Дождь из слез

– Тупой идиот, как можно было до такого додуматься! На улице почти минус, погода явно замышляет что-то неладное, но Мин Юнги все равно, Мин Юнги тянет подвыпившего Пак Чимина и проклинает судьбу за то, что встретил его когда-то. – Я ведь даже не пьян! – как может отвечает парень, но ноги заплетаются, наровясь согнуться в коленях и упасть на холодный асфальт. Пару-тройка бокалов слишком много для него. – Молчи! – Юнги чувствует, что Пак вот-вот упадет, и, забывая про всех и про все, закидывает к себе на спину. – Не затыкай меня! – орет подвыпивший Чимин, в принципе, так же, как и трезвый. – Ты сейчас направляешься к дому, только потому, что я тебя несу. Так что заткнись и слушай все, что я тебе скажу. Чимин промычал в ответ что-то досадное и расслабился. – Ладно бы ты алкашом не был, так ты ещё и гей. Пьяный гей в гей-клубе. Ты что, бессмертный, блять? – Я не бессмертный, – обижается тот, – …и не гей. – Ага, поговори мне. Хоть представляешь что там могут сделать с таким милым, невинным, хру… – Заткнись, Юнги, пожалуйста, заткнись, – Зачем ты поперся туда, скажи мне, пожалуйста? – Запивать горе, – промямлил парень. – Я же запретил тебе пить, раз не умеешь! Нова волна гнева накатывает на Юнги. Как хочется ударить его прямо по заднице, которую он несёт. Но если отпустит – этот придурок упадет, и тогда это будет двойная проблема. – Пить и запивать разные вещи! – Окей, – Юнги томно выдохнул и поставил парня перед собой, держа за хрупкие плечи. Усталость того заметно сказывалась и он уже почти не слушал того, что говорит ему Мин. – Что случилось? – Ты случился, идиот, – отрезал Чимин. – Извините, что помешал веселью, сударь. Что-то ещё? – Пак шатнулся, пришлось держать его крепче. – Ты не понял, – поднял голову Пак. – Ах, понятно, – вздохнул Юнги, чуя старую добрую гармошку. – Не начинай только опять свои розовые сопли о какой-то там «влюбленности». – Но это правда, Юнги-а! – Пак вцепился в плечи друга, но тот сразу их откинул. – Не бывает такого, слышишь? Чтобы парни парням нравились. – Бывает, и ты сам это знаешь, – парень говорил вполне ровно и цепляюще. Даже, как показалась Юнги, искренне. Но лишь на долю секунды. – Успокойся и пошли, – Мин взял его за руку, но Чимин отказался идти. – Никуда я не пойду. – Пошли, ты видишь, дождь собирается? – Это дождь из моих слез, Мин Юнги. – О, Боже, – парень закрыл глаза и остановился на мгновение. – Ладно. Хорошо. Стой тут один, – оторвав от сердца произносит он. – Хорошо. Нет, Чимин, ничего, блять, не хорошо. Юнги развернулся и ушел в унисон под падающие капли. Этот парень – совершенный идиот. До безумия сумасшедший. И до безумия красивый. Маленький, с пухлыми щечками, и грустными глазами. Этот чертов Пак Чимин. Только Юнги прошел четыре с лишним метра, чувствовать на себе пристальный, не отпускающий взгляд, стало невозможным. Он ведь стоит там совсем один. Ночью. Подвыпивший. И влюбленый. Что скрывать, Мин Юнги любил этого придурка, и уйти вот так никогда бы не смог. Но любил ли как друга? Далеко нет. Пытался, конечно, доказать себе обратное, но все зашло только дальше. Нет, он бы не смог уйти. Перед кем угодно, но только не перед Пак Чимином, казалось, перед самым лучшим, что есть у него в жизни. Дождь усиливался, а ноги ступали уже по лужам. Так нельзя, говорил себе Шуга. Он ведь отвергает чувства Пака не потому, что не любит его взаимно, а потому, что это было бы слишком неправильным явлением. А что, если они расстанутся? Из группы никуда не денешься, а уйти тебе никто не даст. Как только Мин впервые увидел его, то тут же понял, что придется не просто. Невозможно было устоять перед этими милыми ямочками, круглыми щёчками, большими красивыми глазами, утонченной талией, руки к которой так и тянулись первые три месяца, но Юнги отучил себя прикасаться к кому-либо, и это стало подобно наркотику. Дорогому, качественнному, труднодоступному. Юнги остановился и закричал: от боли, от безысходности, от того, что не мог противостоять самому себе, от любви. – Придурок, – тише сказал он, и направился обратно. Мин шел быстро, а Пак опустил голову. Слышал, что он идет, что он уже бежит, сломя голову, но поднимать глаза не хотел. И что он сделает? Снова выскажет ему все? Снова сделает пару надрезов прямо на сердце? Ударит? Лучше уж ударит, чем скажет что-нибудь. Юнги умеет цеплять за живое. Прямо по незажившим ранам. И Чимин плачет. Не выдерживая, плачет. Потому что безответно влюблен, потому что понимает, что обречён. Закрыв глаза одной рукой, он плачет так, что бежащему изо всех сил Юнги сердце кровью обливается. Он наконец подбегает к парню и, не замедляясь, поднимает его голову, не смотря на ломающегося Чимина, и сначала хочет обнять, но затем целует. Глубоко, долгожданно, ласково. Чимин ещё упирается, но противостоять нежным, горячим, и до боли в груди, желанным губам Юнги очень сложно. Слезы смешиваются с дождем, мокрые пряди волос спадают на лицо. Пак больше не плачет, но ему всё ещё больно. Больно от того, что ему пришлось так долго ждать. Чимин отстраняется, обнимая парня, и снова срываясь на плач. – Я тебя ненавижу, Мин Юнги. Ты ужасен. – Говори все, что хочешь. Я заслужил, – обнимает его в ответ крепче. Пак Чимин – не придурок, Мин Юнги – вот кто настоящий придурок. – Я хотел дать тебе пощечину, но слишком слаб, боялся, что промахнусь. – Ничего. Как-нибудь в следущий раз, – улыбнулся парень. – А теперь, я хочу искупить свою вину. Шуга отходит на шаг назад, разглядывая мокрого (и до жути сексуального) Чимина. – Это невозможно, – с каменным лицом смотрит на него Пак. – Я попробую? Режим щенячьих глазок никогда не работал на Чимина. Однозначно нет. – Пожалуйста, Пак Чимин? – промурчал Шуга. Ох, как красиво звучит его имя в миновых устах. Грёбан Юнги это знает. И он снова победил. Чимин затаил дыхание. Что ещё он придумает? – Я предлагаю тебе… Ам-м… – Мин запинается, но не отводит взгляд от лица собеседника, при этом таинственно улыбаясь, – Ты станешь моим парнем? – совершенно невинно произносит тот, и будто солнце в небе засияло и дождь прошел, а Пак Чимин, похоже, умирает. – Что-о? Да пошел ты знаешь куда со своими предложениями!– Пак поспешил отойти от него. Поехавший, что-ли? – Куда-а? – словно недовольный ребенок протянул Юнги и побежал вдогонку. – Нахуй. – Чимин! Я всё ещё слышу, что ты говоришь! – Ну и пожалуйста. Юнги цепляется мертвой хваткой и не даёт возможности выпутаться. Смотрит прямо в глаза и видит в них ответит на свой вопрос. Безумное желание, противоречащий Пак Чимин. – Я же чувствую, ты хочешь. Хочешь быть моим, – завораживающе слух говорит Мин. – Я… и так твой, – неуверенно отвечает Чим и запрокидывает голову назад, пытаясь оказаться как можно дальше от Юнги. – Ну раз ты мой, то, я могу сделать… – Мин идёт навстречу соблазнительно открытой шее и льнет губами, вырисовывая странный узор, – …так? Чимин вздрагивает, но не вырывается. Мурашки идут вдоль позвонка до самых пальчиков ног. Слишком интимно для холодной улицы, но слишком приятно, чтобы упускать момент. Бессовестный. – Ты с ума сошел? – пытается скрыть румянец Чимин, но выходит так себе. – Люблю, когда ты дрожишь. – Я дрожу от холода, придурок, – оправдывается Пак. Но Мин не верит. Мин просто подыграет, мило улыбнувшись. – Тогда пошли домой? Чимин кивает и не верит своему счастью. Хочется улыбаться. Смеяться. Мин Юнги. Мин Юнги признался ему. Абсолютно сказочно. Невероятно. Невозможно. Но улыбаться нельзя ни в коем случае, нет. Нельзя показать, что тебя победили так просто. И все же он сдался. – Я люблю тебя, – выдавливает из себя Пак, пока они идут по широкой домой. – Чимин? – по-идиотски улыбается Юнги. – Что? – Ты сказал, что любишь меня. – Разве? Я? – Ты двуличный? – Что? Нет. – Тогда это точно ты сказал. – Не помню та- Юнги мягко целует того в щеку. – Теперь кажется понимаю, почему оттягивал наш момент, – шепчет Юнги. – Потому что не мог признаться мне в любви, не найдя идеальный случай? – глаза Пака загорелись. – Вообще потому, что не хотел чтобы наша группа распалась, но ладно, – поправил Юнги, моментально получив от Чимина подзатыльник. – Ещё не поздно отказаться от прекрасной участи быть парнем бессовестного умника? – Нет, ты обречён, – растянулся в улыбке Юнги-а. – Нав-сег-да.