не зови меня — я уже рядом

…восемнадцать, не убирай руку, девятнадцать, пожалуйста, двадцать, двадцать одна… Ойкава считает секунды. Хаджиме всё-таки медленно убирает холодную ладонь с её горячего лба, и Торико непроизвольно открывает глаза и тянется за рукой. — Я разбудила тебя? Прости, — но Иваизуми не выглядит виноватой. — Всё хорошо, — Ойкава вымученно улыбается. Хорошо, что она лежит с температурой, и щёки, которые горят от такого долгого прикосновения, её не выдадут. Хаджиме сидит на краю кровати Торико. Девушка вчера шла домой без зонта под ливнем и с утра поняла, что простудилась. — Ну давай, я жду твоё «Я же тебе говорила», — устало тянет Ойкава. — Хочешь, чтобы я тебя отругала? — Боже, да. Хаджиме показывает язык. — Не буду я тебе ничего говорить, сама знаешь, что ты дурочка. — Я тут умираю, а ты грубишь, — Ойкава деланно обижается. — Ты не умираешь. — В каком-то смысле мы очень медленно умираем каждый день. — Да, — соглашается, но хмурится Иваизуми. — Но ты, наверное, и загробный мир создашь, чтобы доставать меня ещё одну вечность. Пока Ойкава обдумывает эту чудесную перспективу, Хаджиме всё же смягчается и осторожно касается её руки. — На самом деле ты как? — Терпимо, лекарствами закинулась, жить можно, — Торико хочет словить пальцы Хаджиме, но останавливает себя. — Завтра приду в школу. — Не надо. — И без меня хорошо? — улыбается Ойкава. — Бациллы свои придёшь разносить, — ворчит Иваизуми, — и сама снова свалишься. Отдохни. О, точно, школа, — спохватывается она и тянется к своему рюкзаку. Торико тепло с того, что у них на сумках парные брелки с дамами из poputepipikku: так нелепо и мило. — Меня достал староста твоего класса, — Хаджиме машет какими-то бумажками. — Попросил передать тебе распечатки и приставал всё с расспросами, когда я к тебе пойду, каким путём, может ли он пойти со мной. Он стрёмный, не общайся с ним. Разве вы не расстались? — Да мы и не встречались, — Ойкава неловко поправляет подушку. Ну да, она сидела со старостой в кафе, и всю встречу он донимал расспросами об Ива-чан, потому что она ему нравилась, но казалась опасной. «Да пошёл ты к чёрту, мальчик», — думала всю встречу Торико, радуясь, впрочем, что ей не нужно находить слов для отказа. — Он каждую перемену пытался тусить со мной, — продолжает жаловаться Хаджиме, — и я в итоге послала его к чёрту. Торико неловко фыркает. Она бы не смогла вот так открыто выражать свои мысли. — Твои фанаты стрёмные, — подводит итог Хаджиме. «Но он из твоих фанатов», — хочет сказать Ойкава, но молчит, потому что Иваизуми никогда не замечает, что её любят, и пока что Торико с этого хорошо. Она плохая и счастливая и не хочет ничего менять. Они болтают ещё немного, Хаджиме пересказывает смешные истории из школьных коридоров и не замечает, что держит Торико за руку. Быть ближе-ближе-ближе-ещё становится чем-то естественным. — Ладно, мне пора домой, выздоравливай, — Хаджиме с лёгкостью подхватывает сумку и собирается за секунды. Она умеет уходить буквально за несколько секунд, исчезать, словно её и не было, и напоминает о ней только болезненная теплота. — А как же поцелуй в лобик? — театрально капризничает Ойкава. — Никогда так не делали и вот опять, — усмехается Ива-чан и осторожно касается губами лба Торико. Та улыбается, и что может быть сейчас лучше? — Я люблю тебя, — искренне говорит Ойкава. — Ага, — Иваизуми дёргает её за кончик носа и уходит. «Ты мне всё ещё не веришь», — грустно думает Торико. «Ты ведь не имеешь в виду то, что я хочу услышать», — грустно думает Иваизуми, по пути домой пиная камушки, лежащие на дороге. Вечером Хаджиме присылает сообщение: «надеюсь, ты не всерьёз говорила там про смерть, нам всё-таки ещё через пару лет идти на четвёртый ребилд евы и ворчать на последнем ряду» «Конечно, я обязательно доживу до этого ✌ Буду целовать твои злые щёчки» Иваизуми отбрасывает телефон и шепчет «дурочка» — о себе или о Торико. Или об обеих сразу. Ойкава возвращается через день и очень рада, что сегодня тренировка. — Девчата, я по вам так соскучилась, — виснет она на Матсу-чан и Макки и кивает всем остальным. Они легонько хлопают её по плечам. — Простите, леди, мы вас впервые видим, — задумчиво говорит Матсукава. — Возможно, вы ошиблись классом или школой, — подхватывает с серьёзным тоном Ханамаки. — Или даже вселенной. — Или аномалия изменила вашу личность. — Как жаль, что мы никогда не узнаем правды, хотя ваше лицо как будто и выглядит знакомым. — Да-да, напоминаете нам одну прекрасную девушку, которая была в нашей команде. — Увы, страшная болезнь развела наши судьбы. — Мы не видели её уже много лет. — Мы так по ней скучаем. — Ну хватит, это несмешно, — чуть ноет Ойкава. — Мы абсолютно серьёзные и никогда не шутим, — в один голос заявляют её сокомандницы. — Значит так, — в раздевалку заходит Хаджиме, которая задержалась, выслушивая от учительницы сомнительную похвалу за сочинение. — Мне показали тут пару массажных движений, хотите, я на вас попробую? — она оглядывает всех сразу, ища доброволицу. Киндаичи и Кётани одновременно неловко тянут руки, но тут же прячут их за спины из-за громкого крика третьегодок: — Ни за что! Исэ и Такахо прячутся за спиной Ойкавы. — Спаси нас, капитан, — громко шепчут они. — Значит, вспомнили, да? — Торико сейчас обязательно бы съязвила, но Ива-чан явно настроена серьёзно. — Да что со мной не так-то? — обиженно спрашивает Хаджиме. Кёнтаро и Киндаичи снова думают привлечь её внимание, мол, Иваизуми-сан, вы самая классная, забудьте про этих глупышек, они хорошие, но ничего в вас не понимают, — но Куними дёргает обеих за края рукавов. — Да ты своими руками спокойно можешь переломать кости, — боязливо признаётся Ойкава. Хаджиме ахает, одновременно с этим переодеваясь. — Слышь, ты чё, ты хочешь сказать, что я не нежная? Да я самая ласковая девочка в твоей жизни, ух я тебе вечером это докажу. А вы все бегом на разминку, — она кивает уже переодевшимся волейболисткам, — а я вас догоню. Девушки быстро покидают раздевалку. Хаджиме вообще часто их организовывает, даже если Ойкава рядом. Иваизуми хватает Торико за запястье, останавливая. — Ты уверена, что нормально себя чувствуешь для тренировки? — теперь она по-настоящему серьёзна, никакой шутливости. Ойкава медленно двигает рукой, чтобы переплести их с Хаджиме пальцы. — Всё хорошо. Иваизуми кивает. Они держатся за руки ещё несколько секунд, пока выходят из раздевалки — таких жалких, но счастливых-тёплых-похожих на вечность мгновений. Тренировка в самом разгаре, Хаджиме подстраивается под пасы, подачи Ойкавы летят в сетку, но девушка не расстраивается: она отрабатывает новый тип подач, и ошибаться — это нормально. Теперь-то она про это знает и не пытается быть идеальной каждую секунду и выкладывать больше, чем у неё есть. Тогда, когда Иваизуми разбивала ей нос, Торико была глупой. Когда Хаджиме долго-долго извинялась — Торико была глупо-влюблённой. Сейчас им не приходится извиняться, но влюблённость никуда не девается. Однажды, когда Торико ещё была капризной, ненавидела себя и стремилась к совершенству, пытаясь разлиться в своих идеалах и ничего от себя не оставить, а Ива-чан — очень вспыльчивой, они крупно поссорились. Иваизуми вспылила и объявила, что не собирается больше разговаривать с Ойкавой. Но весь вечер обе слушали одну и ту же песню девочек из России, которые пели на английском и с японским gomenasai в припеве, и что-то болезненно отзывалось в душе. Потому что когда-то эту песню нашла Хаджиме и нетерпеливо заставила Ойкаву её послушать, потому что всегда делилась лучшим (хорошим, плохим, худшим — всем, что вызывало эмоции) с ней, и Торико влюбилась в песню или в горящие глаза Хаджиме, она так и не разобрала. После ссоры Ойкава пришла в дом Хаджиме поздно вечером, и Иваизуми её обняла при встрече — извинялись и прощали они одновременно. Больше ссориться вот так до изломов не хотелось, да и они умные девочки и никогда подобного не допустят снова. К тому же Торико теперь даёт себе отдых, а Хаджиме стала терпеливее. В самый разгар тренировки приходит преподаватель математики. — Блин, неужто он узнал, кто в его учебник подкладывал вырезки из яойной манги? — испуганно шепчет Макки. — А я надеялась, что они с преподавателем по японской литературе, которому я подкладывала такие же вырезки, найдут общий язык, станут обмениваться повторяющимися картинками, — Матсу в волнении хватается за край футболки. — И чем он недоволен, мы же пытались ему помочь завести друга! — Девчат, если вас выгонят из команды, мы запомним вас легендами, — утешает их Ойкава, хотя все понимают, что вряд ли бы за такую выходку им выдали такое серьёзное наказание, но кто знает, может, за яой уже где-нибудь отсылают за пределы страны. Тсуду-сенсея, математика средних лет, все в школе побаиваются. — О, братан пришёл, — оживляется Иваизуми. Кроме Хаджиме, конечно же. Она зовёт его братаном иногда даже на уроках: что-то такое случилось вне школы, что явно их сблизило. По школе даже поползли неприятные слухи, что они встречаются, но Иваизуми пообещала отгрызть людям за такие сплетни лица, а Тсуда-сенсей ляпнул, что он вообще встречается с учителем литературы. Литератор оказался молодым преподавателем, только закончившим вуз, и они ещё не успели познакомиться, и все ждали, как же выкрутится Тсуда-сенсей, узнав, что объект его «любви» — застенчивый, но полный надежд паренёк. Но история так и осталась без продолжения, поэтому в неё и вмешались Матсукава и Ханамаки, надеясь, что произойдут какие-нибудь весёлые события. Впрочем, они договорились, что шутка с яойными картинками в учебниках будет длиться всего три дня, потому что потом перестанет быть забавной и станет чем-то довольно отвратительным, словно они кого-то к чему-то принуждают, но нет, им просто хотелось веселья. Вот бы Хаджиме вступилась за них и защитила и веселье, и яой — Исэ и Такахо скрещивают пальцы на удачу. — Иваизуми, подойди на секунду, — зовёт тренерша. — Остальные продолжайте тренировку. С Хаджиме разговаривают долго, и Ойкава концентрируется на подачах куда сильнее, стараясь не думать, что же они там обсуждают. Ива-чан после разговора явно растеряна, но тренировку продолжает в своём обычном темпе. Торико хочет зачем-то куснуть её за ушко, чтобы она потеряла контроль. Но в раздевалке, конечно же, от Хаджиме не отступают: — Зачем к тебе приходил Тсуда-сенсей? — Ты наказана за весь яой мира? — Ты завалила тесты? — Ты закончила школу экстерном? Хаджиме улыбается. — Во-первых, он спрашивал, кто вот это вот, — она достаёт закладку с двумя пацанами в чёрной форме и с мечами, — пришлось объяснять. Макки хватается за сердце то ли от того, что их раскрыли, то ли от того, что узнаёт пейринг. — Во-вторых, я уезжаю, — Хаджиме улыбается так, как улыбаются люди за секунду до того, как ловят пулю в голову. Теперь за сердце хватается Матсу. — Навсегда? — Я похожа на дурочку, которая променяла бы вот всё это и всех вас на что-то другое? — хмурится Хаджиме. Она видит, как бледнеет, но пытается держать себя в руках Ойкава, и ей отчего-то так нравится то вгонять эту девочку в краску, то лишать её всех цветов. Даже Куними выглядит максимально заинтересованной, и Хаджиме продолжает: — Просто меня позвали на математический конкурс, потому что я лучше всех из Мияги справилась с заочным этапом, — она пожимает плечами, стараясь не акцентировать на этом факте внимания, но и не замалчивать очевидное. — Он будет проходить в Саппоро, в университете Хоккайдо. — Неужели на самолёте полетишь? — Макки вот никогда не была в небе, и Матсу так замечательно описывает полёт, что теперь Тахако оживляется на всех разговорах о самолётах. — Ага, братан нашёл какую-то дешёвую авиакомпанию, и выходит куда быстрее и экономнее, чем поездом, удивительно даже. Просто рейсы эти ходят не каждый день, да и конкурс двухдневный, так что меня не будет где-то четыре дня, не скучайте. — Когда ты?.. — чуть осевшим голосом спрашивает Ойкава. — На следующей неделе. Ничего, это всего лишь несколько дней. Они переодеваются в какой-то тревожной тишине, потому что отправлять любимую Хаджиме на остров на дешёвом самолёте в одиночестве им не хочется. Они похожи сейчас на стаю, которой сложно разойтись даже на пару дней. — Иваизуми-сан, — вдруг нарушает тишину Киндаичи, — вы такая крутая! Я вообще не понимаю математику, а вы с этой непонятной вселенной формул и чисел дружите и сражаетесь на одной стороне, это так здорово! Хаджиме чуть краснеет, и сердце Ойкавы пропускает удар. Зато атмосфера сразу же меняется: все вообще поздравляют Хаджиме с тем, что она самая клёвая, и думают, что Иваизуми эту поездку действительно заслужила. В конце концов, всего четыре дня разлуки — ничто по сравнению с вечной молодостью. Саппоро холодный, всё-таки он на острове, продуваемый ветрами с океана. И одинокий: Хаджиме приезжает одна, и Тсуда-сенсей консультирует её с помощью смс. Их поселяют в отеле с номерами на одного, и организаторы ведут себя мило. Иваизуми может собраться с мыслями. Она не боится незнакомых людей, но некому шепнуть на ушко ассоциации к происходящему. Поэтому она иногда пишет Ойкаве или девчонкам в чат, но это совсем не то. Впрочем, пока что она не скучает, просто сбита с толку одиночеством. Иваизуми всегда окружена толпой: или сокомандницы, или люди, которые хотят посоревноваться в армрестлинге или задать вопрос по домашке, или люди, которые очень заинтересованы Ойкавой, но боятся к ней подойти. — Ива-ча-а-а-н!! — кричит вдруг кто-то, и Хаджиме ёжится. Но, конечно, оборачивается. Куроо и Бокуто машут ей, Котоми даже подпрыгивает. Хаджиме ловит себя на мысли, что очень рада их видеть. Она подходит к ним, и Бокуто обнимает её. Теплота смущает Хаджиме. — Вы тоже на этот математический конкурс? — Ага, — гордо поправляет очки Куроо, — мы обе справились с заочным этапом, кажется, я ещё парочку токийских где-то здесь видела. — Если бы конкурс был не только для второгодок, то и Акааши бы приехала, — мечтательно вздыхает Бокуто. — Ну конечно, как столичные, так всей толпой, — ворчит Иваизуми, — а как из села, то только тот, кто всех победил. — Вообще нет совести у этих столичных, — подхватывает Куроо, которая иногда любит вспомнить, что Токио не её родной город. Но Хаджиме ворчит не всерьёз, прекрасно понимая, что в Токио куда больше людей, значит, и больше дают им шансов, но иногда, например, с волейболом, такое положение очень обидно: ей бы хотелось, чтобы из Мияги на Национальные отправлялись хотя бы две команды. Тогда не было бы такой воющей тоски после проигрыша в финале Межшкольных. В этом году у них последний шанс вырваться — придётся сражаться либо с Ширатори, либо с Карасуно, и Хаджиме не уверена, что это их команда — главные герои повести о Мияги на Национальных. — А Ойкава почему не участвовала? — любопытствует Бокуто. — Она ж глу… У неё другие приоритеты, — быстро исправляется Хаджиме. — Да и она болела, когда у нас в школе проходил конкурс. Значит, мы с вами будем ещё и соперницами по цифрам? — Нет, ты, наверное, будешь только со мной соперничать, — задумывается Куроо, наматывая прядь волос на палец. — Бокуто участвует в геометрической секции, а мы с тобой в алгебраической, — она машет брошюрой конкурса, в которой перечислены все участники. — Всё-то ты успела разузнать, — удивляется Хаджиме, которая даже не почитала информацию, которую ей выдали. Они сидят в общей гостиной ещё немного, а когда набирается много народу, выходят во двор. — Тут так красиво, — Бокуто быстро делает несколько фото с разных ракурсов. У неё очень хорошо получается словить момент. Отправляет, конечно, Акааши, чтобы она стала как будто бы рядом. — А вообще давайте все вместе, — она легонько касается Куроо и Иваизуми, чуть меняя их позы, и становится на их фоне, делая селфи. Оно получается шикарным: Куроо загадочно улыбается, Бокуто корчит рожицу и Иваизуми сбита с толку и оттого выглядит очень мило. — Бож, Ойкава бы заплатила мне за это фото, — хищно улыбается Котоми. — Мне нравится, что ты веришь, будто у неё есть деньги, — усмехается Хаджиме. Фото ей кажется чудесным. Куроо уже скидывает его Ойкаве и хохочет с её завистливо-восторженной реакции. Девушки сидят во дворе ещё немного, обсуждая конкурс, волейбол и жизнь в столице и провинции, а потом, пожелав друг другу удачи, расходятся спать. «тут есть музей пива, я бы сводила тебя сюда на свиданку ( ͡° ͜ʖ ͡°)» «Ох, Ива-чан, сначала я тебя свожу куда-нибудь в Мияги!!» «так ты не разбираешься в местности и вечно теряешься, как ты маршрут составишь ( ͠° ͟ʖ ͡°)» «Ты меня недооцениваешь, я приложу все усилия, ты же знаешь, какой клёвой я могу быть» «ой погодь тут в комнате паучок /╲/\╭[ ᴼᴼ ౪ ᴼᴼ]╮/\╱\» «О боже Ива-чан! Спасайся!» «Ива-чан, всё в порядке?» «Чёрт, Хаджиме, ответь» [пропущенный звонок от «Торико ❀»] «ХАДЖИМЕ Я ВЫЗЫВАЮ ПОЛИЦИЮ» «чшчшш нельзя употреблять моё имя и слово полиция в одном сообщении, мы друг друга не любим» «Я чуть инфаркт из-за тебя не схватила» «Могла бы и ответить на звонок :с» «мне кажется, если я услышу твой голос, то начну скучать прям серьёзно и до жуткой тоски ( ಥ ʖ̯ ಥ)» «кстати у паучка мягонькие лапки, и он передал сообщение, что одна хорошая девочка сегодня хорошо потрудилась, и ей пора спать ✿» «Мне сложно, потому что я не знаю, словить ли мне приступ с того, что это обо мне, или ты напишешь, что имела в виду себя или кого-то ещё» «да канеш это о тебе, глупая» «Вау» «Правда когда-нибудь до приступа доведёшь» «Ты лучшая, Хаджиме» Ива-чан не звонит не только из-за боязни затосковать. Просто голос её дрожит из-за смущения, и щёки такие горячие, что сбивают с мыслей. Краснее них сейчас только щёки Торико. Лучшей Хаджиме не становится. Как, впрочем, и Куроо с Бокуто: все призовые места достаются людям из Саппоро. Удивительно. Невероятно. Иваизуми радуется, что это всё наконец-то закончилось. Куроо ворчит про то, что всё подстроено, но Хаджиме даже не чувствует обиды. Может, уже столько раз ей в жизни доказывали, что она никогда ничего не добьётся не потому, что хуже других, а просто потому что так всё сложилось, и она к этому уже привыкла. Она отказывается идти с токийскими в кафе отмечать проигрыш, потому что у неё нет денег. И хотя девушки уговаривают отдать всё на Национальных или в лагере или не отдавать вообще, Хаджиме не хочет чувствовать себя должницей. Да и вообще ей царапающе хочется побыть одной. Так повелось в семье, что Иваизуми ворует у отца сигареты. Он об этом знает, но ничего не говорит и даже уточняет, какую марку Ива-чан предпочитает. Потому что сама Хаджиме не рассказывает матери, что, когда та уезжает в командировки, отец ночует не дома, а у подруг. Вот такой вот странный договор, разрушающий семью, помогающий отложить суицид. На улице темно и тихо, Хаджиме находит недалеко от отеля детскую площадку и садится на качели. Огонёк сигареты выглядит жалким и забитым. Сквозь дым представляется, как вписалась бы Торико в этот грустный вечер. Вот она выплывает из облака дыма из дома сотканного пеплом огнём и белым вот она красивая и руки кладёт на плечи так похоже на плед так тепло так тепло так тепло и огонь даёт тепло тоже и ещё ожоги не обжигайся не обжигай но согревайся а впрочем я не указываю я полна плохих привычек ты тоже хочешь иметь плохую привычку хочешь иметь плохую девочку рядом рядом рядом ядом вцеплюсь в тебя в себя в тебя рядом а дома в детстве была книжка ты ведь помнишь рисунки созвездий в книжке я альфа волка каккаб звезда судьбы путеводящая ты дельта волка иласмус искупительная жертва мы стая звёзд созвездие волчиц и небо над нами всегда тёмное кстати о тёмном действительно бы сходить на свидание в музей пива и в другие глупые места и каждый раз после меняться местами я дельта волка иласмус искупительная жертва ты альфа волка каккаб звезда судьбы путеводящая мы стая звёзд и если космос холодный то это не значит что нам нельзя греться мы стая звёзд стая простых людей мы стаяли от теплоты друг друга и теперь не находим слов чтобы сказать что мы больше чем звёзды чем волчий вой чем яд чем плохие привычки эй Торико ты так внимательно слушаешь сквозь дым я протяну тебе руку на выдохе и ты выдохни и держись мы путеводящая жертва мы звезда судьбы мы плохая привычка мы лучшие. — Иваизуми, — Куроо садится на соседние качели, а Бокуто стоит рядом. — Я думала, вы в кафе, — Хаджиме вырывается из давящего комка мыслей так легко и свободно, отпустив дым и звёзды. — Там было скучно. Ты расстроена из-за несправедливости? — Котоми наклоняется чуть ближе. — Не, курю я просто так, без печальных причин. Всё хорошо, — Ива-чан улыбается. — Скучаешь по Ойкаве? — тоже тянется к ней ближе Куроо. — Я специалистка по друзьям детства. Хаджиме задумывается. — Мы впервые с ней в разных городах, — ей немного неловко. — Моя семья вообще никогда не увозила меня отдыхать за пределы города, и пару раз семья Торико брала меня с собой, они милые люди. Поэтому да, мне сейчас тоскливо и непривычно. А ещё я знаю, что Ойкава сейчас может грузиться подобными мыслями, что она думает, что это какая-то репетиция выпуска, после которого нас может раскидать по разным городам, хотя мы обе надеемся, что этого не случится. — Переезжайте обе в Токио, — горячо предлагает Бокуто. — Да-да, даже если не сможете найти квартиру, я вам постелю в прихожей, — поддерживает Куроо. Хаджиме улыбается. — Это будет очень смело для нас — переехать в большой город. И мы ещё не обсуждали это с Ойкавой. Может, ей это всё и не нужно. — Конечно, нужно, я уверена, что она с тобой пойдёт куда угодно, — мягко возражает Куроо. — Так что набирайтесь смелости и покажите миру, что ни одно сучье обстоятельство не сможет вас разлучить. — Мы всегда поможем, если что, — соглашается Бокуто. — Чёрт, спасибо, — Хаджиме резко вскакивает с качелей. — Правда, спасибо. Вы классные. — Вы с Ойкавой тоже, а мы с неклассными и не дружим, — Куроо показывает язык оставшемуся в стороне отелю, где в банкетном зале кто-то отмечает победу. Хаджиме наскрёбывает в карманах и сумке немного йен, и девушки покупают чипсы на троих, сидят допоздна в номере Бокуто под стрёмный музыкальный канал, звонят Кенме, Акааши и Ойкаве по видеосвязи — и вся печаль вечера умирает в смехе. Ива-чан возвращается, распаковывает вещи, видит из окна, как Ойкава наконец-то возвращается из школы, и идёт к Торико, благо, живёт буквально в нескольких домах от неё. Объятия выходят крепкими, и Ойкава вдруг шепчет на ухо: — Давай не расставаться даже после выпуска? Уедем куда-нибудь, в Токио, в Саппоро, в деревню, куда угодно, лишь бы вместе? Хаджиме облегчённо вздыхает. — Всю поездку думала об этом. Расставаться с тобой не особо приятно, хотя, конечно, несколько дней друг без друга мы вполне можем провести, но не навсегда. Весь вечер Иваизуми рассказывает смешные истории из поездки, а Ойкава пересказывает, что случилось в школе. Историй так много, и время летит незаметно — в итоге Хаджиме засыпает с Торико в одной кровати, потому что для них так естественно — быть безгранично близко. «Хех прикинь, я упала, и что-то случилось с коленкой, что я не могу идти :D», — пишет Ойкава и тут же прикрепляет координаты, до какой скамейки в парке она успела доползти. Иваизуми срывается с места, благо, выходной, и у неё нет дел. «обезбол?» «Всё хорошо, таблеточки и вода у меня есть». Иваизуми всегда следит за тем, чтобы у Торико и у неё самой в сумке всегда лежал пузырёк с обезболивающими, потому что физическая боль может ударить когда угодно — и её прелесть в том, что она убирается таблетками. Когда у Хаджиме спрашивают, что можно было бы подарить Ойкаве, чтобы ей понравиться, она всегда отвечает про обезболивающие. Пока что никто к этому совету не прислушался, а зря, Торико бы не отказалась от бесплатных лекарств. Макки вот обладает каким-то секретным знанием про всякие точки в теле человека, нажмёшь на которые — вылечишь или парализуешь. «Ой ну-ка нажми на меня, чтобы я подохла и не писала тест», — просит иногда Матсу. «Прикоснись ко мне, чтобы у меня выросли крылья», — шепчет иногда она же, и у Ханамаки даже волосы кажутся розовее. Ива-чан прикосновениями лечить не умеет, но Ойкава всегда тянется к её ладоням, будто бы в них панацея, и ей они правда помогают. Хаджиме находит её в глубине парка, полулежащей на скамейке. — Как ты умудрилась? Сама упала? Кто-то толкнул? Ты с кем-то подралась? Ты ведь знаешь, я выцарапаю этому человеку глаза. — Ива-чаааан, — мечтательно тянет Ойкава. — Ты не ударялась головой? — Да боже нет, со мной всё в порядке, правда, и это произошло само собой. Жутко заболело колено, что я даже идти дальше особо не могу, но вот сейчас под таблетками и после отдыха стало полегче. — Сидеть-то можешь? А то мы не пешком пойдём, — Хаджиме садится рядом, и Ойкава кладёт свои ноги ей на колени. Иваизуми осторожно ладонью прикасается к больному месту, и Торико кажется, что боль уходит — кажется, потому что боли к тому времени она почти и не чувствует, но Иваизуми полна какого-то нежного волшебства, и Ойкава от него никогда не откажется. — Да, всё в порядке, но у меня нет денег на такси, а автобусы к нам тут не ходят. — У меня всё под контролем, — спокойно говорит Ива-чан, и Торико дрожит от этой фразы. — Что ты тут вообще делала? — Да так, делали групповой проект с одноклассницами у одной из них дома, и теперь я возвращалась к себе. — Ты хоть повеселилась? — Ну да, — Ойкава пожимает плечами, вспоминая, как они много шутили и сколько школьных проблем успели обсудить. — Это хорошо, — Ива-чан искренна, она рада, что у Торико есть приятельницы помимо их команды, что другие её не ненавидят за то, что Ойкава красивая и привлекает внимание. — Отвезти тебя в больницу? Или к твоей маме? — мама Торико работает в ветеринарной клинике. — Что, пошутишь про то, что я какое-нибудь животное? Обезьянка? Поросёнок? — Ойкава вспоминает, как её называла Иваизуми. Хаджиме фыркает. — Может, я хотела сказать, что ты кошечка. — Оу. Ойкава смущается и отворачивается. — Хотя на самом деле нет, — Ива-чан о чём-то задумывается, — ты больше похожа на лисицу. Хитрая и загадочная. Торико прячет лицо в ладонях. — Не поедем к маме, — шепчет она, — просто поедем домой. — Хорошо. Ты идти-то сможешь? Ойкава хочет сказать «конечно», но Иваизуми почти без паузы предлагает: — Или понести тебя на руках? И Торико, конечно, не глупая, чтобы отказываться. — Ох, давай на ручках, а то вдруг мне станет хуже, — притворно переживает она. Хаджиме берёт её на руки, и Ойкаве хочется визжать с того, какая она сильная, надёжная и хорошая. — Понесу вас как принцессу, Ойкава-химэ, — с наигранной важностью говорит Иваизуми. — Давай лучше как ведьму, которую ты вынесла с поля боя, как верный тёмный рыцарь, — мечтательно тянет Ойкава. Хаджиме усмехается. Парк большой, до выхода далеко, но она точно справится. Ойкава берёт в руки прядь волос Иваизуми и переплетает со своими в простенькую косичку. — Ну что ты там вертишься? — Хаджиме боится, что Торико держится недостаточно крепко. — Связываю нас. — Да мы и так уже связаны. — Ага, как звёзды в созвездии. О! — Торико взмахивает руками, и Хаджиме чуть её не роняет, но удерживает. — Прости, — у Ойкавы мурашки от её строгого взгляда. — Но просто вспомнила, как мы с тобой в детстве читали книгу про созвездия, и нам очень нравилось созвездие Волка. Помнишь там ещё говорилось про две переменные звезды, Альфу и Дельту Волка, они ещё так поэтично назывались, но я забыла, как. И переводилась одна из них как звезда судьбы, так красиво. — Каккаб и Иласмус, путеводящая звезда судьбы и искупительная жертва, — тихо говорит Хаджиме. У неё в горле углём застревает «Ойкава, я тебя так сильно люблю», но получается только: — Да, хорошая книжка, я её помню. Торико вспоминает какую-то историю из детства, но Иваизуми почти не слушает. Ей жутко от звёздно-волчьей связи — и безмерно хорошо. Так нельзя (но я нам с тобой всё разрешаю). — Пришли, — Хаджиме донесла Ойкаву до стоянки рядом со входом в парк. Торико распускает волосы и встаёт на ноги. — Мы угоним машину? — Тебе лишь бы своровать что-нибудь, — вздыхает Иваизуми. Ойкава пожимает плечами. Она всегда первая залезет в пачку чипсов, даже если они не её. И в тяжелые вечера ей кажется, что у жизни она сможет только воровать чуть-чуть спокойствия и счастья, потому что законным путём его не получить. Что ж, тогда она украдёт у вселенной Хаджиме. Иваизуми приводит её к мотоциклу. — Мы поедем на этом? — Ойкава не глупая, просто немножко не верит. — Ага. — Чей он? — Мамин. Ну она по молодости была байкершей, пока не надоело, ей теперь ездить по миру и делать репортажи о странных ситуациях интереснее. — Когда ты научилась? — А, ну это смешная история с братаном, ну в смысле с Тсуда-сенсеем. Я как-то шла по улице, а он ввязался в драку, защищая какого-то пацана с голубыми волосами от местной шпаны, которые были против всего необычного. — И ты ввязалась в драку, — вздыхает Ойкава. — И я ввязалась в драку, — соглашается Иваизуми, — потому что он был один, а их много, а я была злой. В общем, после этого Тсуда-сенсей как-то хотел отблагодарить меня за помощь, и я попросила научить меня водить мотоцикл. Пока он учил, мы немного обсуждали всякие события, и он оказался клёвым и понимающим. — То есть у тебя нет официальных прав? — настораживается Торико, сохраняя в голове информацию о математике просто на всякий случай. Хаджиме широко улыбается, потому что Ойкава права. — Ты мне доверяешь? — спрашивает она тихо. — Если нет, то мы вызовем такси. — Да я бы с тобой пошла куда угодно! — Торико хватает Хаджиме за запястье. — Даже если бы это был горящий самолёт, а ты совсем не разбиралась в управлении. — Фу, это же опасно. — Ты поняла, что я имела в виду, — хмурится Ойкава. Бесконечное доверие. Лучше всякого космоса. Иваизуми даёт Ойкаве шлем и надевает такой же сама. Она всё-таки за безопасность, даже если нарушать законы. Торико садится на мотоцикл и обнимает Хаджиме крепко-крепко, даже если совсем не нужно вот так сильно держаться. Ойкава думает, что уж если она лисица, то Ива-чан — звёздный волчонок — и она такая только для Торико. «кстати, я нашла песни на этот год, через пару недель устроим перерыв от жизни на дискотеку ヾ(⌐■_■)ノ♪» «Я тебя люблю, Ива-чан!!» «как подругу, да? ты ведь это говоришь только поддавшись эмоциям, да? ты ведь не вкладываешь тот же смысл, что и я», — пишет Хаджиме и тут же стирает. У Ойкавы нет серьёзной травмы, ей просто порекомендовали носить специальный наколенник на тренировках. Поэтому их ежегодной традиции ничего не помешает. Это повелось ещё с детства. Пятилетняя Ойкава тогда из-за чего-то громко рыдала — то ли испугалась паука, то ли потеряла конфету — и даже мама не могла её успокоить. Хаджиме, которая тогда была у них в гостях, осторожно подошла к ней, обняла и начала напевать какую-то популярную англоязычную песню, заменив там слова на бессмысленные слоги. Девочки неловко покачивались — получился по-детски неуклюжий танец. Но зато Ойкава успокоилась. И теперь в честь этой связи, в честь постоянной тяги друг к другу с самой первой встречи, которую обе не помнят, каждый год они выделяют вечер для медленных танцев. Музыку подбирает Иваизуми, всегда на иностранном или инструментальную, чтобы не вслушиваться в текст, который редко бывает близок. Только музыка, ритм, темнота и простые движения. «мои разъехались, так что можем провести всё сегодня», — пишет Хаджиме утром субботы. И до самого вечера Ойкава очень волнуется. У них есть несколько правил: Ива-чан выбирает всего пару песен, которые могут играть на повторе весь вечер, чтобы терялась всякая связь с реальностью; они танцуют в платьях, потому что Хаджиме любит платья, но они ей редко идут, и она никуда в них не выходит, а здесь можно всё; они всегда держатся за руки или обнимаются, потому что они хотят касаться друг друга. Они в эти вечера очаровываются друг другом по-новому, и небесная волчица воет по ним, оглушая вселенную и запрещая ей трогать любимых девочек в стае. Ойкава приходит за минуту до назначенного времени. Хаджиме, конечно, красива, всё-таки они покупали платья вместе, и Торико нашла идеальные варианты для обеих. — Ты пришла, — Иваизуми уж точно не глупая, но сегодня чуточку растерянная. — Будто я могла не. Хаджиме берёт её за руку и ведёт к себе. Дом, в котором Ойкава знает каждый угол, в этот вечер превращается в таинственное неизвестное место. — Смотри, я чуть-чуть поколдовала, — шепчет Иваизуми, открывая дверь в свою комнату. Под потолком висит гирлянда. Десятки цветных огоньков не уничтожают тьму, но делают её очень красивой. — Волшебно. Может, у нас с тобой не танцевальный вечер, а шабаш? Мы с тобой могли бы быть лучшими ведьмами. — Превращали бы брокколи в чипсы и останавливали бы апокалипсисы щелчком пальцев. Ойкава улыбается. Было бы и правда здорово, если бы магия существовала, — слова и мысли в последнее время всё труднее сдерживать, и сегодня только чудо бы и помогло не совершить ошибки. Хаджиме выбирает на сегодня две песни joji — slow dancing in the dark и will he — и даже если текст непонятен и не близок, они действительно хороши для медленных танцев в темноте, но с цветными лампочками. Они танцуют молча, сначала вспоминая, как это, выбирая самые удобные объятия, потом — растворяясь в движениях, в темноте, в огоньках и друг в друге. Торико кладёт голову на плечо Хаджиме. — Я так хочу тебя поцеловать, — шепчет Ива-чан. Ойкава резко отодвигается, и Иваизуми чувствует, как мир рушится. Было бы здорово, если бы лампочки взорвались. — Давай, — как-то очень отчаянно соглашается Торико. — Ты вообще меня слышала? — Да! — у Ойкавы блестят глаза. — А ты меня, видимо, совсем не слышишь. — С чего бы это? — Я тебе столько раз говорила, что люблю тебя. — Это было не всерьёз, а из-за эмоций и дружбы. — Нет, это было абсолютно серьёзно. И твои признания я тоже слышала. Ты была первым человеком, кто мне признался в любви, и остаёшься единственной, кого я хочу любить сама. — Я никогда не говорила, что люблю тебя, — хмурится Иваизуми. — А я читаю мысли и прекрасно анализирую твои действия и взгляды. И если ты хочешь ещё раз во всём убедиться, то, Ива-чан, я лю… Хаджиме не дослушивает, встаёт на цыпочки и целует Торико. …и всё, что меняется, — объятия во время танца становятся ближе. …восемнадцать, не убирай руку, девятнадцать, пожалуйста, двадцать, двадцать одна… Ойкава считает секунды. Хаджиме не убирает холодную ладонь с её горячего лба. — Просыпайся, покажу тебе чудо. — Да я и так уже одно вижу перед собой, — Ойкава чуть улыбается. После танцев она осталась у Иваизуми и задремала. — Дурочка, — отворачивается Хаджиме. Торико берёт её за руку. Иваизуми ведёт её на крышу их небольшого дома. — Мы будем репетировать прыжок с крыши, который совершим, когда мир не примет наши чувства? — с искренним любопытством спрашивает Ойкава. — Нет. Меня напрягает твоя тяга к смерти, — Иваизуми хмурится, но Торико нежно целует её в щёку. — Мы никогда не умрём, — шепчет она. Хаджиме могла бы возразить, но ей почему-то не хочется. — Ох красота, — удивлённо выдыхает Ойкава. Иваизуми улыбается, потому что смогла подарить своей девочке всё небо. Рассветы могут быть некрасивыми, но сегодня с небом творится что-то головокружительное. Оно окрашивается в отчаянно-розовый, с которого красиво и отчего-то больно, так странно: солнце встаёт, начиная новый прекрасный день в худшем-лучшем из миров, — и с этого до воющего больно. А может, больно из-за того, с какой ужасной силой вдруг хочется жить здесь, с чудными подругами, с домашним колдовством, с нежными танцами в темноте — и с Хаджиме. Иваизуми подходит к краю крыши, складывает руки рупором и кричит: — Мы никогда не умрём! В мысли Ойкавы словно врывается штормящий ветер, и она тоже встаёт рядом с Хаджиме. — Мы никогда не умрём, пока будем вместе! — кричит она, и Ива-чан подхватывает это обещание. Небо, кажется, испуганно вздрагивает от такой дерзости. Мы никогда не умрём, пока будем вместе. Ветер уносит эту нежную клятву и топит её в новорождённом солнце.