МОЛОДОСТЬ – ЭТО СЕКРЕТ
МОЛОДОСТЬ – ЭТО ЗАГАДКА
МОЛОДОСТЬ – ЭТО БЕНЗИН
МОЛОДОСТЬ ГОРИТ БЕЗ ОСТАТКА
Простая математическая задачка, где нам дано: два старшеклассника, которые под «да мам, все нормально, я у друга останусь, домой не поеду, лягу не поздно и все-пока-люблю-целую» сбегают из школы в совершенно другой город в чужую компанию просто потому, что старый знакомый предлагает немного авантюры и чего покрепче выпить, собственно, эта самая компания – пьяные студенты, празднующие то, что их, видимо, еще не отчислили и заканчивающаяся пачка сигарет. Найти: на какой частоте сорвет голос ваша драгоценная мамаша, если эта афера раскроется? Цукишима не спешит решать задачки. Он спешит понять, почему Кагеяма вообще поддерживал связь с Оикавой, и почему, черт возьми, сам Цукишима сейчас смотрит на то, как два здоровых лба танцуют на жалобно скрипящем столе и, совершенно не попадая в ноты, орут что-то про горящую молодость. Собственно, нервы Кея, как и стол, не выдерживают. И если многострадальная мебель с треском разваливается под всеобщий хохот, то нервы из состояния «плюс минус навскидку» просто лопаются, как гитарные струны. - К черту. Цукишима незаметно (насколько это возможно для пацана под метр девяносто и явно поплывшим миром перед глазами) встает, хватая первую попавшуюся бутылку и удаляется в пустую кухню. Пустой она была ровно до тех пор, пока Цукишима не включил настольную лампу. Святая простота: тело подскакивает, шумно втягивает воздух через ноздри и с непониманием смотрит то на Кея, то на потухшую в руке сигарету. Накурено, что дышать нечем, так что открыть дверь на балкон было лучшей идеей, что приходила в юношескую голову со времен, когда Цукишима сам себя еще считал умным и трезвомыслящим человеком. Кстати, о недалеких. Тело он идентифицирует, как знакомое, а вот имени никак не может вспомнить. Кей старательно пытается врубить слегка хмельной мозг и выудить из него информацию о человеке за столом, потому что запомнить низкорослых людей ему всегда было просто. Важная поправка – низкими он считал почти всех, а вот людей, сантиметры которых остались на уровне развития пятиклашек, в его жизни крутилось не так уж и много. - Цукишима, подай водички, а, - о, значит, знакомы. Парень закуривает и смотрит так жалобно, что, глядя на него, Хатико бы сам перехотел ждать своего хозяина на железнодорожной станции и приполз бы сюда лично утешать не доросшего до средней нормы молодого алкаша. - Много выпил, Яку-сан? – Можно только снять шляпу перед Кеем за его способность вспоминать ненужную информацию. Народу в этой квартире не так, чтобы много, но, если прикинуть метры на метры и учесть размеры пьющих, станет тесновато. Из знакомых: Оикава да Иваидзуми, так удачно учившиеся в Токийском. Честно говоря, Цукишима с ними не виделся еще с первого года обучения в старшей школе, да и не видел бы еще с удовольствием лет сорок. - Скорее, ничего не жрал до, - Яку с благодарностью берет из рук стакан с водой и жадно осушает его за какие-то доли секунд. Цукишиме бы такую скорость по утрам, когда он опаздывает, ей-богу, - будешь? Протянутая пачка так и приковывала к себе взгляд. В собственной оставалось не так и много, так что Цукишима принимает своеобразный подарок, закуривая. Когда тебе семнадцать, когда табак самому не достать, жадность до сигарет можно назвать исключительно прагматизмом. Либо же Кей, действительно, был обыкновенным говнюком. - Ты выглядишь так себе, в курсе? Цукишима садится напротив и наливает себе стакан водки, разбавляя ее вишневой колой. Он замечает, как морщится Мориске и невольно усмехается. Догнать бы еще, откуда такие мимические потуги: то ли на алкоголь тошно смотреть, то ли вкусы Кея для Яку специфичны настолько, что впору бы сказать «больной ублюдок». И ладно бы обычная отвертка… - Да блять, по пизде все идет, - Яку хмыкает и садится ровнее, устало трет глаза и снова смотрит куда-то в стол, - ебаный научник со своим ебаным «ты не укладываешься в срок со своей курсовой», ебаный Лев со своим нытьем про «вы не проводите со мной время, Яку-сан», ебаный Куроо со своими подколками про рост, ебаные родители со своим «ты слишком много пьешь, может, нам тебе бюджет урезать?» Цукишима, вот я тебе клянусь, наслаждайся своей молодостью и учебой в школе, пока не выпустился, дальше тебя ждут такие девять кругов ада, что Данте скоропостижно сдохнет от зависти под героином где-то в стороне. Боже, если ты есть, дай мне, блять, сил. Талант к пародированию у Яку был настолько хорош, что, Кей уверен, Станиславский бы вскочил со своего места, похлопал бы и со слезами на глазах тихо прошептал: «верю!». Выдержав мхатовскую паузу, он продолжил: - Серьезно, одно дело, когда тебе исполняется восемнадцать лет – это все брехня и инсинуации. Из плюсов: ты купишь себе сигареты да пивас на вечер сам, из минусов – все, блять, остальное. Ответственность, ебаная ответственность, угроза отчисления из-за одного ебучего хвоста, вечно нет денег и времени, на работе одни шакалы, и, блять, не могу больше. Цукишима молча слушал, не перебивал. Он просто о-бо-жал такие ситуации – откровения, пьяный передоз никотином и атмосферу вечной юности. Алкоголь делал людей откровеннее, способен даже на то, чтобы сблизить двух незнакомых человек настолько, что тебе поведают всю личную жизнь, взгляды на политику и тайные заговоры против короны. Ну не чудо ли, а? Тем не менее, на вкус Цукишимы, сейчас Яку разозлился не на шутку. По-хорошему, стоило бы этот разговор свернуть в другое русло, пока дело не доросло до «а ты меня уважаешь?», но Кею было до ужаса интересно, что же еще ему могут рассказать про эту самую «взрослую жизнь». Она выглядела каким-то мифом. Чем-то таким, что наступит еще не скоро, или, например, вообще никогда. Кажется, что все то, о чем говорит Мориске, подкрадется настолько незаметно, что поймешь ты это уже с залысиной, ипотекой на коробку за чертой города и женой-истеричкой. - Разве же это не интересно? Где-то на фоне Кагеяма с Оикавой устроили ссору и дело, судя по крикам, чуть ли не доходит до драки. Слышится громкий смех, хлопки, гаркающий «успокойтесь, псины сутулые!» от Иваидзуми, а вот у Яку здесь на лице расцвело до того забавное выражение, что невольно появляется желание подлить масла в огонь. - Ну, я имею ввиду, это же что-то новое. Есть возможность проверить себя на выносливость и понять, дебил ты или нет. Намного больше возможностей открывается, нежели у школьников. Мориске смотрит на него, как на идиота в высшей степени, а потом вздыхает, тушит сигарету и, наконец, произносит. - У тебя, например, наибольшая возможность здесь – это получить перо под бочину, так что осторожнее с высокомерными взглядами. Он поднимается, растирая явно онемевшие от неудобной позы конечности. Цукишима же в это время думал, что же не так у него с лицом. Неужели вечная усмешка въелась настолько, что стала неотъемлемой частью его бытия? Впрочем, это все равно звучало, как вызов. - Пойду бухну, - таким образом, его новый знакомый дает Кею то, чего он хотел изначально – тишины. Долбанной, блин, тишины. Если вы скажете, что время, которое тратит Цукишима на вот это все дерьмо до крайней степени бессмысленно, вам ответят – отнюдь. Потому что он и сам понимает, что «это все» – последствие юношеского бунтарства, желание вырваться из привычного образа жизни и тесного городка, усеянного рисовыми полями и лесами на возвышенностях. Кей, честно говоря, и сам не до конца понимает, почему свернул именно на эту крутую и извилистую дорогу. В семье все хорошо, все приличные и воспитанные, этакая интеллигенция и прочее-прочее. Видимо, скука. Цукишима достает телефон и включает его. Три пропущенных от папы, восемь от мамы, десять от брата и бесконечность от Ямагучи. Тут же приходит смска. «Ты где???» Кей думает, стоит ли ему отвечать вообще. Не родителям уж точно. Он, конечно, не из ссыкливых, но, стоило бы признаться хотя бы самому себе, что сердце успело пропустить парочку ударов. Цукишима прислоняется плечом к стене и пьяно улыбается, думая о количестве вранья, огрызений и оправданий, которых ему придется выдать завтра вечером. «В Токио» Ответ приходит не сразу. Цукишима успевает допить два стакана с его ядерной смесью, прежде чем на телефон падает очередное сообщение. «Ты пьян?» Кто бы мог подумать, что набирать сообщения, пусть и короткие, так чертовски сложно. У Кея появилось ощущение, будто бы он снял очки, и оно было настолько реальным, что пришлось неволей проверять их наличие. На месте. «Нет» «Да», - немного погодя, Цукишима решает, что врать бесполезно. Не Ямагучи. «Прикроешь?» Больше за этот вечер он сообщений от Тадаши не получал. Вообще отключил телефон, чтобы зарядку не тратить, которая и без того была почти на нуле. Почему-то сейчас он совсем забыл о том, что, вообще-то, находится на квартире у будущего айтишника, и как бы спокойно может попросить подходящую зарядку. Это был тот самый случай, когда стереотипы о множественных компьютерах и вечно спутанных черт пойми как валяющихся клубках проводов не оказались стереотипами. - Кагеяма, - ввалившись обратно к остальной шумной компании, Цукишима с ненормальным весельем в глазах и суицидальной улыбкой на губах привлек внимание не только Тобио, но еще парочки близ сидящих к нему людей, - нам пизда. Его дорогой и нежно любимый не то дружочек, не то человек, который его чертовски бесит, не успел понять примерно ничего, зато вот его собеседник – все. Его громогласный смех перекрыл и гам, и музыку, заставил обратить внимание всех присутствующих. - Бокуто, ты че ржешь? – У этого Бокуто была смешная прическа. Кей закусил губу, чтобы не начать соревнование «кто громче». Впрочем, у человека, который «Бокуто, ты че ржешь» волосы лежали не менее глупо. - Да просто думаю о том, как прекрасно быть школьником. Кагеяма в происходящее так и не въехал. Ох, Вашество, сколько же ты выжрал?ТЫ ОСТАВИШЬ РОДНОЙ ДОМ
ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ ЗА ОТВЕТОМ
ЭТО МОЛОДОСТЬ, ДОРОГОЙ
ЗАВТРА ЕЕ УЖЕ НЕТ
Иной градус, иные песни, иное поведение и «я вас всех так сильно люблю, пацаны». Пидорские шутки, уже никем не скрываемые поцелуи взасос местных парочек. Содомия на содомии, да содомией погоняет. Пошлость, открытость. В один раз Кея поймали и прижали к тумбе на кухне, когда он отправился туда в поисках сигарет. Кто-то – Куроо, целовался довольно энергично для человека, влившего в себя бутылку «Джим Бима». - Неплохо, - как будто бы его мнение хоть кто-то спрашивал. - У тебя проколот язык, - Цукишима ощущал себя обдолбанным, хотя наркотиков никогда не употреблял и употреблять не собирался. Его вообще вся ситуация ничуть не смущала. Магия алкоголизма, чтоб ее. - Нравится? – Куроо демонстрирует то, что так привлекло внимание Кея, и на секунду захотелось его укусить. И почему бы и нет? И простояли бы они так долго, пока до ужаса тихий Акааши не попросил их отойти от микроволновки. К сожалению для самого Цукишимы, больше такого не повторялось. Была, правда, одна загвоздка: сейчас все казалось таким нереальным и таким далеким, что, кажется, Кей уже через пару мгновений напрочь забыл о спонтанном выплеске тестостерона, пожалуй, одного из самого шумного и привлекающего к себе внимания человека в этой квартире. Через какие-то мгновения (или часы) кто-то уже откровенно спал на месте с открытым ртом, кто-то сбежал блевать в туалет, а кто-то, кто был поумнее, под шумок занимали самые удобные места на ночлежку. Ночь достигла своей кульминации и понемногу пошла на спад. - И я ей говорю, - посмеиваясь, глаголет Тендо, - что она сама ничерта не шарит в зарубежной истории, раз пытается нам затирать про Россию по Карамзину. Ему это кажется смешным, остальные не понимают от слова ничерта. Кагеяма играет рядом в карты с Иваидзуми, пока Оикава пытается решить, что ему делать: доставать Хаджиме черт знает зачем или подключиться к «диалогу за столом». За почти три года он не изменился никак - ни характером, ни внешне. - А что не так с… с… бля, как ты сказал там? – Куроо залпом допивает виски и протягивает стакан Мориске, чтобы тот долил. - Карамзиным, - Цукишима сам не ожидал, что вклинится в разговор, но, посмотрите-ка на него, - очень грубо говоря, он игнорировал или изменял факты под свои теории и чуть-чуть был пропагандосом. Кей зевает, рассматривая незакуренную сигарету в руке. Он был пьян, глупо улыбался и, кажется, слегка шатался, хотя и сидел сейчас на стуле. До вертолетов так-то еще далеко, но стоило снизить хотя бы количество потребляемого внутрь спирта. - Ого, разбираешься? – Тендо, сидевший напротив, уставился прямо на него. Со своими широко распахнутыми стеклянными глазами он пугал. Наверное, по трезвости, сейчас Цукишиме было забавно. - Наверное, - он пожимает плечами, - не знаю. Разговор плавно перетек от истории к политике (чему же еще), потом к мировому искусству. А потом их как-то занесло до: - А я тебе говорю, что книга лучше, чем фильм! - Блять, да не в этом случае, братан! Ты че гонишь-то? Куроо и Бокуто устроили настоящую сцену с размахиванием руками и тычками пальцами в грудь друг другу. Из-за чего – Цукишиме не ясно, он слишком пьян, чтобы следить за всеми происходящими вокруг событиями. - О чем они? – Иваидзуми вернулся из комнаты, где только что уложил спать чудом выживших Тоору с Тобио. Надо же им было так нажраться. - Пятьдесят оттенков серого, - Яку смотрит в пустую стопку, явно думая о том, надо ли оно ему. Он думает, а Кей пьет. - Серьезно? – Это было так тупо, так, мать его, тупо. Тсукишима поднимается с дивана, на котором он сам не помнил, как оказался. Он вышел на кухню, где было намного тише. На полу под столом кое-как разложено пару пледов, на которых спали часть людей. Кей успел вглядеться только в умиротворенное лицо Акааши, который почему-то оказался тут, а не в забитом для них Бокуто месте. Ну и пусть. Хотелось поскорее дать волю мыслям и уйти в себя. Цукишима выползает на открытый балкон и плотно закрывает за собой дверь. Ночной воздух приятно обволакивает разгоряченное тело, и, несмотря на +10 на термометре, оказалось, что стоять в футболке - совсем не холодно. Напротив, что-то такое помогало немного отрезветь до той кондиции, когда блевать резко перестает хотеться. Черт знает, чем вообще он думал, когда плюхался на холодный бетон и свешивал ноги сквозь металлические прутья. Черт знает, чем вообще он думал, когда курил одну за одной и слушал никогда не спящий город. Черт его знает, о чем он вообще думал.И думал ли вообще?
- У тебя нет ощущения, что это твой последний день? Куроо вырывает из оцепенения одним своим «ай, блять», когда приземляется рядом. Он смотрит на Цукишиму каким-то неясным взглядом и так сладко тянет губы, что ужасно хочется смахнуть с них несуществующий сахар. Кей переводит взгляд на чужие, по-эстетически красивые руки. Куроо вертит в пальцах ручку. Обычную шариковую ручку. Где он ее успел взять вообще? - Так, это... Разрешите доебаться, а? - От того, как он нелепо поигрывает бровями, Цукишима начинает смеяться в голос. Явно не нервное, отпустило быстро. И вообще, это не смешно. - А должно? – Будто бы в замедленной съемке, Кей переводит свой взгляд обратно на лицо напротив собственного и берет предложенную сигарету. Когда ему прикуривают, он ощущает себя Моникой Беллуччи. - Ну, да? – Куроо так близко. От него пахло чем-то терпким, и было странно, что одеколон еще не выветрился, с примесью чего-то явно алкогольного (скорее всего, виски). И запах был таким манящим, хотелось вдохнуть его поглубже. Кей понимал, что это глупо. Но он все равно это сделал, наклоняясь ближе к холодной шее. Еще никогда ему не доводилось наблюдать такое скорое появление мурашек на чьей-то коже. - Знаешь, я как бы и понимаю, что время так скоротечно – я помню, каким оно казалось мне медленным, пока не перешел в старшую школу, а потом, бац, и все, и выпуск уже через полгода, - Кей вздыхает, а потом слегка касается губами щетинистой щеки, - наверное, первый курс совсем как мгновение пройдет, да? Ответа он не дожидается. Куроо выкидывает только что начатую сигарету и целует. Крышесносно, бездумно и не понятно для чего. И Цукишима, который сто процентов пожалеет об этом утром, отвечает с таким же невысказанным вслух желанием. Дайте мне попробовать уже что-то новое. - Мм, - Тецуро облизывается и резко выдыхает, - продолжай. Разговаривать или целовать – хрен его поймет. Цукишима выпрямляется и затягивается, очень медленно выпуская дым. Он щурится, смотря на алеющий впереди рассвет. Должно быть, время склонилось к пяти утра. - Возможно, это и есть ощущение последнего дня, но немного другое. Никакого carpe diem, кажется только, что сегодняшний день будет длиться вечно, и ничего в жизни не поменяется. Так и будешь вставать по утрам, видеть одни и те же лица, делать те же самые вещи и думать о том, чтобы сбежать с хиппи куда-нибудь в Тибет с гитарой наперевес. Куроо рядом тихо смеется. Он берет свободную руку Кея и растирает заледеневшие пальцы в своих ладонях. - Не знаю, друг мой, - почему солнце так быстро поднимается вообще, - ты, может быть, прав. А, может, и нет. Постоянство не есть константа, время – выдуманная единица измерения количества оборотов Земли вокруг себя и вокруг Солнца, люди – социоблядные эгоисты, а ты мне нравишься. Даже с заплетающимся языком Куроо удавалось говорить красиво. Сердце ненадолго замерло, выдавая в Цукишиме человека, а желание открыть глаза завтра нарастало все сильнее и сильнее. И нет никакого смысла в том, что утром ты проснешься пусть и помятый, но с шутеечками над стариками, у которых уже есть похмелье, с пропахшей перегаром школьной формой и проблемами дома. Да и в школе, наверное, тоже. Но пускай завтрашние проблемы достанутся завтрашнему Кею. Вместо ответа он берет ручку и старательно вырисовывает на предплечье Тецуро свой номер, надеясь на то, что тот не сотрется. Ощущение от предвкушения чего-то так соблазнительно растекается в грудной клетке, заставляет только улыбаться. - Ты приедешь еще? – Почти шепотом спрашивает Куроо, Цукишима же пожимает плечами. - Только если сегодняшний день не аукнется нам с Кагеямой локальным апокалипсисом. И можно было бы посмеяться над ситуацией, если бы не рот, оставляющий засосы на шее. Кей кусает губу и резко выдыхает, подаваясь навстречу неизвестному. - Но оно же того стоит, да? Вся прелесть алкоголя, спонтанных вписок и авантюр в том, что даже малознакомый человек вдруг резко каким-то образом становится ближе всех на свете. - Определенно, - и пусть солнце пока еще не слепит своими первыми лучами, Цукишима блаженно жмурится.ВДРУГ УСПЕЕШЬ ЕЕ УЗРЕТЬ
И НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ГРАНИЦЫ
СЛУЧАЙНО ЕЕ ПРОПИТЬ
И НЕ СЛУЧАЙНО ПОТРАТИТЬ НА МЫСЛИ