Magic snow

Что может быть лучше, чем зима? Правильно, только лето и то не всегда. Хотя для уличного художника все-таки более благоприятным временем года является именно лето. Туристов, которые готовы сорок минут или чуть больше неподвижно сидеть и улыбаться ему, намного больше, нежели когда внезапно обрушившийся мороз щиплет щеки и нос. Летом нет мокрого снега, что все время норовит испоганить рисунок до такой степени, что его потом можно использовать только в туалете. Но, несмотря на все неприятности, многие художники вынуждены испытывать погоду на собственной шкуре, иначе жить будет просто не на что, особенно бедным студентам. Квартал художников Пусана — это самое необычное место во всем городе. Оно настолько оптимистичное и не похожее на все остальное, что невольно, но задумываешься, а точно ли ты в Корее? Не в Дании или в Хельсинки? Различные цветные здания, расписанные граффити или просто рисунками стены создают волшебное впечатление сказочной страны. Яркие вывески, небольшие книжные лавки и уютные кафешки. Неподалеку от основной улицы находится небольшой скверик, где обитают круглогодично множество художников. Старых и юных, что готовы за определённую цену за час нарисовать шедевр. Летом все цветет, тепло, и это место кажется самым веселым и живым во всем Пусане. А зимой — наполняется волшебными чарами. Хозяева магазинчиков украшают витрины новогодними огнями и фигурками, а за стёклами появляется мишура и снежинки. На площади устанавливается большая елка, а когда выпадает первый снег, то этот квартал не описать всеми возможными словами о его красоте и необычности. Но с зимой приходит и мороз. Поэтому художникам приходится нелегко, но это не означает, что они покидают это место. В запорошенном снегом сквере кипит жизнь. Множество парочек и семейных пар прогуливается в воскресный вечер под красивыми огнями, проходя мимо тепло одетых людей, вооружённых планшетами и карандашами. Кто-то из художников сидит в палатках, попивая горячий чай из термоса, а кто-то рисует на улице, грея замерзшие ладони в карманах куртки. Ярким примером такого уличного художника-недотепы, который в очередной зимний день забыл рукавицы дома, был Пак Чимин. Студент второго курса факультета изобразительного искусства Пусанского университета искусств. Высветленные волосы торчали из-под вязаной шапки, что была натянута чуть ли не до носа, а объёмный шарф несильно скрывал покрасневший от холода нос. Пуховик уже не так грел. Жгучий мороз пробирался чуть ли не до костей, проникая даже сквозь два тёплых свитера. Пальцы ног уже давно перестали существовать для парня и больно покалывали. — Если за эти пятнадцать минут ко мне никто не подойдет, то я смогу уйти домой. Х-холодно, — с этими словами молодой парнишка приземлился в своё раскладное кресло, провожая взглядом очередную семейную пару: маленький мальчик сидел на шее мужчины и размахивал сахарной тросточкой, весело смеясь. Губы Пака невольно растягиваются в улыбке, он поправил очки, что съехали с законного места на переносице. «Как же хорошо иметь любящего тебя человека», — думает светловолосый, а потом переводит взгляд на чистые листы. На телефоне давно уже села зарядка. Он не слышит надоедливых звонков от одногруппников с просьбами подкинуть им парочку портретов или беспричинных причитаний матери. Ведь он уже взрослый. Ему двадцать два, так что не обязательно звонить ему каждый час и спрашивать, не отморозил ли он себе что-то. Вообще в этой ситуации вопрос наиглупейший. Конечно отморозил. Но признаваться в этом никому парень не собирался. От нечего делать светловолосый хватает планшет и карандаш, согревает пальцы рук дыханием и делает лёгкий набросок детского лица, начиная прорисовывать пухлые щечки того самого малыша, что сидел и размахивал своей сахарной тросточкой. От вновь появившейся улыбки нижняя губа не выдерживает и трескается от сухости. — Ммм… — мычит недовольно Чимин и слизывает красную каплю. Что за засада такая… На листке появляется аккуратненький носик. Где-то вдалеке слышится громкий смех, от чего молодой художник моментально дергается. Этот смех он узнает из тысячи возможных. Звонкий, яркий, такой приятный… По главной аллее художников пихаясь шла небольшая компания из четырёх человек, так называемая элита всего университета искусств. Эти парни были не только красивыми, но и действительно не обделенными талантом. Ким Тэхён — студент третьего курса факультета вокального искусства, победитель многих международных конкурсов и фестивалей. Чон Хосок — студент четвёртого курса факультета хореографии, лидер современной танцевальной группы института, мечтающий открыть собственную студию танцев в Сеуле. Ким Намджун — студент четвёртого курса факультета продюсирования. Он из богатой семьи и уже выпустил порядка пятнадцати своих треков. И самый младший в их компании — Чон Чонгук, получивший прозвище «золотой студент», в компании — «золотой макне». Студент первого курса отделения вокала. Он прекрасно поет и танцует и в этом году с легкостью отобрал первое место у Тэхёна. Он удивительный человек и по совместительству безответная любовь Чимина уже не первый год. Они учились в одной средней школе, а после — и в старшей. Чон всегда отличался чрезмерной активностью, веселым настроением и умением собирать вокруг себя много людей. У Пака же был лишь один друг — Ким Сокджин, который сейчас учится на третьем курсе экономического факультета и знает о не очень стандартных пристрастиях Пака. Но, как показала практика, Чон Чонгук оказался натуралом до мозга костей, и последний год средней школы и в дальнейшем вся старшая школа стала для Пака сродни аду: постоянные насмешки, косые взгляды. Это было тяжело, но сколько бы Пак ни старался, разлюбить этого наглого «малолетку» никак не получалось. Щеки предательски краснели, а сердце пускалось в бешеный пляс. И только Чим подумал о нормально начавшейся взрослой жизни, как тут жизнь ему вновь ставит подножку, весело смеясь. «Мучайся дальше, дорогой.» Полгода, неизвестно какими усилиями, Чимину удавалось петлять от младшего в многообразных коридорах института и прятаться в самые несуразные места из всех возможных, но что будет сейчас — никому неизвестно. Вдоволь насмотревшись на объект вожделения, Пак спрятал нос в шарф и принялся активно чиркать портрет малыша, не обращая внимания на приближающуюся компанию. Руки вспотели и отказывались нормально держать карандаш, дрожали, словно у заядлого алкоголика, и онемели. Сердце рухнуло в пятки, когда карандаш все же выпал из ледяных рук и, скатившись с планшета, упал в снег. — Не трогай! — раздалось громко над ухом, и сердце вновь упало в пятки. Перед ним на корточках сидел не кто иной, как Чонгук, который неодобрительно качал головой, отряхивая карандаш от снега. — Ты и так словно сосулька. Пак не хочет поднимать глаз на младшего и лишь благодарно кивает, быстро забирая карандаш из красивых рук, облеченных в кожаные перчатки. — Э, нет, так дело не пойдёт. Вставай! Я Провожу тебя до дома. — Чимин от таких слов впал в ступор. Это что сейчас такое происходит? Или он просто спит? Нос выглядывает из шарфа, и глаза художника встречаются с глубокими глазами Чонгука, что смотрят на него с лёгким укором. — Я никуда с тобой не пойду. — слетает с языка парня, и он резко опускает взгляд на листок, вновь сжимая в ледяных пальцах карандаш. Чего-то Чонгук такой добрый, или он его не признал, что ли? Да, скорее всего, именно так. — Чимин-хён, не упрямься, иначе я применю силу. Так что выбирай. — он улыбается так ярко и добро, что Чимин невольно прячет лёгкую улыбку в шарфе, но твёрдо отвечает: — Отстань. Чего прилип? — хмурится Пак, а сам уже рвет на себе волосы. — Не думал, что именно такие слова ты приготовил для встречи со своей безответной любовью. Пак поперхнулся воздухом. А чего он хотел? Чонгук так по-прежнему и оставался дерзкой, сильнющей свиной тушкой с зубами кролика. Именно так — зайцесвин какой-то, а не парень. — Я ещё раз повторюсь, Чонгук. Иди куда шёл. — терпеливо выдавливает из себя Чим-Чим и сильнее сжимает нос в шарф. «Х-холодно» — Что ж ты такой упрямый? — тяжко вздохнул парень и, подойдя к трясущемуся парню, с легкостью взял его на руки. — Ты что творишь?! Ненормальный! Мои вещи! Поставь меня туда, откуда взял! — проговорил Чимин в ухо Чона, но тот и внимания не обратил, двигаясь в сторону небольшого кафе. Звон колокольчиков, морозный воздух и очень изящные речевые обороты художника встретили всех немногочисленных посетителей и работников уютного помещения. — Не кричи. — успокаивающее шепнул парень и усадил Чимина в кресло, начиная расстегивать пуховик и разматывать километровый шарф. — Что ты делаешь? — все ещё не унимался блондин. — Успокойся. Я просто хочу, чтобы ты согрелся. А то похож на ледяное изваяние. — фыркнул младший и наконец стянул куртку с парня. Забрав шарф и шапку, он удалился к вешалке и разделся сам. В кафе играла приятная рождественская мелодия. На сотрудниках были надеты красные колпачки, а на больших замерзших витринах были развешаны еловые гирлянды и красивые шарики ручной работы. Столы были накрыты красными скатертями, на столах стояли небольшие елочки, а около входа стоял красивый олень из огоньков. В воздухе витал запах горячего шоколада, апельсиновой цедры и яблочного штруделя с корицей, который так сильно любил Пак. Чон вновь вернулся за стол и с озорством в глазах взглянул на надутого парня напротив, что протирал запотевшие очки. Тут было гораздо теплее, чем на улице. — И зачем ты меня сюда притащил? — вновь повторился Чимин, дыша на свои ладони, чтобы быстрее согреть их. — Я же сказал: ещё бы чуть-чуть, и ты бы замёрз там насмерть, а тебе на тот свет ещё рано. — хмыкнул черноволосый, подзывая официанта и диктуя ему заказ. — Зачем я тебе сдался? Я думал, мы с тобой решили все ещё два года назад. — недовольно сложил руки на груди светловолосый, внимательно смотря за реакцией младшего. Но тот лишь улыбнулся как-то виновато и дернул плечами. — Ну раз не знаешь, то я, пожалуй, пойду. Там вещи мои остались, да и домой мне пора. Рад был повидаться и рад, что у тебя все хорошо… — Тебя ведь дома никто не ждёт. — грустно хмыкнул Чон, схватив парня за руку, тем самым останавливая его. — И что? Тебе какое дело? — безэмоционально процедил Чим, а в груди что-то надломилось. Ведь вправду… там только кот и четыре стены с холодной кроватью… — Останься. Я бы хотел поговорить с тобой. А насчёт твоих принадлежностей: их забрал Намджун. Они будут у него в целости и сохранности. Столь печальный голос вновь заставляет идти наперекор разуму. Недовольно хлюпнув носом, Чимин возвращается в кресло, пряча красные шелушащиеся пальчики в рукава свитера. Им приносят по кружке горячего шоколада, и ставят перед светловолосым вкусный яблочный штрудель. Чим непонимающе переводит взгляд с выпечки на младшего, а тот лишь смеётся в кулак, протягивая вилочку. — Тебе нужно поесть. Я знаю, что ты любишь его. — по-доброму улыбается Чон и подталкивает кружку ближе. — Пей пока горячий. С первым глотком вязкой сладкой жидкости у Чимина что-то расплывается в груди и неприятно покалывает отмерзшие ноги. Чон тоже медленно потягивает свой шоколад, внимательно осматривая художника. — У тебя усы. — усмехается черноволосый. — У тебя тоже. — недовольно тянет Пак и пытается облизнуть все, что было лишним, но это не удаётся. Чон хмыкает и уже хочет протянуть руку, чтобы убрать столь манящий шоколад на пухлых губах, как художник ловко вытирает рот салфеткой с изображённым на ней Сантой, что в воображении Гука орет ему: «Лооох». — Как учеба? — спрашивает Чонгук, чтобы разбавить эту неприятную неловкость. — Почему ты рисуешь портреты на таком холоде? — Просто практикуюсь. — пожал плечами светловолосый, с удовольствием пережевывая кусочек божественной выпечки. — Но это же не стоит обмороженных рук. Если тебе нужны деньги, то я видел в универе объявление про конкурс на вашем отделении. Выставка за границей… — Чонгук продолжал рассказывать, а Пак не слушал ибо уже прекрасно знал, что это за мероприятие и кто туда допущен, а кто — нет. — Так вот, если ты… — Нет. Это не для меня. — качнул головой Чим, скрывая печальный взгляд за челкой. — Да ты смеешься? Как не для тебя? Твои портреты похожи на фотографии. Так почему же… — недоумевая спросил Чон, недовольно смотря на мешающего шоколад Чимина. — Нет, не смеюсь. Уже выбрали человека, который поедет на это мероприятие. И это не я. — Чимин дернул плечами и перевёл взгляд в окно, за которым медленно начал падать снег. — Красивооо — протянул светловолосый, отодвигая кружку и пустое блюдце, позволяя себе положить голову на сложенные руки. — Ты вправду считаешь снег красивым? — спросил Чонгук, тоже оборачиваясь к окну. — А тебе не нравится снег? — Если тебе он нравится, то и мне он тоже нравится. — улыбнулся Чон, накрывая шершавые, согревшиеся пальцы. Он давно мечтал об этом. И вправду мечтал, но, чтобы до него дошло это, Чонгуку потребовался год, после того как Пак ушёл из школы, оборвав все связи. Сокджин не хотел рассказывать о светловолосом ничего, а учителя лишь сказали, что он успешно поступил на художественное отделение. И все. Больше ни крупицы информации. Нет, можно было уговорить Намджуна, чтобы он навел справки, но этот червяк под именем совесть сразу же начинал грызть душу, нашептывая: «Потерял? Теперь страдай.» Но вот он видит этого милого хена перед собой, с покрасневшим носом и взлохмаченными светлыми волосами, похожего на котика, ласкового и умиротворенного. — Я искал тебя, Чимин-хен. — рука зарылась в светлые волосы, расчесывая и перебирая мягкие порядки. — Да? — тихо прошептал Чим, не поворачивая головы на Чона. — Мне не хватало тебя. Я это понял, когда ты ушёл. Раньше, когда я мог тебя видеть в коридоре, в классах, на улице под деревом, где ты ел с Сокджином, не придавал значения тебе и твоим чувствам. А потом будто свет включили. Тебя не стало… Я все время неосознанно искал тебя глазами. Ты снился мне. Снилось, как ты смеешься, а не плачешь после моего жёсткого отказа. Я хотел бы попросить прощения… Чимин? — парень немного потряс его, но услышал лишь недовольное бормотание. Милый художник самозабвенно уснул, пригревшись около батареи и от ласковых движений в его волосах. Чон лишь мягко улыбнулся. — Ничего. В следующий раз я точно тебе расскажу. Все расскажу. И ты уже не спрячешься. — Чон вновь обернулся к окну. И вправду это снег. Красивый, волшебный снег, который, может быть, станет волшебным для этой парочки. А пока художник дремлет, убаюканный теплом и ласковыми прикосновениями губами к его лбу.