Каспар такого не заказывал

      Первый раз Бруно попросил об остановке чуть более, чем через час после отбытия из Таннендорфа. Ну, как попросил. Просто заявил, что у него сбилось седло, остановился, и слез с настоятельского жеребца, начав тут же не подтягивать ремни, а разминать спину и ноги.       Курт с неохотой замедлил коня и уже шагом вернулся к месту остановки бывшего студента.         — Да ты издеваешься… — протянул он, нетерпеливо глядя на физические упражнения оного. — Поправляй уже свое седло, хватит гимнастику устраивать.        Бруно глянул на него недовольно, но без откровенной злобы.         — Сам-то не хочешь зад поднять? — поинтересовался он, и все же обернулся к седлу. Конь недовольно храпел, перебирая ногами. Он как будто был на стороне инквизитора, желая скорее продолжить эту погоню за временем.         — Я же говорил, что никаких остановок, — с тяжелым вздохом протянул Курт, но с коня все же слез. — Зачем только увязался…        Не то чтобы у Бруно была прямая цель — задержать Курта, но выходило все так, что и этим он очень подсобил пивовару. Потому что он не сказал бы, что имел много возможностей отточить свои навыки верховой езды. Ездовые кони-то вот разве у капитана стражи да настоятеля имелись. А бродяге, работающему за обед, как-то не по статусу.        Если бы не Бруно, Курт так и гнал бы своего коня до той деревушки, галопом, без единой остановки. И, глядишь, вовсе бы не добрался. Таким замечательным образом Бруно сработал на два лагеря.        Курт внимательно вглядывался вдаль, прохаживаясь по измученной жарой траве туда-сюда, а капитанский конь — за ним. Инквизитор смотрел туда, где за расплывающимся от жары маревом, где-то далеко стояла нужная ему деревня. А Бруно… Бруно смотрел на следователя. И размышлял.        Что спросить? Несмотря на кажущуюся напористость своего характера, он, тем не менее, теперь все время боялся надавить слишком сильно, задать такой вопрос, интерес в котором потом не получится объяснить простым любопытством или боязнью за свою шкуру. Или нелюбовью к Конгрегации. Или к Курту лично.        Ах, как же все было просто раньше!         — Ну? Ты закончил? — спросил инквизитор, внезапно повернувшись и не застав Бруно за работой.         — Да подожди ты, — огрызнулся тот в ответ, снова взявшись за ремни.        Послышался недовольный вздох.         — Не пыхти, — отозвался бродяга, и, наконец, придумав тему, набрал в грудь воздуха для вопроса. — Я вот что все спросить хотел, — он повернулся к следователю, снова сложив руки. — Ты говорил, что не любил в плане душевном. А что насчет телесной любви?        Курт запнулся и замер, пристально глядя на него. Было совершенно непонятно, что при этом крутилось в его голове. Прошло несколько секунд молчания и смотрения друг другу в глаза.         — Что-то ты слишком многим интересуешься, — ответил тот, наконец. Бруно даже на мгновение задержал дыхание, подумав о том, что инквизитор таки догадался о причине, по которой бродяга вообще с ним поехал. — Это личное, тебе не кажется? — добавил через секунду Курт, и Бруно выдохнул.         — Ты-то обо мне, твое инквизиторство, все вызнал, — вот только всю новую информацию совершенно пропускаешь сквозь пальцы, добавил он мысленно, — И личное, и глубокодушевное.         — Ты преступник, Бруно, — словно бы оправдываясь, пояснил Крут. — В розыске. Persona suspecta (Подозрительная личность (лат.)). Я должен был проверить.        Бруно снова кольнула совесть — теперь ещё и предатель…         — Сам-то на моем месте не стал бы подозревать бродягу, который, по словам всех в деревне, донельзя странный? Причем подозревать в первую очередь, — добавил инквизитор.        Бруно в ответ усмехнулся. Да, образ у него, и правда, не слишком располагал к доверию с первого взгляда.         — Ладно, убедил, — согласился бывший студент, улыбнувшись. — Но… — он поднял палец вверх. — Не переводи-ка ты тему на меня. Ты не ответил.        Бруно бы и на исповеди не смог объяснить ни то, зачем вообще спросил изначально, ни уж тем более, зачем допытывается сейчас, когда инквизитор откровенно и весьма грубо уходит от ответа. Что совсем не удивительно, если подумать. Конечно, рассказ о четырех убийствах, совершенных майстером дознавателем в юности, тоже весьма личная тема, но стоило вспомнить, что тот тогда сам решил рассказать о ней, Бруно только сидел рядом и выслушал. А тут бродяга принялся сам выпытывать тайны инквизиторской души.        Но сейчас Бруно уже не мог отступить по другой причине. Упрямство. Разумеется. И хотелось хоть немного отплатить следователю за тот унизительный и подробный рассказ о его, Бруно, жизни до, приправленный остротами и оценками от самого майстера инквизитора.         — И не отвечу, — резко сказал Курт, прервав попытки бывшего студента объяснить на себя мотивы своих же действий.        Бруно, тем не менее, удовлетворённо хмыкнул, не упустив из виду настороженный взгляд, тут же брошенный инквизитором в его сторону.         — Не нужно делать никаких выводов.         — Так как же не делать, если ты сам молчишь? Я же достаточно просвещенный, как ты сам сказал. Сейчас как надумаю чего… — с улыбкой пригрозил Бруно.        Курт не улыбался. Он несколько секунд молча глядел на Бруно, а после, все же, что-то решив для себя, расслабленно вздохнул и отвернулся.         — Ну, давай, студент, покажи, чему научился на занятиях, — сказал он из-за спины, тоже делая вид, что поправляет седло у коня.        Бруно ухмыльнулся. Не зря инквизитор встал вот так, чтобы не видно было лица. Опасается, что случайный взгляд даст лишнюю подсказку собеседнику, какая из догадок верна. Что ж, остаётся судить по спине.         — Primo (Первое (лат.)), — скорее, подражая манере майстера дознавателя, чем действительно испытывая желание так выражаться, начал Бруно, — не все же время ты сидел в своей академии. А в городе масса развлечений. На что ты тратил свои карманные деньги? Наверняка, хоть раз закрадывалась мысль о том, чтобы взять себе девку…        Курт высокомерно фыркнул.         — Что?! — с улыбкой возмутился Бруно, — скажи еще, что не было!        Следователь полуобернулся, и бывший студент увидел, что тот тоже улыбается.         — Ты слишком хорошего мнения о правилах академии, — ответил Курт. — Какие еще деньги и свободное время? — он засмеялся.         — Ладно, — с готовностью ответил Бруно. — Но мне еще есть, что сказать! Secudo (Второе (лат.))…        Курт повернулся, облокотившись о седло, и с веселой заинтересованностью смотрел на Бруно. Видимо, он пришел к выводу, что ничего опасного бродяга не скажет.         — А в самой академии? Что там у вас? Длинные темные коридоры, суровые лица наставников и духовников, тренировки с утра до ночи, отбывание повинностей, холодные постели… — начал Бруно. Веселость постепенно уходила с лица инквизитора, а глаза сужались, видимо, по мере того, как он начинал понимать, к чему клонит бродяга. Тот продолжал:         — И по ночам, пока никто не слышит и ничего не узнает, можно расслабиться одному, но вдвоем-то веселей. Тем более, верные товарищи всегда рядом, и у всех одни проблемы, одни… — Бруно замолк оттого, как резко переменилось выражение лица Курта. Тот теперь смотрел жёстко и холодно. Да, разумеется, такое не слишком вязалось со святыми писаниями. Более того, прямо им противоречило.         — Да как ты смеешь… — с негодованием проговорил инквизитор, глядя в глаза бродяги.        Негодование было логичным. И все же Бруно мог предположить, что, возможно, Курт либо привык на автомате так отвечать, либо, правда, чего-то стыдился, а не просто был возмущен крамольной мыслью беглого крепостного.        А ещё бывший студент никак не мог вспомнить, зачем вообще затеял этот разговор, ведь практической пользы для дела в нем было ноль.        И все же…         — Меня можешь не стесняться, я же просто любопытствую, — Бруно поднял руки в примирительном жесте, но майстер дознаватель на примирение идти не хотел.         — Это тебе не шутки, Бруно. Люди Конгрегации… — начал Курт сурово.         — Да к черту твою Конгрегацию, — возмутился бродяга. — Студенты, — пояснил он. Это могло быть путем к завершению беседы, а значит и стычки, но Бруно добавил:         — Всего лишь дети. Подростки. И ты. Всего лишь один из этих детей. Ты…        Курт подлетел к нему так быстро, что бродяга не успел опомниться, благо, расстояние между ними было шага в два, и схватил за грудки. Похоже, бывший студент не ошибся — это оказалась весьма больная мозоль. Глаза инквизитора метали молнии, а губы были плотно сжаты до тонкой полоски.         — Когда ты уже начнешь думать, прежде чем говорить что-то? Тем более, инквизитору, — почти прошипел Курт. Он был немного, но выше Бруно, поэтому ситуация выглядела еще более…некомфортно.         — Пф, в первый раз, что ли… — пытаясь сохранить напускную беспечность, фыркнул бродяга, но руки, сильнее сжавшие воротник, заставили его все же поумерить пыл.        Что он творит и говорит, Бруно уже сам мало понимал. Вот ещё не хватало довести дознавателя, чтобы тот бросил его посреди дороги. Мало того, что добираться пешком обратно — малоинтересное занятие само по себе, так ещё и слежку за делами следователя студент с крахом завалит.        Но…было и что-то ещё, что сам Бруно никак не мог поймать в своей голове и что не остановило его сейчас, несмотря на серьезную вероятность снова схлопотать. И пусть был приказ — сблизиться с майстером инквизитором, но выяснения таких подробностей Каспар от него точно не требовал.        Бруно растянул губы в хитрой улыбке:         — Но как скажешь, твое инквизиторство, буду молчать, — а рука меж тем скользнула вниз и сжала штаны инквизитора чуть пониже ремня.        Бруно был просто уверен, что за такое Курт ему вмажет. Бил и за меньшее. Поэтому когда губы инквизитора накрыли его собственные требовательным поцелуем, бродяга в первое мгновение стоял столбом от неожиданности. Но после расслабился, прикрыл глаза и приоткрыл рот, впуская язык инквизитора. Одна рука переместилась на бок, а вторая — на шею, задев цепочку со Знаком. Курт же все никак не отпускал его воротник.        Целовался инквизитор…странно. Но во вполне инквизиторской манере, если можно вообще так сказать. Грубо, но вместе с тем слегка неловко и, возможно, неумело. Этот факт заставил Бруно мысленно ухмыльнулся.        Но длилось это все секунд пять, после чего Курт с усилием оторвал себя от Бруно и отпустил сжимаемую ткань куртки. Бродяга, все еще не убирая руки с шеи, снова потянулся было к его губам, но тот отстранился, положив ладонь ему на грудь.         — Нет, — попросил Курт едва слышно. — Всё.        Дышал он сбивчиво и взгляда не поднимал.        Бруно показалось, что это «все» было адресовано даже больше самому Курту.        Инквизитор, глядя куда-то вниз, сделал шаг назад, а после и вовсе вернулся к своему коню.        Студент, смотря на все это, не смог сдержать усмешки:         — Более чем красноречивый ответ. Я же уже говорил, что ты извращенец? У вас все там такие? Не думаю, что хочу продолжать быть твоим помощником.         — Не провоцируй меня снова ломать тебе нос, — предупредил инквизитор, не оборачиваясь.         — О, нет, спасибо, обойдусь, — хмыкнул в ответ Бруно, непроизвольно коснувшись пальцами кончика носа, который и так еще побаливал.         — Ну все, уже достаточно провозился с седлом, поехали, — скомандовал Курт, запрыгивая на коня.        «Ну и ну… Вот уж усердное выполнение задания. Сомневаюсь, что Каспар имел в виду именно это под «втереться к господину дознавателю в доверие», — подумал он, глядя на напряжённую спину следователя и закусив нижнюю губу.        Вот так и лезь к этим инквизиторам в душу после такого…        И всё-таки, забираясь в седло, Бруно подумал, что как бы ни пытался мысленно возмущаться, в глубине души он был весьма доволен этим разговором.