Faith

      Он не смотрел на неё. Просто не мог отвечать за себя в её присутствии - подойди Её движения были болезненно медленными, будто её тело было покрыто синяками, космическими гематомами, и казалось, каждое напряжение мышц болезненными молниями прошивало всё тело. Она подошла ближе и он, собрав все силы, поднял на неё глаза. Впечатление было верным. На ней была бесформенная роба, но руки были открыты и в первые секунды ему показалось, что кожа почти вся синяя, только через несколько секунд он понял, что это тени, однако синяков было много. Из уголка крепко сжатых губ тянулась ленточка запекшейся крови, а левая бровь заканчивалась, раздваиваясь на кожные лоскуты. Она смотрела прямо ему в глаза, будто это он её ударил, ударил, но не сломил. - кто это сделал? Она молчала. Конечно же. Он открыл камеру и подозвал к себе лёгким движением кисти. Она повиновалась и остановилась рядом с ним. Он отвернулся и обратился к охраннику - я забираю её в лазарет - да мне всё равно, хоть на расстрел Его тело напряглось, наполняясь яростью - если с ней хоть что-нибудь случится, отвечать будешь ты Это смахнуло спесь с охранника, он отвернулся что-то недовольно пробормотав.       Он почти нежно обхватил её руку выше локтя, будто специально подобравшись под рукав просторной робы. - идём Их провожали удивлённые взгляды, он вёл её без наручников, поддерживая под руку, его вторая рука не держала оружие, она свободно болталась в такт шагам. Кто-то останавливался в тесном коридоре и кидал оскорбления и обвинения ей в лицо, не боявшись гнева её конвоира. Кто-то ловил его взгляд и, мерзко улыбаясь, кивая на девушку, отпускал похабные шуточки. Один нарочно метил пройти так, чтобы задеть её плечом. Предугадав манёвр бойца, он подтянул её ближе к себе, смягчив тычок, сделав его почти неощутимым. Её волосы коснулись его голой руки, а резкое движение телом утопило его в её личным запахе светлой, нежной кожи. Он вспомнил, как впервые увидел Веру. На импровизированной сцене, когда она выступала для небольшой толпы прихожан в церкви Иосифа, он поймал себя на мысли, что в жизни не видел девушки прекраснее. Исходящую от неё силу он чувствовал в воздухе, и моментально возненавидел всех мужчин вокруг, считая, что она принадлежит только ему. У неё были нежные руки и летящие движения. Красивые цветы на её платье ласково покачивались вокруг ног, когда она переступала по сцене. Мягкий голос был манящим и обещал намного больше, чем врата в Эдем. Она посмотрела в его сторону и улыбнулась, глядя прямо в его глаза. Он был пленён, но не верил ни единому слову. Эта семья была опасна, и у него, как у почувствовавшего опасность животного, выгибалась холка и щетинилась пасть. В этот момент он был разорван на двое и больше не мог найти себе покоя. Два полярных чувства к Вере Сид метали его душу, как в лихорадке. Ему хотелось быть ей защитником, быть её мужчиной, опорой, гордостью, её любовником, столько нежным и страстным, каким совсем не ожидаешь увидеть такого угрюмого типа, как он. И ему хотелось выбить из неё эту дурь. Блажь. Эту ложь, в которую она верила и которую несла толпе, внимающей каждому слову её. Она была опасна, и когда надо выбрать сторону, он пошел против неё. Это привело их сюда.       Холодные плиты лазарета неприятно облепили пол и стены кабинета. Он стоял у стола врача, велел ей сесть на кушетку. - дай ей мазь и зашей бровь. Сделай аккуратно - не могу ничего обещать И без того заведённый вызывающим поведением солдат, он был готов оторвать этому доктору его тупую башку. Он сделал шаг и, резко нагнувшись, схватил врача одной рукой за шею, подтянул к себе и медленно, четко выговаривая каждую букву, произнёс ему на ухо: - я сказал - аккуратно       Его приказы не обсуждались, по крайней мере в глаза. Он не был несправедлив или противоречив, но кто-то уже стал поговаривать, что его чувства, если предположить, что они у него вообще есть, к Вере Сид, далеки от напускного и столь яро демонстрируемого им презрения и ненависти. А это может подорвать его авторитет и привести к необратимым последствиям. Для них обоих. Врач несмело кивнул.       Он повернулся к Вере, которая послушно сидела на кушетке, опустив глаза на сложенные на коленях руки. - сними балахон Она встала и так же медленно, как шла в кабинет, начала стягивать с себя одежду. Он до сих пор ей не верил, Её смирение перед карой, которая её безусловно ждёт, хоть никто пока не в праве выносить приговор, пока город находится на военном положении, и перед ним в частности, было лишь притворством, направленным на выгодное ей помилование. Она раздевалась не ощущая себя, не чувствуя себя даже человеком. Она снимала робу, будто с манекена. Ссадины покрывали её шею и плечи, кровавые отпечатки ударов опускались ниже по груди и животу. Он хотел подойти, прикрыть её от гадкого взгляда врача, защитить от злости, нападков и спрятать от всей боли этого мира. Он судорожно вздохнул, будто сдерживал звериный рёв, рождённый глубоко в душе. Его представление и мире и правосудии рушились, как кости домино. Биение крови в ушах лишило его слуха. Вся её боль была перед ним, и он не мог ничего с этим сделать. Он обязан был защитить её, не допустить и предотвратить то, что уже случилось. Эта мысль обезоруживала, делала его слабым. Он поднял глаза и увидел бездонное небо. Оно всё было в её глазах. Вера что-то сказала ему, не размыкая губ. Силы возвращались к нему, он был ей нужен. Но его страшно злило, что она обязана его слушаться, что он должен приказывать ей. И сейчас она стоит почти полностью нагая перед двумя мужчинами. На ней были лишь трусы. И она не делала попыток прикрыть руками голую грудь. Под нежной кожей расплылись синюшные скопления крови. Её били без разбора и не только кулаками. Крупная, злая дрожь пробежала по всему его телу. - обработай синяки       Доктор достал мазь из ящика стола и подошел к Вере. Резко и порывисто он наносил средство на поврежденные места, каждым движением выражая своё презрение. Ей было больно, но она не подавала виду.       А он не мог терпеть прикосновений другого мужчины к ней, но знал, что сильно скомпромитирует себя, если вырвет из грубых рук доктора несчастный тюбик с мазью и сам всё сделает. Он вынужден был отвернуться, крепко сжав руки в замок и уставившись застланным яростью взглядом в окно. Закончив возиться с синяками, доктор велел ей одеться и вышел из кабинета за иглой и ниткой, чтобы заняться бровью.       Они остались одни. Он вдохнул полной грудью и повернулся к ней. Вера успела одеться и была красива даже в этой робе. Он задержал дыхание. Любовался ею. Над глазом останется шрам, который совсем не будет портить её правильныe черты лица. Светлые волосы, когда снова будут чистыми, будут украшать это лицо и, быть может, когда-нибудь, она снова улыбнётся ему, как тогда. Если выживет.       Доктор вернулся и за хлопком двери не было слышно, как он шумно выдохнул. - садись       Врач раскалил иглу над свечкой на столе. - ты что, не сделаешь обезболивающий укол? - у меня нет на неё лекарства - значит возьми то, что рассчитано на меня Он уже не задумывался, как сильно себя подставляет, но просто не мог допустить, чтобы доктор сделал то, что задумал, здесь, при нём. Нехорошая улыбка тронула губы врача. - лекарства мало, и тебя я тоже буду зашивать на живую       Он резко повернулся и врач испугано отскочил в сторону, задев бедром стол. Отыскав в шкафу новокаин он молча взял шприц и подошел к Вере. - подними голову Она повиновалась. - посмотри на меня.. Он добавил эту фразу потому что хотел поступить с ней по-человечески. Сейчас в нём победил влюблённый мужчина, и всё что ему хотелось - это защитить свою любовь. Её глаза были прозрачнее неба и смотрели на него с такой же чистотой и ясностью. Где-то в глубине его грудной клетки разливалась лава. Огромный воздушный шар чувств поднимался к горлу и распускался в голове, как редкий дикий цветок. Его руки коснулись её лба, и он аккуратно сделал укол около раны. - сейчас подействует       Он взял бумажное полотенце со стола и пошел к раковине. Намочил его и вернулся к ней, остановившись так близко, что колени касались его ног. Её немного потряхивало, и он решил, что она замёрзла. Мокрым полотенцем он аккуратно стёр след крови, и немного оттёр грязь, где заметил, с её лица. Такой нежности прикосновений он сам от себя не ожидал, но это была она, его Вера, и по-другому с ней нельзя было. Когда всё закончится он найдёт тех, кто сделал это с ней. До этого момента она хранила молчание, но сейчас он заметил, что её губы еле шевеляться, она что-то говорила неуловимым шепотом. Ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать, что она повторяла всего три слова: "пожалуйста, не уходи". Он остолбенел, его буквально парализовало. Она была напугана. Та мелкая дрожь, была не итогом сквозняка, блуждающего по полу, она очень сильно боялась. Боялась, что он уйдёт и её снова будут бить, а доктор будет стоять в стороне и смотреть, и пальцем не пошевелит чтобы помочь ей или остановить экзекуторов. Он понял, что уже продолжительное время стоит, касаясь её лица и заворожено глядя на губы. Доктор, если уже нет, то вот-вот мог деликатно кашлянуть и совсем не деликатно вырубить его и позволить выживальщикам сделать с ней всё, что им будет угодно. Он убрал руку и отошёл. Она перестала шевелить губами, но продолжала мелко дрожать. Его сердце разрывалось, он был в секундах, чтобы поверить в этот спектакль, что она тоже жертва Иосифа и блажи, и сильных людей, которые втянули её в это, а он её ангел-хранитель, который вынесет её на руках из этого дерьма, отбелив её имя и сделав самой счастливой женщиной на планете.       Он поднял руку и аккуратно коснулся брови - чувствуешь? Она помотала головой. - можешь зашивать.       И отошёл, спокойный, что хоть сейчас врач-демон не причинит ей боли. Потребовалось немного времени и пять стежков грубой синей нитки, чтобы привести в порядок её рану. - вставай Она снова медленно и послушно выполнила приказ. - спасибо, доктор - да, конечно Неприязнь плохо скрывалось в этих словах.       Он взял её за руку, снова нежно и снова за открытую часть. Они опять оказались в тюремном коридоре.       Он хотел увести её отсюда, вот так просто и подальше. Где нет боли и лжи, и людей, которые это порождают. Где на них бы косо не смотрели, не кидали бы гневные взгляды. Где не было бы Иосифа, секты, блажи. Где.. - зачем ты её подштопал, шеф? только аптечку перевёл. всё равно вечером снова напросится Он остановился - кто её бил и за что? - вчерашняя смена только заступила, как она подошла в решетке и снова завела свою песню про блажь и Эдем, и прочую муть Иосифа. Парни предложили ей заткнуться, но она не послушалась и вроде как предложила им зайти к ней в камеру.. ну.. вы понимаете зачем..? - зачем? Он сжал её руку ощутимо крепче. - ну, она.. она себя предлагала им. По очереди. Каждому.. меня там не было, но парни рассказывали. - рапорт мне на стол. Сейчас же.       Малец был новобранцем и мигом скрылся за поворотом, в поисках вчерашней смены, чтобы они описали события минувшего вечера.       Он почувствовал как огромный булыжник разочарования, обиды и досады несётся на него с горы, сметая всё на своём пути. Он даже не мог поднять на неё глаз. Молча потянул её за собой, клянясь себе, что больше не поверит ей ни в чём даже на минуту. Он открыл камеру и отстраненно толкнул её внутрь. - я этого не делала Её голос звучал хрипло и подавлено. Он поднял глаза, и она поймала его взгляд. - они были пьяны и обзывали меня, задирали, пока один не предложил оттрахать меня, чтобы выбить дурь и показать кто здесь главный. Он зашел в камеру, я его оттолкнула, и он ударил меня Она повела головой в сторону разбитой брови. - не один раз. Остальные не помешали ему. Он остановился когда я перестала сопротивляться. Она говорила всё будто репетировала, но в глазах он прочитал искренность и опять страх остаться тут снова одной. - он сделал что обещал? Он не слышал никогда, чтобы его голос звучал, будто вибрировал. - нет Он понял, что не дышал пока ждал её ответа. Кто из них был прав, кто больше страдал от собственной гордыни, кто обманывался, а кто лгал, кто в итоге останется ни с чем, кто будет страдать, кто не сделает то, что действительно хочет сделать? Кто опоздает? Он закрыл камеру. - подойди Она подошла так близко к решетке, как могла, хотя если бы могла, она бы просочилась сквозь неё, прям в его сильные руки, в его уверенные объятия, под его защиту. Она знала, что он будет защищать её до последнего вздоха. Капелька крови из свежего шва медленно стекала по виску, из-за новокаина она ничего не чувствовала. Он поднял руку и стёр кровь с её лица. Глаза перебегали по нему, будто перед ним на бешеной скорости мелькали картинки. Он понимал, что говорит этим намного больше, чем если бы открыл рот. От неё до сих пор пахло сладостью блажи. Этот запах сводил с ума, буквально. Сколько человек, вдохнув этот наркотик, этот дурман, полной грудью лишь раз, лишались разума. Блеск глаз становился неистовым, слишком ярким, нереальным и слепил несчастных, превращая их в оружие в её руках. На секунду он подумал, что блажь - это синтез её личного запаха, а не переработанных цветов. Она тянулась к нему душой, а он не знал использует она его, или он искренне нужен ей, и это уничтожало изнутри. - шеф, парни всё напишут Салага ворвался, крепко хлопнув дверью по стене. - передай всем сменам, чтобы никого здесь сегодня не было. Она не нуждается в охране, она никуда не денется. Он даже не напрягся, даже не дёрнулся, даже не попытался отодвинуться от неё. - да, шеф Он опустил взгляд на кровь на своих пальцах, и малец тоже это заметил, только не так понял - а! вы сами с ней разберётесь! Его слова могли бы дорого ему обойтись, но он был молод и туп, поэтому следующей фразой просто подписал себе смертный приговор - только оставьте другим, тут есть ещё желающие присунуть ей пару раз Кровь отхлынула от его лица, он вцепился в неё взглядом, понимая, что сейчас всё закончится. Она испугалась только на секунду, а потом неожиданно мягко разомкнула губы и подула на его лицо. Он почувствовал прохладные лепестки её дыхания на своей коже, и в этом было что-то нереальное, но он успокоился. - нет. Она моя. Он плотоядно ухмыльнулся и посмотрел на солдата абсолютно диким взглядом. Тот сначала опешил и нервно хихикнул, а потом засмеялся в голос, хлопая в ладоши - ахах! как скажете, шеф, она полностью ваша! вы-то сможете Он тоже засмеялся. Вера отошла в глубь своей клетки.       Мужчины ушли. Их смех еще какое-то время блуждал по коридорам.

***

      Когда ему принесли рапорт, он пытался в наглых и пустых глазах солдат найти того, кто её бил. Почти с дьявольской уверенность он мог сказать кто это был даже без подписи в рапорте. Этот парень кинул ему бумажку на стол и, блядски улыбнувшись, добавил: - я подробно написал, что она предлагала и как провоцировала нас, шеф! из-за их мерзкой семейки дохнет округ, а она только и печется как об отце этом треклятом и своей манде       Он бросил взгляд на бумажку. Небрежно нацарапанное враньё занимало полстраницы и заканчивалось размашистой подписью словоохотливого мудака, который сидел перед ним. - Веру Сид больше никто не трогает Он обвёл взглядом всю компанию. - ну да, Джон сказал, что вы сами. Но знаете, они много чьим семьям насолили. Давайте просто пустим её по... - это приказ. Вера Сид сидит под замком и ждёт справедливого суда. Чтобы вчерашнее поведение не повторялось. Я ясно выразился? Молчание его напрягло, и он подался вперед, нависая над столом. - мне с какого места повторить? - всё понятно, шеф Солдат резко встал и ушёл, прихватив с собой всю компанию. Слишком быстро, и он не был уверен, что его поняли.       Через несколько часов после отбоя он пошел к ней. Когда за ним мягко закрылась дверь, он услышал испуганный всхлип. Первой его эмоцией был гнев. Что они сделали с ней? Он максимально быстро, как позволяла полутьма помещения, оказался рядом с решеткой. Вера неуклюже, полубоком сидела на стуле, которого не было в камере, когда он уходил от неё. Впервые в жизни он дал волю эмоциям в присутствии другого человека. Он испугался за неё так сильно, что со стоном бессилия сполз вниз по решетке, так и не открыв её. Чтобы полюбить нужно время, но чтобы влюбиться хватит и секунды. Его секунда была давно, а её наступила сейчас. Она слышала всю горечь потери в его стоне и, хоть она не умерла, ей слишком ярко представилось, что он падает замертво, когда узнаёт, что её больше нет. Он любил её и боялся этого, она - нет. Вера спустилась со стула на пол и придвинулась к нему. Накрыла его руки, сжимающие прутья, своими нежными ладошками. Под ними она чувствовала руки сильного, честного мужчины, костяшки зарастали после последней драки. Она гладила его пальцы, а он беззвучно плакал, низко опустив голову. Мягким прикосновением к его лицу, она заставила его посмотреть на себя. - тише.. Он не увидел новых синяков. И она ласково ему улыбнулась. Улыбнулась, как тогда. - он не бил меня по лицу.. Силы и самообладание очень быстро возвращались к нему. Он не дал ей договорить, высвободил руки и поднялся. Она чуть отодвинулась, и когда он открыл камеру, неловко поднялась ему навстречу. Он заметил, что она не наступает на правую ногу. На его немой вопрос она ответила.. - он пришел и сказал, что будет первым, кто трахнет меня в этой тюрьме, а то, что останется будет твоё, как ты хочешь. Я сказала, что ему тогда придётся трахать мой труп. Он зашёл в камеру и стал бить меня по телу, чтобы ты не увидел свежие следы. Но салага, он услышал мои крики и отогнал его. Он не плохой человек, просто запутался. Он больше не мог терпеть. Резко он кинулся к ней и крепко обнял. Она вскрикнула от боли в покалеченном теле и он, извиняясь, ослабил хватку. Но продолжал её обнимать. Он обнимал всю свою жизнь. Сейчас, предавая ополчение ради неё, она оставалась его единственной жизнью. Им придётся бежать, он не оставит её снова одну в этой камере. Надо будет прятаться, нужно будет убивать, чтобы увидеть рассвет. Но ради неё он готов. Он взял её лицо в свои ладони и попросил ему всё рассказать. И она рассказала.       Как была молода и податлива. Как появился Иосиф, который трепетными речами и сладкой блажью говорил ей, что она особенная. А обычной девчонке, которую пригласят на танец только после пары пива, больше и не нужно было, чтобы она пошла за ним. Он говорил прямо с её душой, и травил её же, наркотиками. Как он обещал, что подарит ей собственную паству и её будут слушать и за ней пойдут. Как он показал, как использовать блажь. Как делать роботов. И как обдолбавшись ею, Иоан рассказал, что она далеко не первая "особенная девочка Иосифа", о чём даже не вспомнил на следующий день. Как Иаков рассказывал, что под блажью круто заниматься сексом, когда девчонка ничего не соображает, и звал её в свой бункер. Как она увидела уже Его на той проповеди, и как бы это банально ни звучало, почувствовала, что он какой-то другой, или она просто была под кайфом. Специально она не хотела попадаться, но когда его отряд накрыл их производство, и он остановил солдата, который занёс над ней приклад винтовки, она поняла, что жизни, что она вела последние полгода, пришёл конец. И либо она примет смерть от его руки, либо он обнимет её этой рукой и уведёт от этого всего. Он хорошо помнил день взятия фермы, где производили блажь. Он сам нашёл эту ферму. Он даже игнорировал мелкие производства, потому что искал то, где была она. А она могла быть только на очень большом. И он нашёл. Но только не он первым нашёл Веру. Парня, который замахнулся на неё, он сбил с ног резким ударом всем корпусом. Он помнил, что прожужжал сквозь зубы "не тронь, сука", но от изумления и непонимания в глазах парня, быстро пришёл в себя и сказал, что Вера Сид нужна живой. Помог ему подняться и резко поднял её, оставив первый синяк на её теле, который видел потом очень долго, пока не появились новые. Он сам, лично, после зачистки здания, перевёз её в тюрьму. Где сейчас сидел напротив неё, слушал и вспоминал, и тут же инсайтом приходили ведения, что всего этого нет, что он всё потерял из-за своего упрямства и глупости. Она закончила говорить. Он осторожно прижался лбом к её лбу. - прости меня - ты не виноват. Ты спас меня - ещё нет. я расскажу как и куда тебе ударить меня, чтобы не убить, и где спрятаться и ждать меня. Мы уходим, хотя это звучит, как огромный шаблон в дешевом боевике. Она улыбнулась и красивей этой улыбки он никогда в жизни не видел. Он подался вперёд и поцеловал её в уголок губ, где была маленькая ранка, запёкшуюся кровь из которой он так давно, сегодня утром, вытер с ее лица. Уже когда он отстранялся, она порывисто поймала его губы, целуя слишком нежно и немного неумело. Он так мечтал об этом, так хотел. Почувствовал на языке ту сладость, которой она дышала на него и буквально пьянел от её вкуса. Вера была нежной, как весенний ветер, хрупкой, как крылышко бабочки и такой же доверчивой. В то же время эта девушка в его руках, была очень смелой и на секунду ему показалось, что у них всё получится. Этот поцелуй был их последним. Но он сдержал слово. Он спас её.

***