Возвращение домой

      Старый дом твоих родителей, с недавних пор ставший и моим домом, всё ещё слишком запустелый и необустроенный. Я сижу на веранде в плетёном кресле и отдыхаю после очередной попытки покончить с уборкой и наконец привести в порядок нашу спальню. Нашу. Непривычное слово, я часто пробую его на вкус, смакую, но так и не могу сжиться с этой странной мыслью.       Горячее июльское солнце клонится к горизонту. Своими последними лучами оно освещает весь двор и пожелтевшие бескрайние поля впереди. Невыносимая жара понемногу спадает и уступает место долгожданной вечерней прохладе.       Я с интересом наблюдаю за тем, как настойчиво ты продолжаешь чинить покосившуюся изгородь. Твоя рубашка пропитана потом, я вижу большие солёные пятна на спине и плечах. Белая хлопковая ткань испачкалась, потемнела, и я не знаю, сумею ли её отстирать.       В твоих движениях чувствуется некоторая доля раздражения и нервозности. Ты постоянно твердишь, что слишком мало успел сделать за эти несколько недель, что мы живём здесь, а список предстоящих дел только разрастается.       Ты работаешь от рассвета и до заката и постоянно извиняешься за почти походные условия нашей новой жизни. Ты починил прохудившуюся крышу, разобрал завалы в доме, во дворе и в сарае, а теперь пытаешься восстановить проклятый прогнивший забор. Я отговариваю тебя от этой затеи, но ты упорно вколачиваешь гвозди в посеревшие от времени доски, словно от того, насколько хорошо и быстро ты сделаешь эту работу, зависит вся твоя жизнь. Ты говоришь мне, что хочешь поскорее привести в порядок дом и ферму, потому и трудишься до смертельной усталости. Но мы оба знаем, что, едва покончив со всеми намеченными делами, ты найдёшь ещё миллион новых дел, таких же важных и неотложных.       Я понимаю, что только так, доводя до изнеможения тело, ты можешь заснуть и не видеть в своих снах лица тех, кто пал от твоей руки или от рук твоих недругов. Всех тех врагов и друзей, которые погибли в этой страшной войне. Ты говоришь, что в этой войне нет победителей, и это истинная правда.       Ты поворачиваешься, и заходящее солнце освещает твоё обветренное годами, проведёнными в походах, лицо. Теперь ты носишь широкополую шляпу. Форменная фуражка почти не защищала от летнего зноя, и твои опалённые солнцем щёки и шея всё ещё кажутся слишком красными и огрубевшими.       Медвежонок — маленький индеец, единственный выживший в той страшной бойне, которая унесла жизни последних членов семьи старого вождя, подаёт тебе очередной гвоздь. Ты протягиваешь руку, а он в последний момент отдёргивает свою ладонь и, заливаясь смехом, отбегает в сторону, пряча гвоздь за спиной. Ты внимательно смотришь на него исподлобья, но ничего не говоришь. Мальчик перестаёт смеяться. Едва заметно покачивая головой, ты всё-таки улыбаешься, и Медвежонок вздыхает с облегчением. Теперь он знает, что ты не злишься.       Заметив, что я смотрю на вас, ты вдруг теряешься и отводишь взгляд. Так происходит каждый раз, когда мы смотрим друг на друга и не знаем, что сказать. Стыд и неловкость сопровождают нас на каждом шагу, но я уже больше не борюсь с желанием прикоснуться к твоей щеке, когда мы лежим в постели, и ты очень тихо и не глядя мне в глаза, рассказываешь о том, как жестоки и беспощадны к своим врагам индейцы.       Ты говоришь и говоришь, а я словно наяву вижу, как индейцы команчи на лошадях врываются на нашу ферму. Один из них стреляет из лука в моего мужа, спешивается и, грубо схватив его за волосы, снимает скальп. Я вздрагиваю, зажмуриваюсь, но проклятое видение не желает отступать. Я вижу, как падают на землю мои дети. Их одежда в крови, а широко раскрытые глаза устремлены в небо.       Когда ты начинаешь рассказывать о своих грехах, то говоришь настолько тихо, что я почти не слышу твоего голоса. Ты сожалеешь, тебе стыдно. За двадцать лет ты привык прикрываться словами о воинском долге, об офицерской чести, но теперь ты знаешь, что всё это лишь слова, а смерть сопровождала тебя повсюду целых двадцать лет. Белые были не менее жестоки и беспощадны.       Солнце скрылось за горизонтом. На сегодня работа окончена. Ты убираешь инструменты в ящик и, склонив голову набок и закрыв глаза, устало потираешь шею. Мальчик хочет помочь, и ты позволяешь ему одной рукой держаться за ручку тяжёлого деревянного ящика. Ты делаешь вид, что не справился бы в одиночку, и на лице Медвежонка отражается гордость и торжество.       Глядя на вас, я не могу сдержать улыбки. Мужчина и мальчик. Белый и индеец. Живое олицетворение непримиримой вражды и безграничной доброты человеческого сердца. Вы подходите к дому. Ты оставляешь инструменты возле ступенек, а Медвежонок со всех ног несётся в свою комнату. Он проголодался и хочет поскорее умыться и приготовиться к ужину.       Ты смотришь на меня и улыбаешься взглядом. Я впервые вижу в твоих глазах теплоту и душевный покой, а не отчаяние и пустоту. Меня охватывает всепоглощающая нежность. Не любовь, нет. Для этого ещё слишком рано. Слишком мало времени прошло. Я беру тебя за руку, и ты снова теряешься, но продолжаешь смотреть на меня и крепко сжимаешь мою ладонь.