canada

марк от­ку­сыва­ет пе­ченье, за­пивая го­рячим чёр­ным ча­ем без са­хара и мо­лока. да­же без ли­мона. ба­буш­ка ка­ча­ет го­ловой, на­ливая се­бе зе­лёный, с жас­ми­ном. марк спра­шивал уже од­нажды, по­чему она ни­ког­да не пь­ет мат­ча, но ба­буш­ка толь­ко гу­бы под­жи­ма­ет, да гла­за в сто­рону от­во­дит. марк не нас­та­ива­ет на от­ве­те: про япон­скую ок­ку­пацию в шко­ле дос­та­точ­но про­ходят… ба­буш­ка муд­рая или ум­ная, марк и сам еще не ра­зоб­рался — она зна­ет столь­ко ис­то­рий и ска­зок, что мар­ку ка­жет­ся, что она — та са­мая шах­ре­зада, что из ты­сячи и од­ной но­чи. под­рос­тку с ней ин­те­рес­но: он лю­бит про­водить с ней сво­бод­ные от уро­ков дни, да ему боль­ше-то и не с кем. ба­буля на­зыва­ет его ис­клю­читель­но мин­хё­ном — то, что по пас­порту и ай-ди он марк, она и не за­ика­ет­ся. толь­ко мин­хён, марк и не спо­рит. по­нима­ет, всё по­нима­ет. ког­да чай вы­пит, по­суда уб­ра­на, пе­ченья в ва­зоч­ке зна­читель­но мень­ше, а сол­нце под­су­шило ас­фальт пос­ле дож­дя, марк на­тяги­ва­ет се­рое ху­ди, хва­та­ет ста­рень­кий скейт и по­ношен­ные ке­ды, и вы­бега­ет на ули­цу, ки­дая ба­буле: «ба, я ско­ро бу­ду!». ба­буш­ка ра­да, что внук не оди­нок, и что у не­го есть друзья. но марк сов­сем ни с кем не дру­жит. *** марк отъ­ез­жа­ет на дос­та­точ­ное рас­сто­яние, — ба­буш­ка не одоб­рит та­кого не­безо­пас­но­го по­веде­ния — дос­та­вая на­уш­ни­ки и ай­фон. на зас­тавке — лю­бимый ван гог, на пов­то­ре — лю­бимая пес­ня. в се­уле жар­ко и душ­но — мар­ку не нра­вит­ся. у не­го меч­та — дет­ская, но страс­тная — у­ехать в ка­наду. об этом не зна­ет ник­то, мо­жет толь­ко ба­буш­ка и до­гады­ва­ет­ся. всё сов­сем не бе­зос­но­ватель­но, но марк мол­чит, взра­щивая на­деж­ду, но и ра­ботая для нее. пес­ня про­иг­ры­ва­ет­ся три ра­за, и чет­вертый раз до при­пева, по­ка марк едет к заб­ро­шен­ной строй­ке. в од­ной ее час­ти всег­да ту­су­ет­ся мо­лодёжь — еще со вре­мен мо­лодос­ти его ро­дите­лей., но марк идет в дру­гую сто­рону. ту­да, где не так слыш­но шу­ма мо­лоде­жи, но за­то прек­расно вид­но озе­ро. его от­сю­да не вид­но — это он зна­ет на­вер­ня­ка. марк ждет, по­ка прой­дут ми­мо ма­моч­ки с деть­ми, и толь­ко по­том дос­та­ет две свеч­ки. ак­ку­рат­но за­жига­ет и не­от­рывно смот­рит на пла­мя. на гла­за на­вора­чива­ют­ся слё­зы, но он не пла­чет. толь­ко пе­ред гла­зами всё то же: *** мар­ку две­над­цать, и че­рез не­делю бу­дет три­над­цать. ма­ма со­бира­ет ве­щи — она ле­тит по­мочь от­цу. они дол­жны оба вер­нуть­ся че­рез не­делю, в ак­ку­рат на день рож­де­ния мар­ка. его па­па — в ка­наде, ис­полня­ет меч­ту всей семьи. ма­ма с па­пой мин­хё­на поз­на­коми­лись в стар­шей шко­ле, быс­тро влю­бив­шись в друг дру­га. уже че­рез не­делю отец заб­рал пер­вый по­целуй ма­мы в тай­ном мес­течке у озе­ра в пар­ке й­он­сан. че­рез пять лет они по­жени­лись — как толь­ко ли вер­нулся из ар­мии. по­том че­реда об­ва­лов бан­ков, рож­де­ние мар­ка, и меч­та — од­на на дво­их, по­ка не под­рос марк (тог­да на тро­их ста­ла). у­ехать в ка­наду — где хо­лод­но вок­руг, но теп­ло в ду­ше, где уми­рот­во­рение и по­кой. по­том ли-стар­ше­му пред­ла­га­ют заг­ра­нич­ную ко­ман­ди­ров­ку с пос­ле­ду­ющим пе­рево­дом — в ка­наду. ра­дос­ти семьи нет пре­дела, и марк очень хо­чет с ро­дите­лями, но они ле­тят вдво­ем. че­рез не­делю ма­ма воз­вра­ща­ет­ся, а марк до дыр зас­лу­шива­ет ме­тал­ли­ку. на удив­ле­ние — пес­ня не при­еда­ет­ся сов­сем. и сей­час ма­ма сно­ва со­бира­ет ве­щи. бе­рет с со­бой ким­чи — ка­нада ка­надой, а род­ная еду иног­да хо­чет­ся по­есть — и пач­ку ко­рей­ско­го ри­са. марк кла­дет свер­ху свои ри­сун­ки - у не­го неп­ло­хо по­луча­ет­ся - и сти­хи. ма­ма це­лу­ет в ще­ку и вы­ходит за дверь - ее уже ждет так­си. на день рож­де­ния мар­ка вмес­то ро­дите­лей при­ходят пло­хие но­вос­ти: са­молет ван­ку­вер-ин­чхон раз­бился над оке­аном, вы­жив­ших нет. *** марк не ве­рит в сло­ва ве­ру­ющей ба­буш­ки, что ро­дите­ли смот­рят с не­бес, что они ря­дом, и в про­чее. ему боль­но, грус­тно, и он ра­но на­учил­ся це­нить ок­ру­жа­ющий лю­дей. и не при­вязы­вать­ся к ним. он си­дит в сво­ем тай­ном мес­течке еще нем­но­го - по­ка до­горят свеч­ки, а по­том всхли­пыва­ет, пы­та­ясь сдер­жать ры­дания. здесь в пер­вый раз по­цело­вались его ро­дите­ли. здесь же впер­вые по­цело­вал­ся он сам. марк ду­ма­ет, что все вос­по­мина­ния при­носят ему лишь боль: и ро­дите­ли, и та де­вуш­ка по­гиб­ли. од­ни - на са­моле­те, дру­гая - в ма­шине. но не­бо над его го­ловой уже сов­сем яс­ное, и мар­ку ка­жет­ся, что сто­ит дер­жать­ся и хо­тя бы ра­ди ба­буш­ки, ее рас­ска­зов, пус­той бол­товни за чаш­кой чая, пе­ченья, мяг­кой ху­ди и лю­бимо­го скей­та, ра­ди пе­сен, пусть он сам и дав­но пе­рес­тал пи­сать сти­хи, да и к ги­таре те­перь не при­каса­ет­ся сов­сем. он си­дит еще нем­но­го, за­тем от­ря­хива­ет­ся от тра­винок и зем­ли, вы­бира­ясь и нап­равля­ясь у до­му. он все так же на скей­те, и с ме­тал­ли­кой в на­уш­ни­ках. *** на по­роге его ждет не ба­буш­ка, но со­сед­ка чон. она слиш­ком нап­ря­жена, что­бы марк обо всем до­гадал­ся. - где ба­буш­ка? - он и сам не по­нима­ет. го­ворит это вслух, шеп­чет, или толь­ко ду­ма­ет, но со­сед­ка все по­нима­ет: - мин­хён, мне жаль... у тво­ей ба­буш­ки слу­чил­ся прис­туп. спа­сате­ли не ус­пе­ли. мар­ку ка­жет­ся, что сей­час он дол­жен чувс­тво­вать хоть что-то, но он не чувс­тву­ет ни­чего. *** джэ­хён обод­ря­юще улы­ба­ет­ся, ког­да марк фо­куси­ру­ет свое зре­ние. спи­на за­тек­ла, но ни­чего страш­но­го. в ил­лю­мина­торе вид­не­ет­ся нью-й­орк. на вос­то­ке, от­ку­да при­летел марк, вста­ет сол­нце. ли на­де­ет­ся, что это сол­нце бу­дет ос­ве­щать его но­вую жизнь.