Are you happy now?

Микки подошёл к двери в квартиру, которую они с Йеном начали снимать почти сразу, как только Микки вышел из тюрьмы. Галлагер просто сиял, когда впервые привёл его в это место, которое он нашёл — Микки до сих пор не понимает, каким чудом. Сколько вариантов ему пришлось посмотреть, сколько задниц перецеловать — Микки представить не мог. Но факт остается фактом — пока Микки досиживал свой срок, Йен смог найти для них квартиру, которую они могли потянуть, и которая, действительно, стала домом. Хотя для Милковича всегда домом было то место, где рядом ошивался его рыжий парень. Прошло уже четыре года, и нельзя сказать, что это было просто. Микки уже давно смирился с тем, что некоторое дерьмо будет просто преследовать их и отравлять жизнь. И это нормально. Они ругались, мирились, справлялись с блядской биполяркой, во время приступов которой Микки не мог справиться только с одним — со страхом, что Йен снова психанет и уйдёт — искать себя, строить другую жизнь, в которой для Микки нет места. В такие моменты он чувствовал себя максимально неуверенно, всё его существо стремилось позаботиться о самом дорогом человеке, но в то же время он боялся, что своей заботой только снова оттолкнёт его от себя. Но со временем Микки стал чувствовать себя спокойнее. Йен, после их встречи в тюрьме, казалось, даже не допускал мысли об их расставании, что бы между ними ни происходило. И сейчас, несмотря на все стычки, несколько взаимных ударов по шее, разбитых кулаков, бесчисленное множество раз произнесённых слов «блядь» и «пошёл ты нахуй», Микки заходил в квартиру, которая встречала его теплотой и любовью в тот же момент, как только он открывал дверь. Правда, вместе с этим его, как обычно, встречали крики и… ёбаный пиздец! Как можно за один вечер ТАК разгромить кухню, которая также служила гостевой? — Я что, ошибся дверью и попал в долбанный зоопарк? — прокричал Микки с порога, пытаясь перекричать людей, которые продолжали разносить его жилище. Он изобразил на своем лице максимально возможное возмущение, приподняв брови так, что они почти пропали под линией волос. В резко наступившей тишине на него уставились три пары круглых глаз. — Что мне нужно сделать, что мы хотя бы за километр могли сойти за чёртову нормальную семью? — продолжил он, разводя руками и оглядывая бардак, который развели три ребенка, одному из которых было, правда, уже под 30. — Я бл… Я со стеной разговариваю?! — рявкнул он, по привычке чуть не обронив ругательство, от которых с огромным трудом пытался воздерживаться. Три рта испуганно охнули в ответ на его крики. Хотя, честно сказать, Микки не поверил, что произвел такое уж впечатление. Евгений, как всегда, первый бросился ему навстречу, опережая Йена, чтобы неуклюже прижаться к отцу, показывая при этом всем своим видом, что он не очень-то в этих проявлениях нежности заинтересован. Микки чмокнул его в макушку и взъерошил волосы татуированной рукой, сразу после чего попал в ну очень крепкие объятья своего рыжего партнёра. — Задушить меня решил, здоровяк, — поморщившись, проворчал он, хотя улыбнулся, как всегда наслаждаясь тем, с какой страстью Йен прижимал его к себе — это ощущение, которое всегда будет заставлять его внутренности сворачиваться от счастья и трепета. Йен только ухмыльнулся и прижался к нему ещё на пару секунд, чтобы прошептать «Я соскучился» в изгиб шеи Микки, вызвав у того мурашки, и только после этого отпустил. Последний член семьи продолжал глазеть на Микки, сидя посреди развалин, которые Микки привык называть своим домом, и посасывая палец. Микки никак не мог привыкнуть к той смеси острой любви и страха, которую он испытывал каждый раз, глядя на дочку. Ярко рыжие волосы, разбросанные по всему лицу конопушки, изумрудные глаза, в которых уже сейчас можно было различить чёртиков, несмотря на общее невинное и одновременно восторженное выражение лица ребёнка. Те же чёртики, которые свели его с ума в других глазах 15 лет назад, и которые разрушили его прежнюю жизнь до основания. Микки приблизился: — Хей, Джемма, как ты… — он оборвался на полуслове, так как заметил едва видный синяк на лбу у девочки. Его лицо перекосилось. — Какого х…! — вовремя подоспевший пинок от Йена, который уже был наготове, оборвал ругательство, но не остановил обезумевшего папу. — Это что ещё нахрен такое?! Кто это сделал?!!! — он опустился на колено, нежно взял лицо Джеммы в руки, чтобы посмотреть поближе, одновременно всем своим видом выражая желание убивать. — Мик, ладно тебе, — начал было Йен, — не делай из этого проблему… — Не делать проблему?! Моя девочка получает по голове от какого-то утырка, и… и это б… лин не должно быть для меня проблемой? — размахивал он руками в направлении Йена. — Хей, — попытался его обнять Йен, заранее зная, что его ожидает провал — когда дело касалось Джеммы, Микки и без того не слишком рациональный и пацифичный человек, превращался в сгусток ярости, с которым лучше не связываться. Как ожидалось, Микки отбросил его руку и повернулся к сыну. — Евгений! Какого хрена я вижу сейчас то, что я вижу! — Микки вопросительно уставился на мальчика, подняв брови и сжав губы. Йен хмыкнул: старший Милкович, который требует ответа у младшего, как будто они два защитника, которые присматривают за этими бестолковыми рыжиками. Это иногда раздражало, но в тоже время умиляло, Йен обожал Евгения и, честно признаться, в своей любви к этой семье, желании их защитить, а также способности быть опорой в нужный момент, он действительно походил на отца. Разве что меньше сквернословил и давал волю кулакам. — Па, она просто ударилась об стол в детском саду, — спокойно ответил Ев, хотя не удержался и виновато опустил глаза, словно он мог как-то предотвратить эту семейную трагедию. — Ударилась об ст… На кой ху… — новый пинок от Йена пришелся очень вовремя. — Нахрена там сидят эти безмозглые воспиталки, мне интересно?! Йен закатил глаза, беря на руки Джемму. Он не боялся, что малышка испугается ярости заботливого папаши — она, как всегда, смотрела на него влюбленными глазами маленького щёночка. («Боже мой, — подумал Йен, — неужели я так же выгляжу, когда смотрю на Микки?». Он подозревал, что именно так.) Но если она придёт в сад и назовет Линду «безмозглой воспиталкой», у них будут проблемы. Но сейчас явно не стоило поднимать вопрос о манере речи Милковича. — Я завтра навещу их, — пригрозил Микки, — я им устрою весёлую жизнь. Как деньги требовать — так они всегда готовы. За что спрашивается?! Чтобы где-то проёбываться (тут, надо признать, Йен опоздал), пока дети калечат себя?! Йен раздумывал, знает ли он какие-то способы успокоить любимого, не прибегая к сексу. В этот момент Джемма открыла рот — Микки замер на месте, боясь, что дочка расплачется. Малышка широко зевнула и сказала «кушать». Микки облегченно выдохнул, взял у Йена ребёнка и пошёл на кухню, ворча по дороге:  — Ну конечно, пожрать-то это святое… Вы меня, Галлагеры, в могилу сведёте. Йен рассмеялся: — Хочу тебе напомнить, что я официально Милкович уже как три года — не забыл? А Джемма так всегда и была Милкович. — Как же! — хмыкнул Микки. Он показал пальцем на себя. — Вот это Милкович, — потом ткнул в сторону Евгения, — вот ещё один Милкович. Посмотрите на себя — рыжие инопланетяне, которые постоянно нарываются на неприятности. И надо же было ей пойти в тебя, хотя мы оба в процессе поучаствовали. Говорил тебе, мне не нравится эта клиника по суррогатному материнству. Микки продолжал ворчать, усаживая Джемму на стульчик. Йен просто улыбался, глядя на них. Конечно, Микки любил дочку ещё сильнее, так как видел в ней маленькую копию человека, который стал для него всем. Но и переживал больше из-за этого. Он души не чаял в Евгении, им пришлось пройти через некоторые сложности, после того, как они забрали его из детдома. Но Евгений действительно был Милковичем, он был из породы людей, которые выживают, и которые скорее заботятся сами, чем принимают заботу. Он переживал за сына, всё ещё переживал за Йена, но маленькая, ранимая, любимая рыжая девочка — вот что не давало Микки спать по ночам. Он расставлял тарелки перед семьёй, накладывая им побольше овощей. — Ев! Молчание. — Ев, если ты не притащишь свою задницу сюда, я запихну еду тебе за шиворот! — беззлобно крикнул Микки. Сын не замедлил показаться за столом, улыбнувшись Йену, который принял это как знак и обнял ребёнка, который при этом делал вид, что ему хочется скорее вырваться из объятий. Джемма начала хныкать, показывая на овощи. — Так! — сурово обернулся к ней Микки — нет, нет, нет. То обстоятельство, что ты - любимая папина принцесса, не дает тебе права отказываться от того, что тебе дают есть. Это полезно, и ты не будешь разбивать папе сердце, а молча съешь всё, что он для тебя приготовил. Девочка уставилась на него влюблёнными глазами, после чего молча начала есть. — Эта рыжая башка хотя бы слушает, когда я говорю ей правильные вещи, — показал на неё Микки, обращаясь к Йену. — Я надеюсь, ты не собираешься припомнить мне… — Я тебе говорил, как нужно, хрен ты меня слушаешь. — Боже, Мик, месяц прошёл… — Ты просто упрямая задница. — Ты упрямая задница. — Моя упрямая задница заботится о твоей упрямой заднице, так что отвали. Йен в ответ кинул в него салфетку. Микки игриво посмотрел на Йена и вернулся к своей тарелке. Йен и Евгений тем временем начали шутливую борьбу, но под взглядом брюнета прекратили, приняв пристыженный вид, хотя продолжали подпихивать друг друга. Спустя пару часов возни, жалоб на тупое домашнее задание, угроз, что Милковичи не вырастят очередного бестолкового гопника, погони с визгами одной рыжей башки за другой, и в обратном порядке, споров, кто будет мыть посуду, потом борьбы за то, кто будет мыть посуду, потому что вы все слабаки — отвалите нахрен, одной расхераченной тарелки… семейство Милковичей начало готовиться к самому сложному — укладыванию детей спать. Эти двое были невозможны, если Евгений не ложился спать, то Джемма начинала капризничать, если Джемма затевала какую-то возню, Евгений не мог остаться в стороне. Йен понял, что надо вмешаться, Микки выглядел уставшим, и ему хотелось дать любимому немного покоя, ну и немного поприставать к нему, что скрывать. Так что он перешел к самому действенному методу — шантажу. — Кто не уснет в течение следующих 15 минут — не пойдет завтра со мной к дяде Липу. Это было жестоко — дети обожали Липа. Микки при этом постоянно ворчал: «И что они в этом придурке нашли». Евгений быстро обнял сначала одного, потом второго, схватил в охапку сестру и потащил её в спальню. Джемма завизжала и потребовала «поцеловать», Евгений потащил ее обратно. После поцелуя рыжего папочки и папочки-брюнета, они благополучно скрылись в своей спальне. В комнате наступила тишина, необычная для этого дома. Йен ласково посмотрел на своего партнёра и сделал то, чего безумно хотел с того момента, как утром Микки вылез из кровати и ушёл на работу — положил одну руку на затылок парня и притянул к себе для поцелуя, на который Микки с готовностью ответил, обнимая Йена за талию и прижимаясь ближе. Поцелуй был прерван вскриком из детской. — Эй, что у вас там происходит?! — заорал Микки. — Все хорошо, — слишком быстро ответил Евгений. Йен прижался лбом ко лбу Микки: — Наорёшь на них завтра, — прошептал он. Микки расслабленно выдохнул. Оба замерли, наслаждаясь чудесным ощущением двух тел, прижатых друг к другу. Сколько бы времени они не провели вместе, это чувство всегда заставляло их замереть от удовольствия и раствориться друг в друге. Микки иногда сам не понимал, как можно столько времени проводить с другим человеком и начинать скучать сразу, как только он оказывается в другой комнате. Но это было взаимно. Как только Микки возвращался домой, Йен сиял от удовольствия и стремился занять место в пространстве максимально близкое к нему. В итоге Микки практически не мог перемещаться по квартире без сопровождения этого щенка-переростка. Микки в ответ иногда ворчал и требовал оставить его в покое хотя бы в туалете, пока он не начал чувствовать себя дебилом, который жопу не может подтереть без посторонней помощи. Йен смеялся, говорил Микки пойти нахрен и отставал от него, но снова набрасывался, как только представлялась возможность. Микки наслаждался всем этим. Они наслаждались друг другом. Каждым прикосновением, каждым поцелуем, каждой улыбкой. Йен ласково начал массировать шею Микки, затем плечи, добиваясь того, чтобы тот ещё больше расслабился. Оставив на губах у брюнета ласковый поцелуй, Йен подтолкнул его в сторону спальни. Переместившись ближе к кровати, Йен толкнул на нее Микки и сам улегся сверху, с любовью глядя на своего партнёра, пока рука его ласково гладила любимого по щеке. Микки провел ладонью по спине Йена, наслаждаясь ощущением веса тела сверху. Губы Йена переместились ближе ко рту Микки. — Я скучаю, — выдохнул он в поцелуй. Микки с жадностью ответил на поцелуй, прижимая к себе Йена ещё ближе. Через несколько мгновений он прошептал: — Как насчет того, чтобы оставить детей у Липа завтра на весь вечер? Глаза Йена загорелись, на лице появилась любимая Микки похотливая улыбка. Микки облизнул губу, возвращая полный желания взгляд. — Можем поиграть в видеоигры, — невинно предложил Йен, поддразнивая любимого. — В жопу можешь себе засунуть видеоигры, — не замедлил ответить Мик. — Хм, интересное предложение, но как насчет того, чтобы мы засунули кое-что тебе… Микки оборвал его: — Иди сюда, — прошептал он, с жадностью возобновляя поцелуй. Оба уже предвкушали завтрашний вечер. Йен через некоторое время отстранился. — Ты же знаешь, что она сейчас прибежит к своему герою. Микки прикрыл глаза, пока Йен пристраивался рядом, обхватив его руками и зарываясь лицом сзади в шею. Через минуту раздался топот маленьких ножек. Йен хмыкнул. Маленькое тельце втиснулось между ними. Микки почувствовал ручку, которая легла ему на спину. Это ощущение заставило его задохнуться от счастья. Скоро в комнату проскользнул еще один человек. — Не хочешь пропустить вечеринку, приятель? — прошептал Микки, когда Евгений плюхнулся рядом, занимая оставшееся на кровати место. Скоро засопел сначала младший Галлагер, затем младший Милкович. — Микки, — шепотом позвал Йен. — Ммм... — Теперь ты счастлив? Микки только сжал руку Йена, прижимая ее к груди. Йен улыбнулся и через некоторое время также заснул. Микки еще некоторое время смотрел перед собой, задаваясь вопросом, как он смог получить… как он заслужил то, что у него сейчас есть. Он прикрыл глаза в твердой уверенности, что нет ничего, чего бы он не сделал для этих троих.