Пушистая любовь

ПУШИСТАЯ ЛЮБОВЬ Поэт – нелегкая стезя, Предугадать всего нельзя. И Гренгуар осмеян был, За труд и грош не получил. Он брел без дома, без еды, Один в объятьях темноты, Превратностям судьбы покорен, Ведь что-то изменить не волен. И вдруг – прекрасное виденье, Красы достойной изумленья, Как фея девушка плыла, С собою козочку вела. Поэт был просто очарован, Всем существом своим взволнован. Но разум чары разогнал, Он в ней цыганку опознал. Все ж Пьер никак не мог понять: Кого желает он обнять? Стройны, изящны, хороши, Для сердца радость и души. Обоими он любовался. За ними тут же увязался, Тем новых бед себе добыл, В канаву лихо угодил. Продрог. Собрался погибать. И стал о грязи размышлять: - В Париже пахнет всего хуже, То соль азотистая в луже. Из-под покойника тюфяк Его накрыл вдруг только так. То ребятня вовсю шалила, Его соломой завалила. И подожгли тюфяк дрянной. Пьер понял, что сгорит живой. Солому сбросил, с воплем – прочь. Все тут же проглотила ночь. А дети кинулись домой: «Покойник с тюфяка живой!» Тем Гренгуара напугали, Во Двор Чудес его загнали. Клопен жестокий там король, Свою он хорошо знал роль, И предложил он выбирать: С ворами жить иль умирать. Поэт экзамен провалил, За то почти повешен был. Его спасла цыганка вдруг, Всем объявив, что он – супруг. Их там по-свойски поженили, Хоть очень недовольны были, А Пьер от радости хмельной, О ночи грезил он с женой. Но нож ему все объяснил И обстановку прояснил: Спасенье получил, как пес, Не задирал, чтоб с этим нос. Изгнали дерзкого поэта, Он не обиделся на это, На тощий перелег матрас, Сомкнуть не может только глаз. Он принялся стихи строчить, Чтоб Эсмеральду покорить, Но умная пришла коза И томно глянула в глаза. Тут снова Пьер был поражен, Животной грацией сражен. Стройна так ножка, хоть с копытом, И тело шерстью все покрыто. Но безупречен этот стан. Опять поэт от счастья пьян. Он гладил белоснежный пух, Читал свои стихи ей вслух. - Джали, прелестная милашка, Пусть в волосах твоя мордашка, Тебя уже почти люблю. Клянусь: тебя я покорю! Сначала козочка кивала, А после лист его сжевала. Стихов любовных вкус познав, Сжевала следующий, достав. - Хоть кто-то труд мой оценил, - Смешком творец так подбодрил. Коза жует, а страсть крепчает, Тот орган кровью наливает. - Ах, милая моя Джали, Ты мне не скажешь: «Отвали!» Я буду нежен и учтив, Хоть мой запал нетерпелив. И снова гладит он рога, И место, где стройна нога, И хвостик белый, пуховой, И вход под ним - дырой простой. Он так невинно розовел, Что Пьер сдержаться не сумел. Стянув штаны, туда вошел, Слов от восторга не нашел. Как обещал, не резок был, Пытался он сдержать свой пыл, Но позже все же разошелся, В рога вцепился, пахом терся. Шерсть шелковистая ласкала. А Гренгуару было мало, Он все быстрей в Джали совал, И сам же сладостно стонал. Коза ему не отвечала, Задумчиво листы жевала, И уничтожила стихи, К которым были все глухи. Но Гренгуару все равно, Ведь счастье брать ему дано. Такие стройные бока! И прогибается слегка! Себя все жарче он вбивает. Коза чуть-чуть переступает. - О белоснежная моя! Ну как мила любовь твоя! И кончил, громко простонав, К спине шерстистой с тем припав. Рога ей с чувством целовал, Красу и стройность воспевал. Без сил он на подстилку сел, С любовью на козу глядел, К себе тянул и обнимал, Ее прекрасной называл. И даже в губки целовал. Пушистый мех им не мешал. К козе при этом нежно льнул И так же вместе с ней уснул. Вот с той поры женой считал, К цыганке он не приставал, От бед теперь Джали спасал, А Эсмеральду Клоду сдал.