Мимо проезжал

Ночи на островах Ист Блю темные и жаркие, влажные, как будто вот-вот разразится буря — но ее все нет и нет. Михоук устал ждать бури. Или хотя бы дождя. Ему был не по душе местный климат. Как будто варишься в вязком, липком киселе по собственной воле. Хотя он давно мог бы вырваться и уплыть. Даже компания из обезьян была симпатичнее, чем команда Рыжеволосого. Михоук огляделся по сторонам, посмотрел на весело бухающих пиратов вокруг себя, на разбросанные по белому мягкому песку бутылки, пустые и полные. Компании обезьян несложно было оказаться приятней. Они хотя бы молчали большую часть времени, а не горланили песни про веселую пиратскую жизнь и прекрасных девушек, которые верно ждали их на островах. Михоук покачал головой, поднял свою бутылку, аккуратно ухватив за горлышко двумя пальцами, и сделал большой глоток. Кажется, десятый. Или пятнадцатый. Он не обращал внимания на такие мелочи. — И прекрати ты сидеть так, как будто проглотил собственный меч, — раздался около уха вкрадчивый голос, а нос уловил тяжелый перегарный выхлоп. Шанкс пил больше всех, но на нем это почти не сказывалось, только движения становились еще более плавными. Шанкс как будто растекался. Он и сейчас обнял Михоука сзади и повис на нем. Даже высокий воротник не спасал от волос, щекочущих шею. — Тебе не жарко? Не хочешь снять все это? Зачем ты снова натянул в жару это барахло, неудобно же… — Мне нормально, — ответил Михоук. Конечно же, соврал. Ему ужасно мешало, каждая тряпка была здесь, на этом диком пляже, абсолютно лишней и ненужной. Он мог ходить в трусах, и никто не обратил бы внимания. Но нет, он выше этого, он должен держать лицо… — Ой, да ладно, снимай уже. Шанкс потянул его назад, на себя, и Михоук упал на спину. От резкого движения голова закружилась. Он закрыл глаза. Шанкс снова перетек в пространстве, уселся сверху на его бедра и принялся расстегивать пуговицы. Рука двигалась так быстро и точно, будто он месяц не брал в рот ни капли. Мягкие движения. Нежные пальцы, скользящие от шеи вниз, по голой груди. Стальная воля всегда получать то, чего он хочет. Это сочетание завораживало. Хотелось распробовать получше. Когда Михоук открыл глаза, он увидел перед собой нависающее лицо Шанкса, который уже тянулся к его губам. — А может, куда-нибудь в сторону для начала? — спросил Михоук. А голос он сделал недовольным, чтобы было проще донести мысль. Шанксу, он знал, было без разницы. — Да нормальные ребята у меня, чего они тут не видели? — Шанкс усмехнулся и наклонился ниже, все же целуя. Конечно, нормальные… Михоук предпочитал не думать, что именно они видели. Он обнял Шанкса, прижимая к себе, переплетаясь с ним ногами. Когда Шанкс прижался бедрами еще теснее, дыхание сбилось… …но Михоук не собирался устраивать здесь шоу. Это пока они не обращают внимания, а потом еще комментировать начнут, с них станется. Прижимая Шанкса к себе, он резко крутанулся и повернулся на бок, потом еще раз, и они покатились в сторону. Шанкс ржал в голос и в то же время пытался не отпускать губы. Волосы, свои и чужие, лезли в глаза и рот, как и песок, хотелось отвернуться и стряхнуть лишнее, не хватало воздуха, не хотелось отпускать… Они остановились, когда Михоук ударился о толстый ствол пальмы. Еще одно усилие, и теперь он оказался сверху, нависая, целуя глубоко, вместе с мелким песком на зубах. Ладонь Шанкса легла на поясницу, скользнула под пояс брюк, сжала ягодицы. Брюки стали ужасно тесными, а рук не хватало на то, чтобы расстегнуть их — были заняты одеждой на Шанксе, его телом, грудью в вырезе рубашки. Одежды было мало, но она все равно мешала, и от нее нужно было избавиться как можно скорее. А потом и от своей. И еще соображать при этом, а получалось плохо, то ли от выпитого, то ли от возбуждения. Выпутываться из одежды тоже было сложно, потому что Шанкс не отпускал от себя ни на сантиметр, и все время пытался обнять, или утянуть в поцелуй, или повалить обратно на землю и целовать ему шею и грудь. Но на то, чтобы расстегнуть ремень и избавить его от брюк, Шанкса не хватало. Не то чтобы Михоук был против, и от этого процесс растягивался, как будто время становилось резиновым. Наконец он сам добрался до своего ремня и сдернул брюки вниз. Шанкс только этого и ждал — опустился головой к его паху и начал целовать все, до чего только дотянется шея. Мелкими, частыми и быстрыми поцелуями, нигде не задерживаясь надолго. Доводя до того, чтобы стискивать кулак в его волосах, держаться за плечи другой рукой и подкидывать бедра вверх. Михоук выдохнул с облегчением, когда Шанксу надоело — он наконец разделся и снова навис сверху, только теперь принимая в себя член и усаживаясь на него. Когда Шанкс опустился полностью, Михоук толкнулся вверх, скорее неосознанно, потому что хотелось уже действовать, двигаться, трахаться, и голова практически отключилась. Шанкс положил руку ему на грудь, касаясь кончиками пальцев. Одного этого было достаточно, чтобы Михоук остановился. И тогда Шанкс начал двигаться сам. Потрясающе. Идеально, со своими рыжими волосами и красными губами на фоне темно-синего неба и зеленых листьев пальмы. Пока Михоук еще мог думать, он смотрел. Потом, когда Шанкс перевернулся и оказался лежащим под ним, давая полную свободу действий, думать стало невозможно. Только двигаться все быстрее, толкаясь в раскрытое перед ним полностью тело, краем уха улавливая тихие, довольные стоны. Потом, правда, Шанкс почти сразу потащил его купаться в море. Вставать не хотелось, но они оба были настолько липкими и мокрыми, что без этого действительно никуда. А потом Шанксу непременно снова надо было пойти к своей команде, напоминающей Михоуку о скучающих на его острове обезьянах. И к бухлу, разумеется. Нельзя было позволить себе протрезветь даже на пару минут. Михоук, конечно, пошел с ним — не сидеть же одному под той самой пальмой. В общем-то, только ради Шанкса он и терпел эту компанию, этот климат и эти захолустные острова уже вторую неделю подряд. Он сам не мог понять, как оказался здесь. Он просто проплывал мимо, увидел знакомый корабль в бухте и решил, что нужно поздороваться — не здороваться с йонко, тем более с этим, было плохим тоном и могло привести к печальным последствиям. А потом задержался на день. И на следующий. А обезьяны и без него найдут, чем себя развлечь.