___________________________________
Вспышки. Таковы теперь ее воспоминания — проблески образов и звуков, ускользающих от нее, когда она только-только начинает улавливать их смысл. Она бежит, убегает… Ее существование на данный момент лишено всякого смысла. Крики, пронзительные вспышки света… И имя: «Хейзел!» Так ее зовут? Она не уверена… в голове столько воспоминаний… ФредГермионаРонТонксКолинДинРимусЛавандаСириусЛилиДжеймс… Нет. Ни одно из этих имен не похоже на ее собственное. Они принадлежат другим… дорогим ей людям… Безжизненные тела лежат в центре зала… Что-то влажное мажет по ее щекам; от разрастающийся в груди пустоте становится еще холоднее. — Я накажу всех до единого — мужчин, женщин и детей, — кто помогал тебе скрываться от меня… Это был ее дом. Холодный воздух… красные глаза… Зеленый свет… Изумрудные глаза резко распахиваются, и за считанные секунды она поднимается, бросаясь на волшебный барьер, который она смогла почувствовать своей магией… Тяжело дыша, девушка оступается, в то время как ее магия искажается и практически воет от отчаяния. Группа незнакомых ей людей, одетых в темные мантии, стоят по другую сторону светящегося барьера и глядят на нее, словно она какой-то невероятный опытный экземпляр. Она КРИЧИТ.***
Реальности пролетают одновременно. Люди, которые держат ее здесь — кем бы они ни были — проводят многочисленные тесты, некоторые из которых намного болезненнее остальных, и постоянно спрашивают одни и те же вопросы снова и снова… — Как тебя зовут? — Вспомнила что-нибудь еще? — Как ты себя чувствуешь после этого? Она всегда отвечает что-то похожее на: — А почему бы вам самим, черт возьми, не сказать мне? Ответы черным по белому были записаны на их дурацких деревянных планшетах. И так каждый. Чертов. Раз. Они никогда не упоминали, что она здесь делает, но девушка часто слышала их разговоры о «Времени» и «Измерениях», поэтому ей не составило труда понять основную суть причины. Она не должна была существовать. И этот факт взывает к ней нездоровый интерес. Она была бы не против, если бы этот интерес не означал полный отказ от основных прав человека. Темный чулан, тонкий потертый матрас, провисающий под ее худым и крошечным телом… — ЧУДОВИЩЕ! Нет, она знала, что была человеком. Вспышки воспоминаний подсказали ей об этом. Человеком, способным создать в воздухе электрическую энергию, обрушившуюся на ее пленителей во время особенно безжалостных экспериментов. — Ты волшебница, Хейзел. На кончиках ее пальцев танцует золотой шар, состоящий из яркого света.***
Любопытство этих людей подобно детскому, они тыкают в каждый миллиметр ее кожи, издеваясь и наблюдая за ее действиями с веселым азартом. Однако всегда наступает такой день, когда каждый ребенок начинает понимать, что, как бы сильно не хотелось чего-то узнать, на свете существуют такие вещи, которые следует оставить в покое. Сейчас она имеет в виду свой шрам на лбу в виде молнии, который, как выяснили эти люди, был получен в результате какой-то особенно могущественной темной магии. Зеленое свечение. Пронзительный леденящий душу смех. Крики. Комната, где ее держали, разрушена, их тела лежат неподвижно, но грудные клетки еще едва заметно поднимаются и опускаются. Она сдерживает слезы… Изумрудные глаза закрываются, словно взывая к кому-нибудь, желая оказаться подальше отсюда.***
В сером большом городе никто не обращает на нее внимания. Для прохожих она всего лишь юная девица, оказавшаяся на улицах из-за причиненных неприятностей. — Я не ищу неприятностей. Это они меня ищут. «20 января 1926 год» — напечатано на выброшенной в мусорку газете. Девушку посещает чувство какой-то неправильности, однако она не придает этому особое значение и засовывает помятую бумагу под рукав, чтобы прочесть ее позже. Она привыкла к одиночеству и отчуждению.***
— Хочешь, я тебе кое-что покажу? На молодом и симпатичном лице мужчины линиями выгравированы неуверенность и беспокойство. В добрых глазах голубого цвета отражается небо, которое она помнит из своих снов, трепещущих на границе сознания подобно пушистому созданию (нюхлеру) в ее руках. Девушка молча соглашается, не сильно раздумывая по этому поводу, но все же с осторожностью следует за незнакомцем в ближайшую уединенную беседку. Мужчина накладывает защитные заклинания, а затем кладет чемодан на землю. Он застенчиво ей улыбается, отодвигая медные защелки и откидывая крышку чемодана, а потом протягивает ей руку. — Осторожнее, там немного крутой спуск. Девушка нервно сглатывает и медленно плетется в его сторону, сгорая от любопытства, но вскоре останавливается. Воспоминания о темных комнатах, холодных глазах и ее окровавленных кулаках заставляют девушку сомневаться в правильности своего выбора. Молодой мужчина замечает ее нерешительность, и черты его лица смягчаются. — Ничего страшного. Тебе нечего бояться. — Факультет храбрости и благородства… Она стискивает зубы, прижимает нюхлера к себе и подходит ближе, сокращая дистанцию. — Я не боюсь. Его руки оказываются удивительно теплыми.***
Все увиденные существа кажутся такими восхитительными, и в глубине души она знает кого-то, кто также любит этих прекрасных животных. Темные добрые глаза и длинные лохмы черных волос с густой бородой, которые почти полностью закрывают лицо… — Тебе есть куда пойти? — спрашивает волшебник, когда она протягивает руку, чтобы осмотреть камуфлори. Пустые глаза со всевозможными разноцветными оттенками… Голубыекариеореховые… Рыжие волосы, по которым она часто любила проводить рукой… Улыбка, которая так часто заставляла ее трепетать… Сердце болезненно содрогается, и она не может вздохнуть… В ее глазах застыли слезы: — Нет. Больше некуда. Девушка не поднимает взгляда, продолжая наблюдать за тем, как камуфлори играется с ее пальцами. Слышится звук шагов, и волшебник останавливается возле нее. — Знаешь… — начинает он тихим голосом. — Мне всегда может пригодиться помощник. Изумрудные глаза поспешно встречаются с голубовато-зелеными. Девушка с изумлением смотрит на мужчину, пораженная всеми всплывающими из глубин на поверхность эмоциями. Состраданием. Она не совсем помнит, как правильно улыбаться, но, кажется, что-то похожее на улыбку формируется в уголках ее губ. — Я буду только рада.***
Его зовут Ньютон Саламандер («Можно просто Ньют»), и это имя ей что-то напоминает… Смех… Пятна чернил на странице… Штрихи пера, когда она пишет какие-то заметки над четко-напечатанными словами… Она не может вспомнить, этот факт расстраивает ее, и девушка вымещает злость на находящиеся рядом предметы, разбивая их на куски возле остановившегося как вкопанного рыжего волшебника. Несмотря на логику и магию, шепчущую о том, что в этом мужчине нет ничего, кроме доброты, девушка все равно ощутимо вздрагивает, когда он подходит ближе и задевает ее руку. Она молча чертыхается, когда видит, как нахмурились его брови. Голубые глаза мрачно темнеют, отражая понимание, волшебник приседает рядом и медленно кладет свою руку поверх ее. Девушке нравятся его руки — огрубевшая кожа усыпана мелкими шрамами, служившими ярким доказательством работы руками. Еще ей нравится его голос. Слова, подобно меду, осторожно скатываются с языка, когда волшебник мягко и… так нежно спрашивает ее имя. По сравнению с ним ее голос звучит как кваканье умирающей жабы. — Хейзел, — повторяет волшебник имя девушки с заботой и почтением, на его губах формируется поразительной красоты улыбка, и он продолжает говорить. — Прекрасное имя. «Это ты прекрасен». Слова танцуют на кончике языка, когда волшебник не настаивает на ее фамилии, но девушка упрямо проглатывает их, кусая губу, даже после того, как он нежно проводит большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.***
Ньют рассказывает о тех вещах, которым он в будущем научит Хейзел. Ее пальцы дотрагиваются до чего-то мягкого среди кучи одежды, предоставленной волшебником для ее личного пользования. Девушка вытаскивает вещь поближе, и ее дыхание замирает при виде до боли знакомой нашивки с черным барсуком на желтом хлопковом фоне. Серые глаза… Теплота… доброта. — Возьми с собой мое тело, отдай его моему отцу. Когда Ньют вновь поднимает на нее свой взгляд, его голос затихает: на Хейзел надет его свитер, едва закрывающий бедра, старая одежда брошена на пол у ее ног. — Я и забыл про него, — произносит мужчина с задумчивой улыбкой, глядя на эмблему с барсуком. — Это еще со школы — Хогвартса. У нас там были разные факультеты и моим был… — Пуффендуй, — выдыхает она, не понимая, откуда взялось это слово в ее голове, но зная, что оно было правильным. Она чувствует прожигающий взгляд Ньюта, когда он продолжает разговор. — Верно. Факультет трудолюбия и верности… Ньют замолкает, когда она сжимает кулаки, хватая пальцами ткань рукавов, в ее глазах стоят обжигающие слезы, которые никак не проходят… Гнев Боль Горе Вина Одинокий вопрос разрезает тишину в помещении: — Ты учишься в Хогвартсе? Огонь… ее дом горел. Замешательство. В последний момент Хейзел сдерживается, прекрасно зная, что он не поймет ее ответ… она не… «Наверное». После того, как у девушки появилась своя одежда, она подходит к Ньюту, чтобы вернуть свитер, но в ответ волшебник возвращает теплую вещь в ее руки. — Оставь себе, — нежно отзывается Ньют, его губы формируются в легкую улыбку, когда он смотрит на нее. — Тебе он очень идет.***
— Прошу тебя, Хейзел. Ее тело застывает, а глаза широко раскрываются от удивления, встречаясь с просящим взглядом Ньюта. «Неужели он сейчас?..» — А? — Тебе нужно поесть, — терпеливо отвечает Ньют, передвигая свой стул поближе, чтобы дотянуться до забытой вилки и насадить на столовый прибор кусочек красного перца. Он держит руку перед собой и умоляюще смотрит нее сквозь золотые пряди челки. — Пожалуйста. Ей требуется несколько секунд, чтобы понять причину его беспокойства, тем самым позволяя Ньюту поднести руку с вилкой ближе и положить пищу в рот. На мгновение Хейзел задумывается о том, что с ней случилось. Хейзел — девушка, которая выдержала ужаснейшие тесты и эксперименты, отвечала на вопросы с едкой иронией, — дошла до того, что добровольно позволила кормить ее, как маленького ребенка. А все потому что молодой волшебник с ярко горящими добрыми глазами сказал: «Пожалуйста». Когда в тарелке больше не остается еды, Ньют одаривает ее ослепляющей улыбкой.***
Длинные рыжие волосы и красные заплаканные глаза. — Хейзел, ты мое солнышко… Крики… б о л ь в ы ж и г а е т е й л о б… Что-то теплое смахивает пряди ее волос и нежно скользит по коже, где находится источник ее боли… чтобы облегчить ее страдания… Ее магия с наслаждением ластится, а Хейзел ревностно прислоняется ближе к теплу, сворачиваясь калачиком, вдыхая запахи высушенной солнцем земли и дождя. Нечто мягкое касается ее шрама… оставляя после прикосновения приятное покалывающее ощущение, распространяющееся по всем клеточкам тела… Перед тем, как она вновь засыпает, сладкий, словно мед, голос тихо произносит: — Все хорошо. Ты в безопасности, Хейзел…***
Хейзел нравится гулять босиком рядом с его существами: после невыносимо длительного заключения в каменной тюрьме прикосновение травы к стопам ощущается как частичка свободы… Светло–серебристые волосы и мечтательные голубые глаза, в которых читается понимание… Ньют не спрашивает об этих странных привычках, и даже иногда присоединяется, подворачивая и так слишком короткие для него штаны. В те дни он учит ее, как справляться с животными, рассказывая истории о том, где и как он их нашел. Эти рассказы не перестают удивлять ее… Взгляд изумрудных глаз смягчается при виде того, как Ньют с нежностью проводит рукой по шерсти нунду. В ее мыслях проносится тихое: «Он не перестает меня удивлять».***
Где-то на первых двух неделях поездки в Африку ее лицо болезненно зеленеет под стать цвету собственных глаз. Несмотря на слабые протесты Хейзел, Ньют остается рядом во время этого ужасного испытания, придерживая ее волосы всякий раз, когда ее тошнит, накладывая горячую влажную ткань на лоб и рассказывая многочисленные истории, чтобы скоротать время. С одной стороны девушка чувствует вину из-за случившегося, она сгорает от стыда, потому что сейчас в реальности и там, в образах и огрызках воспоминаний, у Хейзел не было никого, кто с таким же рвением смог бы о ней позаботиться. Да и у нее самой никогда не было возможности так помочь кому-нибудь. С другой (более важной) стороны Хейзел радостно наслаждается лишней привязанностью, а все потому что… Никто так раньше не заботился о ней.***
Из ее легких будто бы выкачали весь воздух, при виде трупа малышки (Аминаты), которую Ньют так отчаянно пытался спасти. Он рыдал, содрогаясь от слез, которые свободно стекали по щекам к подбородку. А все потому, что Ньют, в отличие от Хейзел, никогда не боялся показаться ранимым и беззащитным. — М-мне так жаль… — задыхается мужчина с неровным, сломанным и таким неправильным голосом. — Мне так, так жаль… Ее ноги и руки движутся сами по себе, когда она приближается и обнимает волшебника. Хейзел осознает, что привыкла утешать, в голове мелькают нечеткие обрывки воспоминаний, и она чувствует, как чужие слезы впитываются в ткань ее рубашки; тонкие женские пальцы мягко играются с золотисто-рыжими волосами, а его теплые руки обхватывают ее, прижимая крепче к себе. В такие моменты Хейзел никогда не произносит: «Ты не виноват» или «Ты сделал все возможное» — потому что эти фразы всегда звучат как самая большая ложь независимо от того, насколько они правдивы. Вместо этих слов она молча ждет, когда он понемногу успокоится, а затем едва слышно шепчет: — Ей бы понравилась большая поляна, усыпанная одними цветами. Ньют делает несколько глубоких вдохов, и, понимая без слов, резко наклоняет голову и опускает одну руку, чтобы обхватить дрожащими пальцами холодное запястье Аминаты. Через мгновение маленькая комната расплывается и исчезает из виду. Когда они переносятся к себе, Хейзел с неохотой выпускает из объятий красноглазого Ньюта и ненадолго заходит в чемодан, возвращаясь с двумя лопатами, чтобы протянуть одну волшебнику. — Мы похороним ее как следует. Без волшебства. Здесь лежит Добби, свободный эльф.***
После кормежки животных делать особо нечего, поэтому девушка читает все предложенные Ньютом книги о заклинаниях, зельях и истории вместе с подробными заметками о самых различных магических существах. Вся информация вызывает восторг, и девушка с жадностью впитывает ее в себя, пытаясь запомнить разные важные детали, несмотря на вспышки воспоминаний, настырно всплывающие в голове и отвлекающие ее. — Если бы ты постаралась… Пышные кудрявые волосы и яркие карие глаза… Ньют приходит в дикий восторг, когда Хейзел спрашивает о том, может ли он научить ее варить зелья. Улыбаясь во весь рот, Ньют помогает и руководит ее действиями для создания противоядия от морской болезни. Совсем не похоже на тот ненавистный взгляд, направленный в ее сторону; в отсыревших подземельях она видела длинные темные сальные, немытые волосы… — Ты учишь гораздо лучше, чем летучая мышь, — не осознавая, проговаривается девушка, пока не слышит искренний смех. — Летучая мышь? — он смеется, хватая ртом воздух, но Хейзел почти не слышит… сосредотачиваясь на там, как красиво переливаются на свету его вьющиеся волосы, выделяя оранжевый вместе с золотым, а небесно-морские глаза наполнены счастьем и жизнью… Она приходит в себя, услышав, как кипит зелье, и торопится бросить в тошнотворно–зеленую жижу несколько листиков мяты. Зелье перестает бурлить, возвращая себе светло-голубой оттенок. К ее щекам приливает краска, она краснеет, но только из-за клубящегося пара и жары в помещении.***
— Что это? — спрашивает Ньют, когда она протягивает правую руку, чтобы дотянуться до чашки чая, теплые пальцы мягко обхватывают запястье прежде, чем она успевает убрать ладонь. Хейзел нервно сглатывает, когда волшебник читает надпись, выгравированную на тыльной стороне кисти. Его лицо мрачнеет, и он невесомо проводит большим пальцем по шрамированным буквам. — Кто это сделал? — слова произнесены шепотом, но в них хорошо улавливается гнев, который девушка никогда раньше не слышала у Ньюта, во взгляде небесно-морских глаз читается так много беспокойства… Кругом все розовое, ей слышится жеманный голос: — Итак, я хочу, чтобы вы написали: «Я не должна лгать». Ее тихий вопрос: — Сколько раз писать? Приторно ласковая улыбка: — Столько, сколько понадобиться, чтобы смысл впечатался. Вытаскивая руку из хватки, она молча подносит чашку к губам и притворяется, что не замечает расстроенного лица дорогого ей человека.***
— Убей второго! Зеленая вспышка… пустые серые глаза. Когда Хейзел приходит в себя, она ощущает, как волосы на правой щеке неприятно слиплись, а группа из двенадцати человек с разной степенью повреждений лежат возле на земле. Ее сердце бьется под воздействием уже почти что забытого гнева, она дышит часто и прерывисто, остывая после азарта от поединка… Она быстро вспоминает. Разбитая скорлупа окками хрустит под ногами… Хрупкие синие тела… Слезы… Ньют плачет… Гнев. Браконьеры. Расплата… Девушка слышит шум и суматошно оборачивается, готовая к новому сражению… но замирает на месте, встречаясь со взглядом родных голубовато-зеленых глаз. В эту же секунду агрессия выветривается из крови, но ее тело остается напряженным в тревожном ожидании, когда в этих прекрасных глазах появятся страх и ужас… Со всех сторон на нее смотрят с осуждающим взглядом… а она так счастлива, что смогла остановить змею… — Что ты фокусничаешь? Ньют молча и, не опуская взгляда, медленно приближается, словно она одна из его буйных существ, останавливаясь так близко, что Хейзел может сосчитать все веснушки на его лице. Девушка так ошеломлена, что не чувствует собирающихся в уголках глаз слез, а ее правая рука, в которой она держала палочку, трясется, готовясь к осуждению… Большой палец с загрубевшей кожей медленно касается ее щеки, и мужчина отвечает вполголоса: — Нам нужно обработать твою рану. Его руки такие невероятно теплые, когда он сжимает ее ладонь.***
День рождения Ньюта десятого апреля. И это совершенно логично — ну конечно же кто-то столь яркий и живой родится в начале весны… Это так понятно и ясно, что Хейзел хочется навести на себя порчу из-за того, что она не думала или даже не хотела узнать такую волшебную дату. Она никогда не готовила праздничных вечеринок. Хейзел прогоняет новую вспышку воспоминаний, когда кормит почтовых сов, поделившихся с ней этой информацией. Зеленые глаза полны решимости. «Все когда-то бывает впервые». Когда Ньют просыпается и заходит на кухню, сонно потирая глаза в поисках завтрака, то замечает свою любимую приготовленную еду и три открытки на празднично украшенном столе. Пока Ньют стоит на месте, вытаращив глаза, Хейзел, испачканная мукой и другими продуктами, нервно переступает с ноги на ногу и робко улыбается. — С днем рождения. При виде этой заразительной улыбки Хейзел не могла не улыбнуться в ответ.***
Случайность. Хейзел случайно зашла в сарай в то время, когда там переодевался Ньют. Девушка совсем не хотела остановиться на месте, чтобы рассмотреть многочисленные шрамы, покрывающие всю загорелую веснушчатую кожу… Всего лишь случайность, но когда Хейзел рвано выдыхает, встречаясь взглядом с волшебником, девушка совсем не жалеет о своем поступке. Ей грустно оттого, как его руки поспешно тянутся за чистой рубашкой, а взгляд неуверенно прячется за челкой. Не раздумывая, она подходит почти вплотную к мужчине… ее руки крепко обхватывают чужое запястье, останавливая его. Тело волшебника напрягается, но в его глазах зарождается любопытство, когда девушка подносит ладонь к оголенной груди… чтобы медленно и аккуратно провести подушечками пальцев по неровностям кожи. Его пульс подскакивает, но Ньют не двигается, наблюдая за тем, как Хейзел аккуратно прочерчивает каждый шрам, покрывающий его кожу… — Да, я грязнокровка и горжусь этим! — Шрамы уродливы только тогда, когда ты получаешь их, сражаясь за дурные намерения, — откровенно шепчет она, поднимая взгляд на мужчину. Ньют облизывает засохшие губы, пристально вглядываясь в ее глаза: — Ты поэтому никогда не прячешь свои? — Она погибла не напрасно… — Мне нравится так думать. Слова «Я не должна лгать» парят рядом, словно качаясь от его ровного сердцебиения.***
Когда Ньют рассказывает ей о законах американского волшебного сообщества по пути в Нью-Йорк, стол в каюте начинает трястись. — Хейзел… — произносит он тихим голосом, протягивая руку, чтобы взять ее сжатую в кулак ладонь. Отвратительная статуя… мужчины и женщины развернуты и прижаты так, чтобы держать трон… «МАГИЯ — СИЛА!» Этот ужасный голос… — Не могли бы вы сообщить суду, у какого волшебника или волшебницы вы отняли эту палочку? Женщина, прикованная к креслу… плачет. — Я не… я не отнимала. Я ку-купила ее в Косом Переулке, в Лавке Олливандера, когда мне было одиннадцать лет. Она… она… она выбрала меня… — А что насчет маглорожденных? — выдыхает девушка, а затем дополняет, увидев его замешательство. — Если… если волшебникам запрещено контактировать с маглами, то… что случается с маглорожденными? Глаза слегка расширяются после заданного вопроса, Ньют закусывает нижнюю губу и опускает взгляд на их переплетенные руки. — Я не знаю, — тихо признается волшебник, нежно проводя большим пальцем по беспокоящим его выгравированным словам… о которых она так ничего и не сказала. — Моя мама была такой. Он тут же удивленно поднимает голову, встречаясь с ее взглядом. — Что? — Моя мама… она была маглорожденной, — девушка слегка улыбается, и он возвращает этот жест. Она пытается вспомнить что-то еще из обрывистых образов, чтобы сохранить это в памяти. — Я похожа на нее. Особенно глазами. — Должно быть, твоя мама… она была прекрасной женщиной. Хейзел не совсем понимает, почему Ньют запинается, а его уши краснеют… все, что она видит перед собой — это зеленый свет и… — Только не Хейзел, пожалуйста, не надо! Девушка нервно сглатывает. — Да, была.***
— Ведьмы живут среди нас! Хейзел ненавидит эту женщину. Ненавидит, несмотря на то, что совсем не знает ее… Все потому что она знакома с таким типом людей. — Мерзкие полукровки! — Предатель крови! — Вонючая грязнокровка! Хейзел легонько улыбается на придуманный в спешке Ньюта ответ о том, являлся ли он ловцом или же искателем, но ее лицо тут же мрачнеет при виде паренька, раздающего листовки… Согнутые плечи, его руки дрожат и неважно выглядят. Слова на тыльной стороне ладони начинают зудеть. Женщина запинается, встречаясь с гневным обвинительным взглядом изумрудных глаз. «Монстры живут среди нас».***
Что-то неправильное. С мужчиной… с мракоборцем, называющим себя «Грейвс», было что-то не так. Это не проявлялось в манере разговора или в его действиях… но при виде этого мужчины внутри нее появляется это странное и ужасное чувство, отчего желудок неприятно скручивает, и становится тяжело дышать… Высокие фигуры, одетые в черные балахоны, скрывающие лица за уродливыми масками в виде черепа, поджигают палатки… Не давая отчета своим действиям, девушка находит руку Ньюта и крепко сжимает ее, когда мракоборец открывает чемодан. — Все хорошо? — с беспокойством шепчет Ньют, сжимая ладонь в ответ. Хейзел качает головой, удивляя их обоих. — С этим мужчиной что-то не так, — отвечает девушка, едва шевеля губами и не сводя взгляда с мракоборца. Ньют недовольно хмурится: — Почему? Шрам странной формы на ее лбу начинает неприятно зудеть, но она сопротивляется желанию провести по нему рукой. — Просто… держи ухо востро.***
— Ты Легилимент. Глаза светловолосой женщины светятся добротой, но Хейзел все равно невольно напрягается. Она знала это слово… помнила, что оно означает… — Сосредоточьтесь, ну же, соберитесь!!! Кто-то грубо и небрежно перебирает все ее воспоминания, разрывая ее изнутри… Черная дверь… — Ох… милая, — Хейзел вновь возвращается в реальность и видит в глазах женщины беспокойство и гнев. — Он не был вправе учить тебя Окклюменции. — Что? — спрашивает Ньют, резко поворачивая голову в ее сторону. Хейзел на секунду волнуется о том, чтобы волшебник не повредил себе шею. Хейзел не успевает открывать рот, и за нее отвечает светловолосая женщина. — Когда ей было пятнадцать, ей продолжала сниться какая-то дверь… и по каким-то причинам, это привело к нескольким ужасным урокам Окклюменции, — она хмурится, во вдумчивой манере наклоняя голову. — Мне очень трудно понять… все так… беспорядочно… а ее британский акцент нисколечко не помогает. Хейзел страшно обрадовалась, что плохое самочувствие Якоба привлекает внимание остальных… и, тем не менее, она старается избегать взглядов Ньюта и светловолосой девушки (Куинни) во время невероятно вкусного ужина.***
— Лита Лестрейндж? Мир вокруг замирает… воздух покидает ее легкие, когда она вслушивается в это имя… Женщина в рамке на столе у Ньюта всегда выглядела знакомо. Она всегда казалась какой-то неправильной… ее улыбка излишне яркая, а черты лица — слишком мягкие и искренние… но в глубине сознания Хейзел продолжают роиться мысли. Живот начинает мутить, а кровь постепенно закипать от гнева, когда она повторяет про себя это имя… Тело мужчины тонет в рваном занавесе, исчезая в глубине древней арки… Черные волосы… в глазах застыл торжественный клич… Сумасшедший смех… — Я убила…! Она спотыкается и чуть ли не падает назад. Неуклюже поворачиваясь, она с силой передвигает несгибаемые ноги, чтобы поскорее, пока никто не заметил, уйти от двух разговаривающих людей… Гнев, который она никогда прежде не испытывала, захлестывает, разжигая кровь, пока она бежит, как бешеная, через огромные коридоры… — Наверное, ты любила его, малютка Хейзел? «Да». Хейзел слышит нечеловеческий стон, и, ощутив стекающие по щекам горячие слезы, осознает, что это был ее голос. Парень с кровавым носом дергается и визжит от боли. — …Под арестом за пытки Фрэнка и Алисы… — Круцио! — Надо быть увереннее!!!… Крик… топот. Она ускоряется. Крики… Темная клетка. Кривые буквы на бледной коже… Грязнокровка. Девушка больно ударяется коленями, оседая на землю, ногти царапают грубую почву… Лес… — Мой Лорд… Когда она пытается подняться, голова начинает пульсировать, а в глазах темнеет. Она не успевает сделать шаг, кто-то хватает ее за плечи и тянет назад… В темных холодных глазах зарождается нездоровое возбуждение, когда она стоит рядом… приготовившись… — ХЕЙЗЕЛ? НЕТ! ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?! Широко-раскрытые от ужаса и шока глаза Куинни наполняются слезами, но ее хватка не ослабевает… — Хейзел… Как много вспышек воспоминаний и чувств. Краем глаза Хейзел видит знакомую приближающуюся фигуру в синем пальто. Новая эмоция вспыхивает внутри нее, и в состоянии паники и исступления девушка крепко хватает плечо Куинни, ногтями впиваясь в ткань одежды, и произносит: — Не говори Ньюту.***
Девушка смотрит на дрожащего парня, из которого клубится черный дым, в ее взгляде нет страха или гнева, а только настоящее страшное понимание… — Связь между ней и… Ненависть… страх… злость… Она подходит ближе, пытаясь игнорировать звуки битвы Ньюта позади себя… «С ним ничего не случится. Он будет в порядке… пусть будет так…» Она перестает повторять эти слова, когда мальчишка напрягается, увидев ее. Из его тела просачивается больше дыма… Мертвая липкая рука… Отвратительный зияющий рот… Руки холоднее самой смерти обхватывают ее горло, хотя она и так уже задыхалась от отчаянья… Она останавливается. Его карие глаза покраснели от слез. — О-отойди…! Иначе я… Маленькая девочка прячется в чулане, прижимая к себе вывихнутое запястье, и с грустью шепчет: — С Днем Рождения… Его губы дрожат, выкрикивая ужасное до боли слово: — Я чудовище! Спрятанная в хижине на скале малышка рисует на песке праздничный торт, несмотря на то, что ее тетя и дядя так настырно пытаются… Хейзел чувствует гнев: — Нет. Это не так, Криденс. Но одних слов недостаточно. Без каких-либо доказательств правда будет звучать как настоящая ложь, если человеку лгали с самого момента его рождения… — Патронус — это позитивная сила… воплощение надежды, счастья, стремления выжить. Изумрудные глаза с волнением закрываются. Ньют смотрит на нее с широкой улыбкой и яркими глазами, когда она лежит на его коленях, с упоением наблюдая за тем, как в родных глазах блестит солнечный свет… — ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!!! Серебряные олень и лань спешат к черноволосому парню, чтобы легонько коснуться его… — Те, кто любят нас, всегда с нами. Мальчишка шарахается от них, но только сначала… через несколько секунд его страх начинает понемногу испаряться. Письма, письма, так много писем… девочка в широких и больших по размеру одеждах прыгает от счастья, потому что они доказывают, что на свете есть кто-то, кто знает ее… Бледная рука дотрагивается до существ, и Криденс резко выдыхает: — Что это? Я… чувствую себя… счастливым. Выручай-комната светится от огромного количества серебряных существ и смеха друзей, и в это мгновение она представляет, что за пределами этого места нет войны… что они снова могут быть обычными детьми… Небесно-морские глаза с удивлением смотрят, как феникс подлетает ближе, чтобы усесться на его руке… — Именно такой и должна быть магия.***
Она бежит, убегает… Она постоянно бежит навстречу крикам… Сражениям. Смерти. Рыжие волосы, чудесный смех: — Да ты, никак, шутишь! Взрыв… а затем тишина. На его губах осталась улыбка, но смеха больше не было слышно… Извивающееся тело в синем пальто… Мужчина на перроне неустанно сыпет в волшебника молниями… Грязно-белые маски… На небе вырисовывается изображение зеленого черепа… Перед глазами все краснеет от злости, она направляет палочку к ногам мужчины. — РЕДУКТО! Кругом разлетается щебень… мужчину кидает назад, а Хейзел как можно быстрее бежит к волшебнику в синем пальто… — ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ! Изумленные глаза, и невнятная речь… — Хейзел… что…? Девушка заставляет себя успокоиться, отвечая в перерывах между произношением залечивающих заклинаний. — Криденс в безопасности. — Криденс? Нет. Ты… тебе нужно выбираться отсюда! Осознание… отчаяние… рука берет ее за запястье… — Этой ночью ты позволила своим друзьям умирать вместо того, чтобы встретиться со мной лицом к лицу… В глазах девушки стынут слезы, а в голосе закипает злость: — Ни за что. Ньют садится, хмуря брови, а в глазах искренняя забота: — Хейзел… Гнев. Отчаяние. Любовь. — Я уже достаточно насмотрелась на то, как гибнут люди! Шок. Тишина… А затем взрывы.***
Заклинания. Красные. фиолетовые, белые… зеленые. Разломанная земля — развалины. Белые костяшки — теплая палочка. Заклинание… ее руки пусты. Впервые на лице Грейвса появляется злорадная ухмылка. — Какая же ты ведьма без палочки? «Я тебе сейчас покажу». Полет, она летит к самодовольному мужчине… ее ладони сжимаются в кулаки, а с губ срывается крик… Она ударяет по отвратительной улыбке. А затем еще раз. И еще раз. И еще. Еще. Мужчина пытается скинуть ее… трансгрессируя и пролетая вместе с ней по станции. Хейзел держится и царапается подобно дикому зверю… Под ее ногтями скопилась засохшая кровь… Мракоборец выкрикивает: — ДОВОЛЬНО! Взрыв отбрасывает девушку, и она падает на камни… Прерывистое дыхание… Вкус крови на губах… Сила толкает ее обратно в воздух, сжимая трахею. Крики. Паника. И она видит, как Ньют стучит по магическому барьеру, который она воздвигла внутри станции. Глаза волшебника смотрят на ее в ужасе, рыжие волосы торчат в разные стороны… Холодные пальцы хватают ее за подбородок, заставляя изумрудные глаза встретиться с холодным темным взглядом, в котором читается явный интерес. — Почему ты сражаешься со мной, девочка? Мы бы могли столького достичь вместе… —… Есть только сила, и есть те, кто слишком слаб, чтобы стремиться к ней… — ЛЖЕЦ! Несмотря на крепкую хватку, ее зеленые глаза умудряются встретиться с небесно-морскими, наполненными слезами и яростью… — Кроме силы, на свете существуют и другие вещи, за которые стоит бороться. Проносится громкий и жуткий смех. — Дай угадаю, дружба? Паренек со сломанным носом спускается к ней по каменным ступенькам. — Ода де одна! У дее еще есдь я! Якоб безуспешно пытается сдержать свой смех при виде того, как Ньют изображал танец для спаривания… — Всепрощение? Упитанный парень встает напротив и серьезно произносит: — Я не думаю, что ты зря занимаешь тут место. Тина выдавливает из себя извинения, от которых Хейзел и Ньют отмахиваются. — Ты не могла знать… — Любовь? Рыжие волосы и теплые карие глаза, в которых горели нотки озорства, смотрят вниз на нее: — Ох… это вызов? Длинные покрытые шрамами и царапинами пальцы бережно поглаживают клюв Фрэнка. Ньют смеется ярче солнца… Слышится еще более суровый и удивленный смех: — Скажи же мне, девочка, как же любовь сможет защитить тебя от смерти? Золотой снитч… произнесенная вполголоса решимость… Она держит в руке древний и гладкий камень… — Почему ты думаешь, что мне вообще нужна защита? Трижды повернув камень… Пять фигур немного старше ее… Мама, Папа, Сириус, Ремус… Фред.. Улыбнувшись и подмигнув, рыжеволосый парень держит в руке знакомую палочку. — Вы будете со мной? — До самого конца. Черные глаза ужасаются при виде приближающихся фигур… Зеленый свет. «Смерть — моя старая подруга».