличье. Он не боялся, что его заметят адские жители – Хакутаку летел так высоко, что находился на границе двух миров. Очутившись на своем обычном месте, зверь перекинулся в человека и приник к щели в полу. Сегодня Ходзуки не ходил на работу. Он сказался больным и остался в своей комнате. Хакутаку увидел демона на кровати, закрученного в кокон из одеял. У него возникло желание спуститься вниз и положить ладонь ему на лоб, проверяя температуру. Хакутаку вздохнул - ему оставалось только ждать. Минуты тянулись мучительно медленно. Время словно замерло, увязло в янтаре неповоротливой мухой. Но вот в комнате заместителя главы ада наметилось движение. Как и в прежние разы, с подоконника спустился обнаженный юноша. Он приблизился к кровати демона, замер и что-то проклекотал на непонятном Хакутаку языке. Ходзуки слабо заворочался, но не встал, не потянулся, как ранее, к животению. Он только повернулся в его сторону. Юноша опустился на колени, обхватил лицо демона ладонями. Губы Ходзуки дрогнули, и рыбо-куст коснулся его рта своим. Сначала легко, нежно, а потом накинулся на свою жертву, будто пожирая ее поцелуем. Хакутаку заскрипел зубами. Он мог испортить все преждевременным появлением, и тогда кто знает, чем могла обернуться его оплошность. Рыбоцвет оторвался от обессиленного Ходзуки, облизал вишневые губы. Демон безучастно смотрел на него из-под опущенных ресниц. Тогда животение рывком скинул на пол ворох одеял, распластался на тонком теле, пробираясь под ткань юката, прижимаясь к обнаженной коже. - Как змея, - беззвучно прошептал Хакутаку, нашаривая одну из колб с зельем у себя под одеждой. Юноша обнял Ходзуки. Легендарный зверь заметил, что пальцы рыбоцвета вытянулись, превращаясь в тонкие длинные побеги. Они потекли по телу демона, оплели его, свившись прочными путами. Ходзуки слабо дернулся в объятиях животения, но сил у него, видимо, совсем не осталось. Рыбоцвет улыбнулся, сверкнув рядом острых, жемчужно-белых зубов. Стебли натянулись и врезались в тело демона, начиная пульсирующе мерцать в темноте. Хакутаку вскочил на ноги, произнес короткое заклинание и приложил ладонь к полу, который разлетелся на мелкие щепы, позволяя легендарному зверю провалиться вниз. Падая, он швырнул зелье в животение. Рыбоцвет дернулся, уворачиваясь от колбы, вскинул голову. Он при всем желании не смог бы мгновенно отцепиться от своей жертвы, потому лишь крепче слился с Ходзуки. Еще один тонкий ус обвил шею демона, слегка сдавив ее. Из горла Ходзуки прорвался слабый стон: - Кингё… Ус дрогнул, натянувшись, и глаза Ходзуки закрылись. Рыбо-куст оскалился: Хакутаку кружил вокруг него, словно кот вокруг мыши. Свечение отростков никуда не делось – отвратительный планктон продолжал высасывать жизнь из заместителя главы ада. Только что не чавкал – это бесило, поднимая на поверхность звериную сущность Хакутаку. Он сделал выпад, здраво полагая, что теперь уж точно терять нечего. Рыбоцвет молниеносно отрастил еще один ус и стегнул им легендарного зверя. Конечно, не попал. Хакутаку отскочил, и только затем, чтобы тут же сделать новый рывок в сторону животения. Между ними завязалась борьба. Побеги, похожие на щупальца, извивались, норовя достать Хакутаку. Тот уворачивался, пытаясь найти брешь в обороне противника. Ему не очень везло - рыбо-куст, нажравшийся чужой энергии, был силен и быстр. Он был везде, мешал Хакутаку, выбрасывая стрелы-усы. Один из них разорвал штанину зверя, оцарапал кожу. Другой обвился вокруг щиколотки, едва не повалив на пол. Ногу Хакутаку словно в огонь сунули. Он стиснул зубы, завертевшись юлой, отрезая от себя маленьким ножиком путы. Куст разъяренно зашипел на него. Вид беспомощного демона ободрял легендарного зверя – во что бы то ни стало ему надо было успеть, добраться до мерзкой твари. Хакутаку нужен был только один шанс. Один малюсенький шанс. Он молился всем знакомым своим божествам, даже самому себе, и он этот шанс получил. Большего Хакутаку и не надо было – он швырнул вторую колбу с зельем в животение, выдернув из нее предварительно пробку. Рубиновыми звездами на рыбоцвет полилась отрава. Рыбоцвет заверещал, втягивая в себя руки-стебли, завертелся, отпуская демона. Раненым зверем он заметался по комнате, сбивая и круша все на своем пути, постепенно уменьшаясь в размерах. Поздно спохватившись, он попытался добраться до подоконника, но Хакутаку заступил ему дорогу, разбив горшок с землей о стену. И жуткое нечто, сейчас совсем не похожее на прекрасного юношу, страшно вращая рыбьими глазами, упало на пол. По мере его усыхания, с каждым каркающим выдохом, в воздух поднималось плотное облако. Хакутаку кожей чувствовал, как оно пульсировало и жило - это была высвободившаяся сила демона, которую поглотил рыбо-куст. Сила эта парила, вилась кольцами, напоминая то золотого дракона, то пляску языков пламени. Она плавно перетекла к кровати, зависла над Ходзуки и опустилась вниз сверкающими искрами, на несколько секунд укрывая демона слепящим светом. Хакутаку медленно и осторожно подошел ближе. Он нагнулся над Ходзуки, всматриваясь в его лицо. Щеки демона обрели здоровый цвет. Он прерывисто вздохнул и перевернулся набок, погружаясь в глубокий сон. Хакутаку выпрямился: теперь с его оппонентом все будет в порядке. Надо было уходить, но легендарный зверь никак не мог на это решиться. В конце концов, после некоторых душевных терзаний, он опустился на кровать, натянул на демона одеяло, заботливо подоткнув по краям. Хакутаку поправил темную прядь, перечеркивающую висок Ходзуки. Его рука дрогнула – кожа демона была горячей. Не такой горячей, как бывает при температуре, а такой, будто там, внутри, текла огненная река. Пальцы Хакутаку погладили молочную кожу, когда он положил ладонь на щеку Ходзуки. В воздухе отчетливо запахло клубникой и карамелью. Ходзуки проснулся с жуткой головной болью. Он сел на кровати, пытаясь припомнить, что такого было накануне, раз ему так плохо теперь. Его взгляд наткнулся на перевернутый стул. Потом на разбросанные по полу книги. С негодованием оглядывая развороченную комнату, Ходзуки забыл даже о своем недомогании. Прямо над демоном на потолке зияла огромная дыра. Он поднялся, прошлепал босыми ногами прямо по осыпавшейся трухе и мусору и заглянул в чердачный полумрак. Озадаченно потерев рукой отчего-то саднящую кожу на шее, пробормотал: - Что тут произошло? Ступня Ходзуки коснулась чего-то неприятного. Брезгливо отдернув ногу, демон перевел свой взгляд вниз – прямо перед ним лежал высушенный рыбоцвет с раззявленным ртом и выпученными глазами. Ходзуки поднял его, повертел в руках осыпающиеся листья. Он совершенно не помнил ничего, что могло бы ему объяснить все это. Демон повернулся в поисках мусорного ведра, и его внимание привлекло нечто, тускло блестевшее около стены. Швырнув рыбоцвет куда-то за спину, Ходзуки приблизился к заинтересовавшему его предмету. Это был красный браслет с крупными, нанизанными на основу бусинами. И, кажется, демон отлично знал, кому он мог принадлежать. Незримое черное облачко гнева сгустилось над Ходзуки. - Ха-ку-та-куууу! – прорычал заместитель главы ада, так сильно сжимая в кулаке поднятый браслет, что тот просыпался между его пальцами мелким крошевом. Хакутаку дернулся и чихнул. Он почти добрался до своего дома. Однако даже отсюда он почувствовал волны ярости, исходящие из ада. Легендарный зверь улыбнулся, потер невыносимо ноющую ногу в том месте, где ее коснулся рыбоцвет. У него осталась еще пара вопросов: откуда взялся рыбий куст – сам появился или кто-то подарил его заместителю главы ада; и если подарил, то какова была истинная цель подарка? Хотя над этим можно было задуматься немного позже. Сейчас же Хакутаку остановился на стыке миров, наслаждаясь накатывающими отголосками чужого гнева – подставил им лицо, будто свежему весеннему ветерку. Он не сомневался, что кое-кто все неверно истолкует: как бы оно ни вышло, виноватым все равно окажется легендарный зверь. Хакутаку рассмеялся и направился прямиком в персиковую рощу. Значение имело только одно - Ходзуки вернулся.