Road movie

Туман стелется по асфальту, и Ханбин крепко держит руль, клюя носом, пока не цепляет взглядом нахохлившуюся фигуру рядом с дорогой. Дворники вместе с дождем размазывают грязь на лобовом стекле, пока Ханбин включает поворотник, а затем аккуратно съезжает на обочину. Стекло со скрипучим звуком опускается. — Подбросите до города? — Садитесь. А до какого города? — Да не важно. Любого. Парень хмыкает, утирая рукавом нос, открывает дверцу тачки и запрыгивает рядом с Ханбином. Вместе с ним в машину проскальзывает сырость. Парень трясет головой, и на щеки Ханбина попадают капли дождя. — Я Бобби, — сразу хрипит он и протягивает большую ладонь. Ханбин жмет ее, не глядя, выруливает на асфальт и дает газу. Автомобиль рычит, медленно набирает скорость, и вот уже бодренько несется по шоссе, лавируя между километровыми соснами. Дождь накрапывает еще слабо, но уже скоро должен зарядить со всей мощи. — Ты совсем один здесь? — Ханбин обратился на «ты» и не стал себя поправлять. — С чего взял, что один? — Тут же откликаются справа. — Потому что, — Ханбин кивает сам себе. — Никого рядом не было, машин тоже, и ты никого не позвал из лесу, когда остановил меня. — Все верно, только я тебя не останавливал, чувак, — голос Бобби звучит бодро. — Ты как бы сам остановился. Ханбин вспоминает. Человек на дороге действительно не махал ему. Бобби просто стоял под дождиком, и Ханбин сам подъехал к нему, словно он был пунктом назначения. Как-то странно. — Что это тут у тебя? Бобби устраивается поудобнее, а затем тянется к бардачку. Там игрушечный Винни-Пух, которого Бобби сразу же прижимает к груди и тискает. Вид у него при этом довольно глупый и Ханбин улыбается, сам не зная, почему. — Это не мое. Я даже не знал, что это там. — Как не знал? Такое добро пропадало! — Можешь себе взять. -Серьезно?! Бобби трясется от беззвучного смеха и упирается в Ханбина удивленным взглядом. Его глаза со смешинками, и Ханбину кажется, что этому странному парню на самом деле лет десять. За окном проносятся одинаковые столбы деревьев, косой дождик оставляет следы на стекле. Дворники без устали работают, и слышится только их тихий скрип. Ханбин думает, что надо бы включить магнитолу, но почему-то не делает этого. Снова смотрит на Бобби. Тот умильно разводит и сводит вместе лапки Пуха, не обращая на водителя внимания. Ханбин вдруг понимает, что не представился. — А я Ханбин, кстати. Бобби замирает, отрываясь от игрушки, и смотрит вперед на дорогу. Мимо проносится знак, предупреждающий о крутом повороте, и Ханбин чуть притормаживает, затем крутит руль вправо. Ровная дорога все еще стелется среди высокой хвои, где старая тачка, слегка урча, мчится в полном одиночестве. Ханбин вдруг понимает, что не помнит, откуда он едет. — А я знаю, — тихо хрипит Бобби. Его глаза, и без того узкие, щурятся. — А откуда я знаю? — сам себе задает он вопрос и чешет загривок. Ханбин почему-то не удивлен. Странно, но такое чувство, что он во сне. И Бобби — мираж. Призрачный попутчик, доставший из бардачка игрушку, которой, Ханбин уверен, там никогда не было. Как это вышло? — Так что ты делал один в лесу? — Краем сознания Ханбин цепляется за эту мысль, ожидая, что она может что-то прояснить. — Я точно не знаю, — отвечает Бобби. Он растирает ладонями коленки и, кажется, нервничает. — Я просто был там. — Так не бывает, — качает головой Ханбин. — Все откуда-то берутся. — Ну, я сначала был где-то в другом месте, а потом оказался там! — А где ты был? — Да не знаю я. — Подумай. — Зачем? И правда, зачем? Зачем нужно было это знать? Мысль ускользает из головы Ханбина, и он раздраженно прикрывает глаза. Что-то мелькает, Ханбин видит яркий свет через тонкую кожу век, но не хочет разлеплять глаза. Он слышит мерный шум дождя, слышит, как Бобби что-то напевает себе под нос ленивым голосом, чувствует жесткую кожу на руле и цепляется пальцами за шов. Он откидывает голову назад, упираясь макушкой в подголовник, и прячет губы в высоком вороте свитера. Чувствует, как тепло разливается от макушки к груди, потом устремляется к низу живота и дальше, к пяткам. — Эй, осторожней! — голос Бобби где-то над ухом. Он накрывает своей ладонью ладонь Ханбина и тянет руль на себя — на дороге возникает одинокая покрышка. — Какого… — Ханбин объезжает резину и выравнивает руль. Ладонь Бобби еще немного греет его руку, потом исчезает. — Ты заснул что ли? — Прости, я… — Ханбин осекается. — Я что, правда заснул? Надолго? — Он озирается по сторонам. — Где мы едем? — Мы еще не выехали из леса, если ты об этом. — Бобби участливо смотрит на него, закинув руку за голову. Другая рука ненавязчиво теребит обивку чужого сидения. — Может тебя сменить, Ханбина-а? Ханбину дико нравится, как звучит его имя голосом Бобби. — Повтори, — он слышит свой собственный и удивляется, до чего приказным тоном он говорит. Бобби вдруг задорно ухмыляется и его рука перебирается Ханбину на плечо, сжимая его. — Ханбина-а? Тот шумно выдыхает. — Да нет… Я не про то. Ты умеешь водить? — Конечно. С рождения. Бобби явно любит бравировать. — Ладно, сейчас доедем до куда-нибудь, и там… На дороге из тумана появляется отломанная фара. Ханбин замечает ее и снова объезжает, поворачиваясь к Бобби. — Там что-то случилось? Бобби выглядит растерянным и сосредоточенным одновременно. Он неотрывно смотрит на дорогу. Его рука вдруг нашаривает руку Ханбина на переключателе. — Что-то мне это не нравится совсем. Ханбин чувствует, как Бобби водит своими пальцами по его костяшкам, а затем сжимает его руку. Ханбин сглатывает. Через какой-то километр они видят часть бампера, и тут уже у Ханбина спина покрывается мурашками. Он переводит взгляд на Бобби, тот сжимает Пуха и смотрит вперед. Вдруг, его глаза округляются, он резко пугается, словно что-то осознав, и поворачивается к Ханбину. — Тормози. Ханбин тупо пялится на Бобби. — Тормози. — Серьезно говорит Бобби. Его рука вдруг больно сжимает плечо Ханбина. — Тормози. — Я… — Тормози! — Бобби хватает его двумя руками и трясет со всей силы. — ТОРМОЗИ!!! Ханбин тормозит, и из тумана перед самым бампером вдруг выныривает разбитая машина. Она вся раскурочена, повсюду валяются обломки и мусор, оторванные двери и колеса, как будто машину разорвали на части сверхъестественными силами. Тут же они видят оцепление, мигающие оранжевыми лампочками. Почему они раньше этого не заметили? Или Бобби заметил и поэтому кричал тормозить? Они застывают посреди леса, ошалело глядя через стекло на куски металла. Дождь хлещет по поверхности кузова, и свет моргающих лампочек на долю секунды отпечатывается на нем и тут же смазывается, будто смываемый дождем. — Где полиция? Бобби тянется открыть дверь, но так и замирает на полпути. Потом резко разворачивается и сгребает Ханбина в объятия. — Блять… Бобби очень горячий оказывается. Он пахнет сыростью и жвачкой. Его куртка трется о свитер Ханбина, и ее язычок цепляется за ниточки, намертво запутываясь в них. — Что за… — Заткнись. И Ханбин затыкается, ощущая, как Бобби сжимает его до хруста в ребрах, а потом чувствует на своей шее что-то холодное и влажное. У Ханбина сжимается сердце, и он неловко обнимает Бобби в ответ. — Ты плачешь? *** Место аварии оцеплено, но зеваки продолжают толпиться, охать и переваливаться за полицейскую ограду, пытаясь усмотреть больше подробностей. К инспектору подходит криминалист, снимая на ходу перчатки и жестом указывая на лишний стаканчик с кофе у него в руках. От мигалок скорой помощи уже рябило в глазах, хотелось разделаться со всем побыстрее и поехать домой. Вторые сутки на дежурстве, и ни минуты свободной. — Херовый вечер выдался. — Погода дерьмо. Криминалист делает первый глоток и блаженно закрывает глаза. Он встает рядом с инспектором плечом к плечу и смотрит сверху вниз на суетящихся врачей. Они только что загрузили выжившего парня в машину и собирались стартануть так быстро, как смогут, надеясь его спасти. У него было внутреннее кровотечение и сотрясение, он был без сознания, но его без преувеличения можно назвать счастливчиком, потому что тому, другому, которого фура протаранила почти на полном ходу, повезло гораздо меньше. — Смерть была быстрой. Он не мучился, — вдруг говорит криминалист, но инспектору в общем-то по барабану. Таких аварий он видел целый вагон и маленькую тележку, и уже ничто не трогало его сердце. — Жалко парней. А все этот еблан! — Криминалист машет рукой в сторону, где сидит пьяный вусмерть водитель фуры, и бессмысленными глазами смотрит в землю. Над ним нависают полицейские, но он вообще не реагирует, лишь сжимая и разжимая кулаки. — Бывает же! — В смысле? — Ну, едешь себе тихонечко, никого не трогаешь, а тут на тебе — какой-то козел со встречки на полном ходу летит тебе в лоб, а ты даже сделать ничего не можешь. Говорят, тот, что погиб, вытолкнул второго из машины, и поэтому он жив остался. — Ага, — инспектор, кажется, совершенно не впечатлен. Люди умирают каждый день, а драмы бывают и похуже. И самая худшая из них ждала его в офисе, когда ему предстоит написать длиннющий рапорт о произошедшем и погрязнуть в бумажках на пару дней. — Слушай, — криминалист вдруг заглядывает инспектору в глаза. — Не хочешь забрать себе эту хрень? Он вдруг выуживает откуда-то чумазого медвежонка из детских мультиков и трясет им перед чужим лицом. — На кой он мне сдался? — Так пропадет же. — Ну и что. Действительно. Какая разница, что какая-то грязная игрушка, оставшаяся после страшной аварии, куда-то денется. Криминалист убирает ее обратно к себе, и снова отпивает кофе. — Завтра уже выходные. — Ага, — бурчат в ответ. Перед глазами так и рябит сигналка. Скорая, наконец, захлопывает двери, и водитель трогается с места. К мельтешению в глазах тут же прибавляется оглушительный звук сирены. Инспектор щурится. — Ладно, давай сюда. Криминалист довольно скалится и вкладывает игрушку в протянутую руку. Через пару дней, когда инспектор взвоет от офиса, он наверняка поедет навестить пацана, и сможет отдать ему медведя. Инспектор сжимает мягкий плюш в ладонях и задумчиво вглядывается в черные глаза-пуговки. — А это чей из них? — Не знаю. В машине нашли. — Ну ладно. Шум города постепенно уходит на задний план, и инспектор устало трет глаза. Ночное небо закрыто тучами, и лишь коридоры света от самолетных прожекторов то тут, то там просачиваются сквозь облака. Сегодня смерть унесла жизнь одного из подростков, а ведь они еще совсем дети: одному из них принадлежала эта игрушка, и инспектор хмурится, думая об этом. У него самого есть дочь, и точно такой же Пух украшает ее комнату. Будет правильно, если он сможет вернуть игрушку владельцу. Или другу владельца. Инспектор не задумывается над этим, когда шагает к служебной машине. Он садится за руль и кидает игрушку на заднее сидение. Пух лежит там лицом вниз, пока инспектор разъедает его глазами в зеркало заднего вида. Что-то чешется у него внутри, и он со скрипом тянется назад, подхватывает медведя и усаживает на сидение рядом с собой. Потом скребет щетину на подбородке, снова тянется и защелкивает ремень безопасности вокруг игрушки. — Надеюсь, твой друг обрадуется, что ты жив, — говорит инспектор и трогается. Через миг красные фары исчезают за поворотом.