Всадник.

      Я была ещё маленькая, когда моя мать умерла. Тогда мы с отцом жили в небольшом городке Техаса. Небольшая ферма, скромный, но уютный дом.        К нам частенько приезжала тётушка Френсин Грибли, сестра матери. И каждый её приезд заканчивался скандалом. Она всё время корила отца в смерти матери, что, мол, «если бы ты не шастал тогда по барам, то она была бы жива; как такой как ты мог понравиться Лейле?» Она всё хотела забрать меня в большой город, потому что там «лучшие заведения», «прекрасные учителя и дети», «Люси будет лучше водиться со своими сверстниками, чем с этими грязными животными и отвратительными машинами».       Я любила тётушка, даже не смотря на её характер. Сейчас я её понимаю. Она сама родилась в правильной и религиозной семье. Всегда рассказывала мне небылицы про ангелов и демонов. С самого детства её приучили к тому, что девушка всегда должна ходить в шикарных платьях, огромных шляпах; всегда должна быть умной, сдержанной, а главное — послушной. С 5 лет она занималась моим воспитанием. Она научила меня всему: писать, читать, считать и тд. Она обожала тёплыми вечерами слушать Моцарта или Баха, а я обожала сидеть у неё на коленях и разглядывать потрёпанные папины фотографии с бейсбольных матчей, хоть она и ругала меня за это, ведь девушка не должна увлекаться такими вещами.       Тётушка Френсин женщина в возрасте, как считалось тогда. Но для 45 она выглядит довольно хорошо: тёмные волосы всегда были туго заплетены в гульку, которая украшалась всякими блестящими заколками из золота и серебра. Она всегда одевалась изысканно и со вкусом. Всегда мелькало сравнение: она — прекрасный лебедь, что застрял в воняющем серой болоте. Аристократические черты лица, осанка, пчелиная талия, крупные и изящные формы, острый взгляд и всегда раздражающие узкие губы, над которыми красовалась ужасная бородавка, она всё портила.       Да, Френси всегда была против отца, но и бывали моменты, когда она лишь на мгновение поднимет уголок губ, чтобы сдержано хмыкнуть на несуразную шутку отца. Мой отец хоть и выглядит грозным большим мужчиной с густой светлой бородой, но внутри он всё тот же ребёнок, ребёнок с телом брутального мужчины и умом поведавшего всё старика. Он был довольно сдержан на публике, но когда мы приходили домой, и я просила почитать мне его книги о прекрасном творении человека — машины, то уже морщинистые глаза наполнялись каким-то детским интересом. Знаете как дети рассказывают о чём-то новом? Вот он с таким же энтузиазмом и неподдельным интересом разглагольствовал на все темы и подтемы касающиеся машин. Мы могли просидеть с ним у нашего старого камина два, а то и три часа. Ох, как он любил машины, но в больше всего он любил меня. Он знал, как я любила карнавалы и ярмарки. Мы всё время ездили в соседние близ лежащие город, чтобы посетить столь яркое мероприятие.       Шло время. Мне, наконец, исполнилось 18. И тётушка решила забрать меня в большой город, чтобы я училась в приличном университете. Т.к. моим образованием занимались учителя, которых нанимала Френси, то я спокойно могла пройти по баллам в Оксфорд ил что-то подобное. — Нет! Я не уеду отсюда! — Люсьена! Не перечь мне и собирай чемоданы! — Нет! Я не хочу уезжать! Здесь мой дом! А как же отец? Он останется совсем один! Кто присмотрит за фермой как не я? — Я уже поговорила с твоим отцом на эту тему. Джуд!       В дверном проёме появился отец. Он как всегда в потрёпанных джинсах, заляпанной маслом и землёй рубашке и в его излюбленной ковбойской шляпе с красной лентой вокруг полей. Он присел рядом со мной, взяв руку. — Люси, послушай меня, — он взглянул на тётушку, та послушно ушла из комнаты, закрыв попутно дверь. — Послушай, я не буду заставлять тебя ехать туда, но и оставаться здесь тоже не советую, это твой выбор. Ты молода, красива, развита не погодам! Перед тобой открыты все двери, тебе лишь нужно сделать правильный выбор. Ты можешь остаться здесь со мной, приглядывать за ранчо. Но также ты можешь поехать в Большой город. Там всё новое: друзья, культура, общение. Там ты сможешь и дальше становиться тем, кем ты хочешь стать. Слушай только себя и никого больше. Ты — это твоя судьба.       Папа любяще улыбнулся и посмотрел на меня такими жалобными и уже скучающими глазами, что невольно слёзы сами начали колоть щёки. Он утёр влажные дорожки и потянулся в карман. С секунду пошорудив там, он достал небольшое ожерелье. Оно всегда лежало на маминой полке. Небольшой камушек красных оттенков был обвит серебряной лозой. Простое, но изящное, тётушке понравится. — Надень это. Мама бы хотела, чтобы оно было у тебя. Она всегда его носила не снимая, и ты тоже так делай. — Он снял с головы шляпу. — И возьми ещё вот это. Пусть напоминает о доме.       Я взяла её и перевернула. — Хах, ты так и не отпорол. — На задней стороне полей была вышита маленькая корона красными нитками. Я вспомнила, как сидела под одеялом и усердно вышивала это. Хоть потом пальцы и были все перемотаны и смазаны вонючей домашней тётушкиной мазью, зато улыбка отца красовалась на лице ещё долгих нескольких часов. Вспомнив прошлой, слёзы снова потекли из глаз. Я обняла папу и заревела. — Я буду скучать, пап! — И я тоже. — Я шмыгнула в ответ. — Приезжай на каникулах и как будет время. Звони в любые часы, для тебя я всегда свободен… Я люблю тебя, принцесса. — А я тебя.       Собрав чемодан, мы сели в машину и, помахав в последний раз, привычный засушливый Техас сменился на серый дождливый Нью-Йорк.