Голос

      Зов. Снова этот зов в голове. Голос глубокий, нежный, красивый. Сначала голос был тихий, он убаюкивал мораль доктора, давая выход его врожденному садизму и жестокости. Со временем голос стал громче, эксперименты ужаснее, а доктор все безумнее. Этот голос преследует, не дает покоя, словно собака бежит по пятам за своим хозяином. Только хозяин он сам. И Герман, как брошенный пес, бежит за ним. На встречу новым экспериментам.       Голос дал новую жизнь. Вечная охота. Морали тут нет места. Она умерла еще в Институте Лэри. В этом месте есть только жертвы и хищники. Убийцы, жаждущие выйти на охоту. На охоте голос шепчет, подсказывает, ведет к желанной жертве, которая кричит от страха при виде Доктора. И этот крик проходит волной предвкушения по телу. Эксперименты можно продолжать где угодно. Место не важно. Ведь тут некому остановить творящееся безумие. А аппаратуру заменило собственное тело.       Во время охоты Картер невероятно спокоен. Каким и должен быть доктор. Лишние эмоции могут помешать. Хотя бежать жертвам особо некуда. Безумие настигает их незаметно для себя. Присутствие Германа само по себе сводит с ума. Чем ближе добыча, тем явственнее Доктор видит ауры, что их окружают. Шоковая терапия никогда не повредит, верно?       Они не сопротивляются. Безвольными куклами свисают, пока Доктор несет их, ведомый Голосом. Шепот велит взвесить еще живое тело на крючья. И Герман не сопротивляется. Короткий звук разрываемой металлом плоти и громкий крик. Если посмотреть наверх, то можно увидеть черные лапы, которые принадлежат Голосу. Но Доктора это мало интересует. Новая жертва кричит рядом. Нужно идти, больной ожидает лечения. Герман не считал, что жертвоприношение есть сама суть. Для него это было лишь необходимой платой за проведение экспериментов над данными Голосом пациентами. "Бери, что дают", - говорил себе Герман.       Время идет. Охота подходит к концу. Особо везучим удается сбежать. Оставшихся же либо забирает Голос, либо они умирают от рук охотников. Доктору больше нравится второй вариант - появляется чувство завершенности эксперимента. Голос наверняка знает об этом, но молчит и ведет за собой. Во тьму. По ту сторону находится что-то вроде лесной лачуги, где все охотники ожидают своей очереди. Всего их чуть больше дюжины.       Они мало разговаривают. В основном что-то нашептывают себе. Медсестра всегда стоит в темном углу, покачиваясь. Обнимает себя руками. Если подойти ближе, то можно услышать всхлипы. Тень стоит бездвижно, смотрит. Он всегда смотрит. Он кажется одним из тех, кого Голос поработил полностью, без остатка собственной личности. Или же он был рожден самим Голосом. Охотник сидел и клепал свои капканы. Рядом с ним крутилась и Свинья. Охотница сидела и любовно натачивала топоры. Сам же Доктор сел за стол, на котором стоял давно высохший цветок.       Медсестра всегда вызывала у Картера волну воспоминаний о институте. Своим покачиванием она напоминала коматозных пациентов. Остальные же были менее интересны, некоторые даже противны. Но их межличностные отношения никогда не выходили за рамки мыслей. Внешне они лишь смотрели друг на друга и изредка перебрасывались парой фраз. Полноценные разговоры у них могли быть во время появления нового охотника, когда любопытство побеждало отрешенность и скрытность. Или когда ожидание разъедало остатки и так поврежденного разума.       Голос тут практически пропадал. Быть может уходил к другим охотникам, а может тут не было нужды в контроле. Никто из них не выходил за двери лачуги без ведома Голоса. Сидели и ждали своей очереди на охоту. Кто-то занимался приготовлениями, а кто-то, вроде той же Медсестры, просто ожидали, когда Голос призовет. Картер относил себя ко второй категории. Тень пошел на выход. Голос повел его. Он не делал никаких лишних движений, просто отвернулся от доктора и пошел к двери. Тяжелый стук шагов оповестил остальных о старте охоты. — Везунчик, — негромко, но четко произнес Охотник, ненадолго отвлекаясь от своего занятия. Свинья лишь глухо угукнула и снова уставилась на медвежьи капканы, настраиваемые Макмилланом.       Призрак, до этого сидевший на полу и смотрящий в никуда, поднял голову и проводил Майерса взглядом. Ему, кажется, тоже не было никакого дела до происходящего в этом доме. Картеру иногда хотелось сделать его или Тень своими подопытными. Такие тихие. А будут ли они молчать при ударах тока? Такие мысли были подобны искре — быстро появлялись и так же быстро исчезали. Следом за уходом Майкла вернулся с охоты Каннибал. Гул бензопилы сопровождал его шаги. Доктор не любил шумных охотников. К ним он относился скорее с отвращением, нежели с интересом. Сойер прошел к тому же столу и сел напротив Доктора. Бензопила тут же устроилась на столе, сталкивая горшок с погибшим растением ближе к Герману. Бубба принялся чистить свой инструмент. К нему тут же подползла Ведьма, до этого сидевшая рядом с Медсестрой. Даже в этом мертвом мире среди сумасшедших появились клубы "по интересам".       Скоро закончится очередная охота и начнется новая. Ожидание стало основой их существования. Ни живые, ни мертвые, они сидели в этой лачуге вне времени и пространства и ждали. Изредка они разговаривали, рассказывая о прошедшей охоте или о случаях из прошлой жизни. Пытались скрасить ожидание. Но в основном каждый предавался собственному безумию в одиночестве. Тишину разрывали звуки копошения в своих инструментах Каннибала и Охотника, треск лампы, что освещала эту лачугу, и тяжелое дыхание собранных вместе убийц.       Они никогда не собирались в лачуге все вместе, всегда часть была на охоте. Кто-то ходил чаще, кто-то реже. Чем руководствовался Голос было неясно, хотя это мало кого волновало. Все ведь выходили рано или поздно. Картеру думалось, что когда Голос забирал их сюда, вместе с силой он подчинил их себе. Заставил быть смирными и тихими. Иначе объяснить, почему они еще не вцепились друг в друга, кромсая тела на куски и выжигая мозги, не выходило. Мыслить здесь о происходящем с ними было тяжело.       Охота была отдушиной. Свободой, где нет сковывающих мысли щупалец Голоса. Где можно быть самим собой. Где можно продолжать попытки подчинить себе разум этих беззащитных выживших. "Пациентов", как любил про себя называть их Герман. Может где-то глубоко внутри он понимал, что в этом мире ему никогда не достичь цели своих экспериментов, но попытки Голосом не запрещались. Голос наоборот приветствовал любое насилие над пациентами, лишь бы это их не убивало. Голосу нужны выжившие для собственного существования. Убийцы были лишь инструментом.       Но никто не был против. Все шли и делали то, что от них требовалось. Голос шептал, вел за собой. И Картер подчинялся. Все они подчинялись. Молча шли и истязали тех, до кого можно было дотянуться. А после несли и скармливали их тела этим лапам, торчащим над крючьями. И в голове звучало благодарное нашептывание, плавно направляющее к следующей жертве, если таковая не выдавала себя криком или еще каким-либо звуком.       Да, они лишь инструмент, которым пользуется нечто, бродящее по их мыслям, но нельзя было сказать, что они были против. В обмен на вечное скитание между тьмой они получали силу и возможность безнаказанно давать выход своему безумию. Наслаждаться криками и агонией своих жертв. Преследовать и питаться их страхом. А после возвращаться в начало и ждать, когда вновь позволят выйти на охоту.       В голове зазвучал Голос. Доктор не торопясь встал со стула и направился к приоткрывающейся для него двери. В спину ему донеслось "Снова он? Везет". Реакции не последует. За дверями уже призывно разверзлись темные лапы, ожидающие убийцу. Охота начинается вновь...