Почти бесконечна

— Боже, милая… Что это?.. — тётя Мэй прикрывает рот ладонью. Петра поджимает губы и проводит руками по неровно обрезанным волосам. Ну чего такого? Ну да, растила. Да, почти до колен были. Пускай не волнуется, это же волосы. Они обязательно отрастут… Не говорить же тёте, что длинные волосы мешаются и путаются под импровизированной маской? Волосы это половина беды, хорошо, что не видно разбитых коленок, ушиба на плече и синяков, которые как диковинный узор украшают ребра девушки. Паркер виновато закусывает губу и улыбается: — Стиль захотела сменить, — Мэй еле сдерживает улыбку. — А Нед оценил, говорит, что круто вышло. Враньё безбожное. Но Паркер уверена, друг обязательно оценит. В субботу тётя тащит непутёвую умелицу к парихмакеру, чтобы тот подправил это ужасное художество на голове племянницы. Петре Паркер четырнадцать, и она только-только учится помогать городу. Прическа — это полбеды. А вот как объяснить синяки на шее и разбитую губу? Петра одёргивает длинные рукава, проверяет нормально ли скрывает тональный ВВ-крем синяки на шее и… закидывает рюкзак на правое плечо (левое повредили на патруле во вторник). Разбитая губа? Ну… Мэй пока что удачно верит, что её племянница довольно неуклюжа и может навернуться на ровном месте, разбив себе губу. Бывает. *** Ей пятнадцать, когда юбок в гардеробе почти не остается, весь шкаф заполнен майками, толстовками и джинсами. Ей пятнадцать, когда глупое подростковое тело решает, что её бедра должны стать чуточку шире, а грудь должна вырасти на размер. Это неудобно... — Милочка, — Бен (вернее Бернадет, объявившая себя трансгендером ещё год тому назад) хлопает растерянную Паркер по плечу в раздевалке. — Это так не делается. Ну ты себе рак молочной железы таким образом наживёшь. И кивает на эластичный бинт. Чёрт. Петра так замоталась, что напрочь забыла размотать бинт с патруля (вы хоть на секунду представляете, как второй размер может мешаться в бою с грабителями?). — Разматывай этот ужас! — Бен-Бернадет тычет пальцами в бинты. — Завтра притащу тебе свой старый бандаж. Если не подойдёт, в воскресенье поедешь со мной по магазинам, подберём подходящий. Паркер отнекивается, краснеет, а в конечном счёте просто сдаётся под натиском одноклассницы. Вообще, во всём этом была логика. Да и про рак молочной железы точно стоило задуматься… А бандаж это более или менее безопасное решение. Быть девчонкой ужасно неудобно! А пубертатный период сто процентно является одним из кругов Ада. — Газетчики зовут его «Человек-паук». — С чего все взяли, что это парень? — Ну… эм… Петра, у него же, того… Груди нет. Ну да. Паркер трясет короткими волосами и улыбается самой себе. Человек-паук. Не Девочка-Паук или Женщина-паук. Человек. Это так гордо звучит! Пока никто не видит, Паркер неуклюже исполняет танец победы с своей комнате, прижимая какую-то глупую газету к груди. Человек-паук на первой странице! *** Мистеру Старку плевать с высокой колокольни на то, какого пола Человек-паук. Девчонка или мальчишка… Не важно. Она герой, а это стоит на первом месте. Она сильная и… кто вообще из её сверстников может похвастаться тем, что отнял щит у самого Капитана Америки. Тётя Мэй поднимает глаза к потолку, а потом приносит мешок со льдом. Небольшая травма на фоне космического масштаба гордости. Завтра, может быть, Петре будет стыдно за свой поступок или за свою неожиданную гордость за саму себя. (Нет). — Ну и откуда он был? — тётя обеспокоенно проводит рукой по свежему синяку. — Из Бруклина, — и чёрт, Петра почти светится, когда произносит эти слова. *** Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Ей шестнадцать, а она спасла город от Стервятника, а сейчас на всех парах несется спасать мир от инопланетной угрозы. Маленький дружелюбный сосед всея Нью-Йорка, Петра верит, что для неё нет ничерта невозможного. Помочь людям, помочь городу и если уж очень повезёт помочь всему миру! В такие моменты почти ощущается собственное бессмертие. Петра Паркер, Человек-Паук будет жить вечно. *** — Мистер Старк? Мне что-то… нехорошо.