Взрослая девочка

Глории тысячу лет не снились эротические сны. Она — двадцатисемилетний профессор университета. Не подросток с бурлящими гормонами. Не тупая целка с недотрахом. Она так надеялась, что время прошло. Её руки на плечах. Её бёдра вплотную. И жар чужого тела, передающийся через одежду. Электрический ток от пальцев ног до кончиков ушей. На шее бьётся жилка. Она разевает рот, обнажая зубы. Касается мягкой кожи, погружает клыки, отрывает кусок мяса. Течёт густая кровь. И пахнет, пахнет сырым мясом. Она сплёвывает и вгрызается снова, рвёт сухожилия. Она дико, безудержно возбуждена. Ей кажется, что воздух звенит. Чужой смех звучит пульсирующим громом в ушах. *** Проснувшись, Глория уткнулась лицом в подушку. Эта чертовщина никогда не закончится. Она на всю жизнь останется той незадачливой девчушкой, которая вытянула из небытия могущественного демона. Сколько бы ни получила степеней, сколько бы учеников ни выпустила, сколько бы седых волос ни появилось в её причёске. Она заточена в домике на дереве, с детства обручена с самой тьмой. Но она уже согласилась поиграть, согласилась на свидание. Вот ведь чёрт за язык дёрнул. Только не просто поговорка, а реально чёрт и практически реально дёрнул. Собиралась как в тумане. Надела первое попавшееся. Накрасилась кое-как. Сестра бы за такое убила. Но прятать свою внешность от могущественного демона как-то глупо. Он прекрасно знает, что прячется под накладными ресницами и тоннами штукатурки. С ним вообще никакая ложь не пройдёт. Он сам — воплощённая ложь. Ресторан, естественно, оказался шикарен, хотя вряд ли Эйнли понимал концепцию денег. Глория в джинсах даже не чувствовала себя неудобно. Она, кажется, разучилась. То ли таблетки помогали, то ли свидания с демонами. Проблема была в другом. Глаза Эйнли для выхода в люди потушил, пропорции тела привел в норму, голос сделал чуть менее зычным, но не узнать в нём демона?.. Словом, его демоническая сущность была очевидна. — Подстилка дьявола, — прошипел официант. — Что, п-простите? — Желаете сначала заказать напитки? — Нет, простите. Подойдите, пожалуйста, попозже. Лицо горело. Ладони вспотели. Ей казалось, что все вокруг знали, с кем она на свидании. — Ну что ты, славная моя, никогда не была на свиданке? — снисходительно спросил Эйнли. — Заткнись. — А я вот не был. Если не считать свиданкой, оргии во Франции времён… как же имя это забавной девчонки? Хм-м, не могу вспомнить. — Мария-Антуанетта? — предположила Глория. — Нет, ошибочка. Кажется, её звали Жанна. И фамилия ещё какая-то рыбная… Любовница кого-то из ваших бесконечных Людовиков. Вас людей так много, так сложно запоминать имена. — Мадам де Помпадур. Эйнли просиял. — Она самая. Говорить им вроде как было не о чем. Их интересы — археология и захват мира — слишком разнились. — А ведь книга могла попасться не мне. Тогда ты бы продолжал находиться в заточении. Эйнли посмотрел на неё так, как смотрят на несмышлёных, но очень милых детей. — Не могла. — То есть это было вписано в мою судьбу? — Судьбы не существует, только вселенская предопределенность. — Разве это не то же самое? — спросила Глория. Эйнли под столом скрестил их ноги так, чтобы они касались друг друга. — Первое — результат деятельности какого-то бога. Второе — никем и ничем не контролируемое нечто. — Мне всегда было интересно — есть ли то, что ты не знаешь? — Конечно. — Например? — То, что мне не интересно, — скучающе ответил Эйнли, как будто даже говорить об этом он считал излишним. — А остальное? — Я вижу вселенскую предопределённость, если ты об этом. Это было как-то слишком. У Глории кружилась голова от того, что её собеседник (и, возможно, любовник) знал всё и обо всём. — То есть ты знаешь, что я скажу следующее. — Я узнаю, если захочу узнать, — поправил её Эйнли, — но веселее просто разговаривать с тобой и узнавать в процессе разговора. Глория накрылась меню. — У меня заболела голова. — Да, это непросто для людей. Ваши мозги очень слабые. Официант уже в сотый раз кружил вокруг их столика. — Давайте самое дорогое в двух экземплярах, — просто сказал Эйнли. — У тебя есть деньги? — решила перестраховаться Глория. — Нет. У меня есть необработанные бриллианты. Ну естественно! — Ты не можешь расплатиться в ресторане необработанными бриллиантами. — Почему? — он совершенно искренне удивился. — Не знаю. Просто потому что так нельзя. — Хм, ну тогда мы просто уйдём. — Я так и думала. — Тебя это расстраивает. — Нет, — ответила Глория. — Но ты мог бы заплатить на самом деле. Эйнли вздохнул. — Это их проблемы, что они не принимают необработанные бриллианты. Останутся без оплаты. — Возвращаясь к нашему разговору… — Глория набралась смелости. — Ты знаешь, будет ли у нас секс сегодня? — Знаю. Но тебе не скажу. Они что-то ели. Там вроде бы были устрицы и лобстеры и какое-то мясо. Но Глорию это волновало в меньшей степени. Она смотрела в глаза Эйнли, в которых зрачок то становился по-змеиному вертикальным, то по-кошачьи расплывался во всю склеру. — Если это какая-то уловка… Эйнли закатил свои демонические глаза. — О вселенский ужас, славная моя, нельзя быть таким невротиком. Ты же ходишь к доктору? — Хожу. Твоими стараниями. — Вот и ходи чаще… Я здесь исключительно в увеселительных целях. — Но почему именно я? — Благодарность? — предположил Эйнли. — Могу я быть благодарен человеку, снявшему с меня многовековое проклятье. — Там ещё моя сестра была, — напомнила Глория. — Стейси не в моём вкусе. — У тебя есть вкус? — Конечно, — с гордостью ответил Эйнли, отпивая вина. Губы у него уже стали фиолетовые. — Я, например, всегда вербовал только умных людей. — Но меня ты не завербуешь? — уточнила Глория. — Нет. Говорю же, я здесь исключительно в увеселительных целях. — Секс со мной принесёт тебе больше боли, чем удовольствия. — Тем интереснее. — Любишь боль? — хмыкнула Глория. — Люблю новые впечатления, — сказал Эйнли. — То есть Маркиза де Сада и графа Мазоха ты как-то пропустил. Эйнли сморщился и чуть не выплюнул вино. — Оба — глупцы отменные. Ничего не смыслили в разврате. — А ты, стало быть, смыслишь. — Секс — не моя основная фиксация, но если нужно… — Нужно для чего? — Некоторых людей, — пояснил он, — представь себе, нужно соблазнять телом, а не новыми знаниями, как тебя. — А люди тебе нужны для?.. — А вот это уже не твоё дело, славная моя. *** Глория не видела никакой вселенской предопределённости, но знала, что сегодня у них будет секс. Она только надеялась, что всё будет не так как во сне. Без лишней крови и шматков мяса. Из ванной Глория вышла совершенно обнажённой. Стесняться перед демоном — глупо. Её тело было покрыто защитными татуировками на семьдесят четыре процента. Студенты всегда принимали её за свою, когда видели чернила. Эйнли же тихо зашипел, увидев масштаб катастрофы. — Ну, уж как есть, — сказала Глория. Она тогда чуть не умерла. Местный шаман нашёл единственное средство защиты — покрыть всё тело метками, чтобы демон не мог притронуться. — Не боишься? — спросила она. — Я не испытываю эмоций, — просто сказал Эйнли. — Страха в том числе. — Твой член может отвалиться. — Приделаю себе новый, — буднично ответил он. Глория нервно рассмеялась. На самом деле такой исход событий был маловероятен — шаман не мог себе представить, что девочка или демон захотят заниматься друг с другом сексом. А вот те на — захотели. И поэтому в вагине у Глории не было ни зубов, ни защитных заклинаний. Она подошла первой, опрокинула на кровать. Поцеловала в шею — на ней сразу же розой расцвела кровавая рана. — Больно. — Это я ещё не начала кусаться. Она снова видела перед собой кадры из сна — мясо у себя во рту и солёную кровь, стекающую по подбородку. Это будило в ней что-то нехорошее, ужасное даже, первобытное. — Давай начинать, — сказала Глория. Она была серьёзна, как на допросе. Не каждый день трахаешься с могущественными демонами. Эйнли смотрел на неё странно, с выражением, которое Глории ничего не говорило. Что он чувствовал? О чём думал? Чувствовал вообще что-либо? Он не раздевался, чтобы не повредить тело, касаясь её. И контраст между ними становился ещё более очевидным. Девочка-профессорша и тысячелетний демон. Они поцеловались, как положено. От этого поцелуя у Глории во рту действительно осталась кровь. Эйнли тронул её рукой в перчатке, и она упала на лопатки. Очень нервничая, она, распластанная по кровати, не знала, куда деть трясущиеся руки, и сложила их на лбу. Такая глупая поза, боже. Эйнли же мог убрать всю эту нервозность. Почему не делал этого? — А в чём тогда веселье? — Не читай мои мысли. — Я не читаю. Это было очевидно. Эйнли поцеловал её коленку. Это было так глупо и нелепо, что Глория засмеялась. Потом он поцеловал щиколотку, на которой остался кровавый след, поднялся вверх — оставил засос на внутренней стороне бедра. Выглядело это, конечно, так себе. Как будто она решила заняться сексом во время месячных. Но воздух действительно звенел. И Глория была так возбуждена, что голова вообще не соображала. Когда Эйнли расстегнул штаны, Глория ожидала увидеть что-то нечеловеческое, но член был совершенно обычного размера. Она даже огорчилась немного. Но ровно до тех пор, пока этот член не оказался в ней. Без подготовки и всего прочего. — А-ах, — тяжело вздохнула она. Эйнли руками в перчатках поднял её на себя. Теперь они оба сидели. Глория приподнялась и села обратно, повторила, повторила ещё раз. Всё это сопровождалось ужасными хлюпающими звуками. Эйнли улыбался кровавой раной вместо рта. Это было так ужасно. Как это могло её возбуждать? Но почему-то возбуждало. Она кончила, просто прыгая на демоническом члене, без каких-либо дополнительных ухищрений. Просто содрогнулась, вся сжалась, и оргазм накрыл её с головой. Эйнли толкнулся в неё ещё пару раз и тоже кончил. А бабушка Глории, между прочим, ходила в церковь. — Теперь ты отстанешь от меня? — спросила Глория. Ей хотелось поскорее отмыться от всей этой кровищи. — Ни за что, славная моя. Насколько я понимаю, люди занимаются этим регулярно. — Кто как. — Люди в отношениях, — уточнил Эйнли. — Мы с тобой не в отношениях. — А вот это ранит глубже твоих кровавых поцелуев. — Тебе нужно захватывать миры, портить жизнь тем, кто будет столь глуп, что вызовет тебя. И прочие демонические дела. Я в них не вписываюсь. — Может, я сам это решу? — ответил Эйнли с улыбкой, но жестко. Глория вздохнула. Она, с детства заклеймённая тьмой, выбора не имела.