Сфигали?

На всю квартиру рубит трек ЛСП и Фараона, и всем глубоко пофиг, что два ночи, что есть соседи, что кому-то на работу скоро. Пофиг! Соседка сверху пять раз грозилась вызвать полицию, но им реально все равно. Им шестнадцать лет, они школьники с окраины, в будущее которых вряд ли кто-то верит, но им и не надо этого. Алкоголь они достают через старших братьев. И не распространяются. Никто не кричит в школе о новой тусовке, это что-то локальное, даже семейное. Все, что было в Вегасе, остается в Вегасе.  Это про них. Никто не знает, что именно происходит на этом веселье. Никто не знает, что именно происходит даже в другой комнате. Родители Феди постоянно уезжают в командировки, квартира пустует, и он только рад видеть друзей здесь. Первые часа два, они веселятся в гостиной все вместе, орут громко песни, выпивают почти семьдесят процентов всего купленного. По истечению этого времени все разбредаются по небольшим группам. Главные безбашенные остаются в гостиной, кто-то идет жаловаться друг другу на жизнь на кухне (где почему-то именно располагающая к этому атмосфера), в комнате Чалова просто сидят ребята, смотря всякую дребень на смарт-телевизоре. Все? Но квартира-то у семьи Чаловых трехкомнатная… Родительская спальня — запретная зона. Туда друзьям Федя запрещал заходить в первую же очередь: «Можете оставить что-нибудь» «Тронете что-то — заметят, и смерть мне» «Просто не надо, это слишком личное место» Все прекрасно понимают, не вторгаются в это место, но если проверить количество людей на кухне, в гостиной, в Фединой комнате и даже в ванной и туалете, то Вы недосчитаетесь двух человек. Всегда. В пьяном состоянии никто и не думал, что за черной дверью что-то может происходить.  Между Костей и Федей ничего не происходит. Не в том плане, что они не трахаются на родительской кровати, хотя и это тоже. Между ними нет отношений, они вообще гомофобы, они лучшие друзья. Так все говорят. Так они всем сообщают. Но с лучшими друзьями пьяными целуются темной ночью в спальне родителей одного из них? И не один раз?  Каждый раз они зарекаются повторять, но каждый раз Федя нависает над лежащим Кучаевым, проходится языком по его губам и утягивает в новый поцелуй. И черт его знает будет он нежным, или Феде опять захочется повысить температуру в комнате, заставляя Костю постоянно выдыхать горячий воздух, когда Чалов руками по его телу проводит, чужие губы кусает и засосы под ключицей оставляет. Одноклассники в раздевалке перед физкультурой после такого смотрят, вслух говорят, что у Кучаева слишком страстная девушка, и в душе завидуют, что у него в шестнадцать уже такой секс есть. Слыша это, Костя сам себе завидует.  Был бы у него секс, или была бы у него девушка. Но у Кости лишь Чалов-одноклассник-лучший друг-недолюбовник, который офигенно целуется, руки которого так приятно и так возбуждающе по спортивному торсу Кучаева проходятся, что член встает. А потом Федя пальцами по нему проводит…  Так, стоп! Что? Это началось не так давно. После тяжелого матча, который не увенчался стопроцентным успехом (ничья, как поражение, знаете), в душевой около раздевалки в спортивной школе. Они остались последними, кто не ушел, Костя нервный пытался выдавить гель для душа на мочалку, но не выходило даже это. — Костя, спокойно, — раздался голос над ухом. Кучаев резко повернулся и увидел, стоящего в сантиметре от него Федю, который закусил губу и разглядывал друга. И вроде все всё друг у друга видели, но смущение было не скрыть, потому что уж слишком близко стоял Федя. Слишком. — Кость, надо расслабиться. И уже эта фраза отчеркнула всю предыдущую жизнь Кучаева. Ведь Костя знал, как тот любит расслабляться. Друзья все-таки, поэтому и в лагерях вместе жили постоянно. Повезло им однажды, что у каждой комнаты был свой душ, так еще и впридачу жили они в комнате вдвоем. Тогда-то Костя, подойдя к двери, впервые и услышал это. С того момента он на сто процентов уверен, что стон Чалова из тысячи угадает, ведь стоял же, подслушивал, как под шум льющейся воды его друг сам себе удовольствие приносит. А вот сейчас он стоит напротив, и главное — не опустить глаза, не опустить… опустил и убедился.  Член Феди стоял колом. Костя нервно сглотнул, поднял глаза на друга (?), а тот лишь усмехнулся: — Просто взаимная мастурбация. Ничего больше. А Костя пай-мальчиком до конца не был (что-то же он делал на этих тусичах вместо подготовки к урокам), хмыкнул и кивнул. А что такого? Они никому не расскажут, это поможет. Последнее он понимает, когда Чалов по-фирменному пальцами по прессу проводит, а того уже трясет. Ждать долго не пришлось, Кучаев очень быстро возбудился, и вот они стоят друг напротив друга со вставшими достоинствами. Федя толкается вперед так, чтобы органы касались друг друга. Стон вырывается наружу у обоих, и они продолжают. Федя пальцами обхватывает оба члена и проводит, вырывая чуть ли не вскрики из д р у г а и из себя тоже, ведь не скрывают, что им нравится.  Терпение ни к черту, и уже через небольшое количество времени Федя со стоном кончает, целуя Костю. Тот кончает сразу же, и в этот момент просто сносит голову. Первый поцелуй на трезвую голову, хоть и на эмоциях, но, сука, на трезвую. И Кучаева это не оставляет в покое, потому что он же вроде как натурал, но вот почему ему так хорошо, так приятно от такой близости с лучшим другом. Кажется, Костя совсем сошел с ума. И в тот момент снова. С того момента в их дружбе к черту полетели барьеры, которые держат обычно отношения дружескими. У кого-то барьеры естественные — просто не хочет становиться кем-то большим, у кого-то натренированные — хочет, но не может быть с человеком. А у них они пропали. От слова совсем. Что раньше происходило только по пьяни, стало происходить и на трезвую голову. Даже больше. Повторялась послематчевая ситуация. Каждый раз до последнего оставались в раздевалке и уже вместе шли в душевую, и каждый раз они доводили друг друга до оргазма, громких стонов и дикого желания целоваться-целоваться-целоваться. — Так не может продолжаться… — Костя в гостях у Феди, но не из-за пьянки, а просто так. — Тебе что-то не нравится? А действительно! Что не нравится? Тебе шестнадцать, у тебя есть постоянное удовольствие, ничем не обязывающее. Костя, ты что?.. — Ты… ты… понимаешь, что неправильно! — у Кучаева голос срывается. — Гомофоб? — усмехнулся. — Нет, я ничего не говорю про факт существования этого всего, но ведь мы не встречаемся, между нами нет отношений, но мы целуемся, регулярно видим друг друга голыми и не только просто в душе, так мы, сука, чуть ли не трахаемся. — Ни-ни. Мы расслабляемся, дрочим друг другу, когда нервы сдают, а мышцы напряжены, все, — Чалов поворачивается на своем кресле лицом к Косте. — И тебе нормально?.. Дружок для долбанутых желаний? Мы же лучшими друзьями были. А Кучаев сам в шоке, почему голос дрожит на этих словах. Сам в шоке, что признался, что любит. В шоке от всего кроме самого жилого факта, на самом деле. Он боялся признаться, но, когда он видел закатившего глаза от оргазма Чалова, его приоткрытый рот в моменты костиных касаний возбужденного органа д р у г а у старшего (но более взрослым все равно считают Федю) в башке коротит и раздается «люблю-люблю-люблю». Да только знает он, что Федя стебется, что он лишь удовольствие получает, что не поймут его. — Кость?.. — Чалов сел на кровать прямо рядом с Кучаевым. — Хочешь, трахни меня по-настоящему, изнасилуй. Ты же не будешь против, удовольствие получишь — это главное, — он отвернулся. — А если я так не хочу? — А как хочешь? Чалов вздыхает: — Хочу, чтобы все было обоюдно. — То есть хочешь? — больно все-таки Косте. И тут Федя целует. И любой человек подумал бы, что это проявление чувств, любовь, но вот только у них столько таких моментов было, что это пока что осточертевшее, но такое нужное Косте, действие. — А, блин… — Федя вздыхает, — Я тебя… люблю что ли… — Сфигали? — будто сам не мечтал. — А сфигали ты такой красивый, добрый и так близок мне? — А сфигали ты вел себя как му… — не смог, Кучаев, не смог любимого обозвать, — сволочь? Ведь инициатором был ты! — Ты соглашался, дурачок. Ты сам соглашался. Мы оба те еще сволочи. Чалов сел, что ноги д р у г а (?) между его ногами, прижался к нему, руки завел под его футболку. — Костенька, а ты меня любишь, — улыбка не слезает с его лица. — Придурок, да! Наконец-то они улыбаются без разорванной души, без неопределённости в дружбе, а с любовью, смотря на самого главного человека. — А если мы сейчас начнем целоваться, то ты меня…? — Костя приподнял бровь. — Ты сказал, и я сразу начал об этом думать, — провел Федя по телу старшего. — А мы встречаемся? — Да. — Ты не спрашивал. — Ты против? — тихо на ухо. — Чалов, давай-ка начнем, а-то я буду против того, что ты хочешь со мной сделать. Федя лишь улыбается, шепча: «А мы теперь па-а-арочка», стягивает со своего п а р н я (!) футболку и целует-целует-целует, оставляя засосы под ключицей.

***

В раздевалке на физкультуре куча народу. Кучаев снимает рубашку, и вновь слышится гул. — Кто-то вчера зажигал в постели? — одноклассник говорит с доброй завистью. — Ну и что? — Кучаев лишь улыбается. — Круто, что. Живешь так счастливо. Имеешь сто процентов какую-нибудь красивую девочку. Да, Чал? — поворачивается к Феде. — У твоего лучшего друга красивая девушка. — Да, очень, — смотрит прямо на Костю, который старается не смущаться. Потому что имеет не он, а его. И не кто-нибудь, а самый лучший парень, партнер в сексе, короче, Федя. Федя, который смотрит и улыбается, потому что они договорились сегодня посидеть дома у Кости… ну, как посидеть… А сфигали им нельзя? Им можно-можно! Будто шепчет простынь, на которой в тот день будут лежать эти двое, когда младший будет вжимать старшего в постель, и они будут ловить кайф. Вместе. А сфигали им нельзя? Им можно-можно!