Киса

Ченле вырывается из душного класса математики сразу же после звонка и скорее бежит в сторону выхода на школьный двор. Выбежавший за ним Донхёк шлёт Чжону в спину непонятные проклятия, но тот его совсем не слушает — его заполняет жажда наконец-то вдохнуть чистый воздух без примесей мела и потных тел своих одноклассников. На улице ещё прохладно, но всё же лучше, чем в классе. Тучи сгустились над зданием школы, простилаясь ещё на несколько добрых километров. Дождю всё-таки быть. Неужели метеорологи в кои-то веки оказались правы в своих прогнозах? Ветер пока только набирает силу, и сейчас, в считанные часы до бури, сидеть в школьном дворе, наполненном красивыми цветами и деревьями — одно удовольствие. Ченле плюхается на ближайшую лавочку и, откинувшись на спину, прикрывает глаза, не забывая жадно вдыхать воздух в изголодавшиеся по весеннему запаху лёгкие. — Чёрт, да ты дикий, — говорит только сейчас прибежавший Донхёк, присаживаясь рядом. — Как ты так быстро бегаешь? — Не знаю, — пожимает плечами Ченле, продолжая наслаждаться погодой. — Может, я просто спортивный и веду здоровый образ жизни, в отличии от кое-кого, кто каждую свободную минуту за углом школы курит? Донхёк недовольно бурчит себе что-то под нос (что-то наверняка нелестное для Ченле), но Чжон не обращает на это никакого внимания. Ничто не в силах оторвать его от соединения с природой. Разве что… — Донхёк~и, — тянет Ченле, привлекая к себе внимание друга. Парень вопросительно поднимает брови, молчаливо призывая продолжать. — Можешь притащить мне молоко из портфеля? Меня просто уже разморило, встать вообще сил нет. — Неа, — просто отзывается Ли, снова утыкаясь в экран телефона. Судя по улыбке старшего, тот в который раз рассматривает новую публикацию Ли Минхёна, старшеклассника из школы напротив, в Инстаграме. На вопрос Ченле, почему Донхёк банально не подпишется на него, парень лишь неопределённо пожимает плечами, густо краснея и стараясь перевести разговор в другое русло. Смущается больно, когда дело касается Минхёна, по которому младший Ли уже второй год подряд сохнет. — Ну, тогда я по секрету расскажу брату, что ты втрескался в Минхёна. Мне кажется, что Кун-гэ не сможет оставить всё в тайне, — запрещённый приём, конечно, и Ченле никогда бы им не воспользовался, если бы ни хотел так сильно клубничного молока. Чжон прекрасно знает, что это сработает, ведь Донхёк не то что к Минхёну подойти — лайкнуть его фотку в Инсте боится больше смерти, кажется. — Чёрт тебя дери, да иду я, иду! — Вскакивая с нагретого места, восклицает Донхёк, тут же разворачиваясь и скрываясь в стенах школы. Ченле лишь улыбается, снова прикрывая глаза. Ветер нежно вплетает свои невидимые пальцы в его волосы, вороша так старательно укладываемую причёску парня, однако Чжон не думает об этом сейчас. Он наслаждается мурашками от прохлады на руках, приятным запахом недавно скошенной травы и весенним цветением нарциссов. Это — лучшее, что сопровождает весну, да и вообще весна — лучшее, что когда-либо случалось с Ченле. — Киса. — Раздаётся слегка хрипловатым голосом недалеко от Чжона, и парень резко раскрывает глаза, решая посмотреть на того, кто посмел нарушить его уединение. В двух метрах, на другой скамейке, сидит парень, цвет волос который практически полностью копирует блонд Ченле. Одна нога закинута на другую, небрежно откинутый на другой конец лавочки кожаный портфель; наглый взгляд, пристально рассматривающий с ног до головы Ченле, откровенно говоря, смущает. Парень напротив усмехается, видимо, прочувствовав сумбурное состояние Чжона, и снова говорит: — Киса. — Это ты кому? — Вконец теряется Ченле. Он даже вокруг осматривается на предмет наличия кошек, но поблизости не видит ни одного рыжего хвоста, ни одного маленького пушистого тельца. — Тебе, — очередной смешок, сбивающий с мыслей. — Киса. — И почему это я Киса? — Потому что кошки любят молоко. Ты, видимо, тоже. Значит, ты — Киса. С логикой у парня, честно сказать, немалые проблемы, но отчего-то тупым себя сейчас чувствует именно Чжон. Он пытается в голове логическую цепочку создать, но она ни в одно звено не собирается. Ченле путается, раздражается и уже не может воспринимать всю ситуацию адекватно. (Не сказать, что и до этого он её адекватно воспринимал). — Лови, — внезапно произносит парень напротив, бросая что-то в воздух, и Ченле еле успевает подхватить предмет до того, как он упадёт на скамейку. В его руках оказывается обычная коробочка клубничного молока именно той марки, которую он любит. Коробочка слегка помята и оболочка с трубочкой слегка надорвана, будто молоко уже кто-то до этого собирался выпить, но внезапно передумал. Ченле смотрит на довольного парня и не знает, что сказать. — Простого «спасибо» будет достаточно, — чёрт, он что, мысли читает? — Я Джисон. Приятно было с тобой познакомиться. Парень, хватая рюкзак за лямку, поднимается со скамьи и оставляет Ченле одного, удаляясь куда-то в обратную от входа в школу сторону. В той стороне — лишь забор, и почему-то Чжон уверен, что этот парень перелез через него, чтобы прийти сюда. Что означает, что он не из этой школы и вряд ли попадётся ещё раз Чжону на глаза. К счастью. — Я вер… Да ты серьёзно?! — Слышатся крики Донхёка сбоку, однако Ченле не обращает на него ровно никакого внимания, продолжая смотреть в ту сторону, где пропал наглый паренёк, просто так давший ему любимое молоко.

***

Второй раз Ченле сталкивается с Джисоном в кинотеатре, практически в самом зрительном зале. Они сталкиваются в дверях, и Джисон приветствует старшего своей нахальной ухмылкой. Парень рукой указывает Ченле на вход, мол, пусть Чжон заходит первый. Ченле чувствует раздражение, однако удерживает его глубоко в себе, спокойно кивая нахальцу и заходя в зал. Потом оказывается, что места у них соседние, а Донхёк (скотина эдакая) застрял в пробке и благо к середине фильма успеет. Ченле чуть ли не воет в телефон от досады, умоляя судьбу доставить Донхёка как можно скорее, и уныло смотрит на рекламу перед фильмом. Ни попкорна рядом, ни колы, банально даже жвачки нет, и Ченле попросту не может смотреть фильмы, не занимая свой рот вкусной, но вредной едой. Он уже собирается встать, чтобы быстро прикупить себе попкорн, как длинные пальцы оплетают его запястье, с силой усаживая обратно. — Бери, — в руки вкладывают коробку с попкорном, а в специальном углублении для стаканчиков со стороны Чжона магическим образом появляется кола. — Я всё равно всё это не люблю. — Почему же тогда взял? — Я тоже собирался прийти с другом, но тот — надо же, какое совпадение! — тоже опаздывает, — отвечает Джисон, не отрывая взгляда от экрана. — Смотри, сейчас начнётся. Из кинозала оба выходят восторжённые и переполненные эмоциями от боевика. Ченле взахлёб говорит о своих переживаниях за судьбу главных героев, напрочь игнорируя тот факт, что ранее с Джисоном вообще общаться не хотел. Тот в свою очередь старшего внимательно слушает, не забывая следить, чтобы они не врезались в кого-нибудь по дороге. Ченле не отвлекается ни на чей-то оклик, ни на дребезжание телефона, и лишь когда они с Джисоном выходят из кинотеатра, парень, чувствуя, как ледяной воздух неприятно обдувает ничем незащищённую шею, останавливается, дабы застегнуть куртку на все пуговицы. Шея оказывается слегка прикрыта, но Ченле всё ещё чувствует холод нежной кожей. — Пошли, провожу тебя, — предлагает Джисон, и Чжон поспешно кивает, приподнимая плечи — так немного теплее. По пути домой Джисон много говорит о фильме и задаёт вопросы касаемо самого Ченле, на что Чжон отвечает односложно — боится лишний раз раскрыть рот, и не из-за того, что может глупость ляпнуть, а из-за ветра, с наступлением темноты ставшего ещё холоднее. Джисон, кажется, это замечает, потому что внезапно требовательно хватает Ченле за руку (жест, ставший подозрительно привычным), тем самым останавливая его, а после снимает с себя тёплый вязаный шарф, чтобы повязать его на шею Ченле. Чжон чувствует, как шарф, сохранивший тепло своего хозяина, надёжно укутывает шею теплом, и наконец-то расслабляется, только сейчас понимая, в каком напряжении находился всю дорогу. — Так лучше? — Спрашивает Джисон, поправляя шарф так, чтобы даже нос Чжона не высовывался наружу. Парень лишь кивает в ответ, надеясь, что румянец на щеках появился из-за холода. И вовсе не из-за милого поступка того, кто в первую встречу назвал его слащавым словом «Киса». — Кисам нужно постоянно находиться в тепле, — мягко журит Джисон старшего, когда они останавливаются возле дома Чжона. Ченле хмурится, собираясь уже высказать свои претензии насчёт «кисы», однако что-либо сказать не дают ему слегка шершавые, но горячие губы в районе виска. Парень замирает, кажется, забывая, как вообще двигаться. Оттолкнуть Джисона, такого бесячего, наглого и неизвестного на удивление не хочется. От него так и веет теплом, которого не хватало зимой и даже сейчас, весной, не хватает. Хочется прижаться поближе, обнять, пальчиками под куртку забраться. Согреться, наконец-то. Ченле обязательно это когда-нибудь сделает, но сейчас он — неподвижная статуя, которой касаются горячие губы Джисона. — Ты… смущающий, — кое-как выдавливает из себя Ченле, тут же вздрагивая от вибрирующих от непонятного «м-м-м» губ на виске. Это дрожание перемещается на всё тело Чжона, перерастая в непонятную лихорадку, и до Ченле долго доходит, что это скорее от холода, чем от нагрянувших внезапно чувств. — Я специально, — оторвавшись от Ченле, шепчет Джисон тому в прикрытое шапкой ухо. Парень отстраняется от Чжона, чтобы, покопавшись в своём неизменном кожаном рюкзаке, достать клубничное молоко. — Вот. Только не пей холодным, а то заболеешь. — С-с-спасибо, — стуча зубами, произносит Чжон. Джисон хмурится, а после подталкивает старшего к подъездной двери, ненамеренно (хотя кто знает) хлопая Ченле по попе. — Заходи скорее. Кстати, я перевожусь в вашу школу, поэтому завтра увидимся. В квартиру Ченле заходит с дурацкой улыбкой на губах и, кажется, обмороженным носом. Мама, выглянувшая в коридор на звук открывшейся двери, встревоженно ахает и спешит помочь своему ребёнку. — Господи, солнышко, ты почему такой замёрзший? — Женщина касается тёплыми пальцами носа, щёк, мочек ушей Ченле, слегка проезжая по виску. У Чжона перед глазами — всполохи приятных воспоминаний, что заставляет его улыбаться ещё шире и глупее. — Не беспокойся, мам. Мне больше никогда не будет холодно, — говорит он ничего не понимающей матери, мыслями перемещаясь в следующий день и представляя, как он сначала согреет руки об горячего Джисона, а потом и губы.