***
Увы, вместо Чарльза и Рейвен на следующий день приехали строители. Они день и ночь безжалостно вскрывали полы, обдирали отделку со стен, вырывали с корнем электрические кабели и выносили мусор. Эрик рвал на голове волосы, глядя на то, как его поместье перестраивают. С тех пор как он умер, ремонт здесь был лишь раз, да и то поверхностный, когда организовывали музей. — Положи на место, это портрет моей бабки! Поаккуратней с этими книгами, каждая из них ценнее, чем вы все вместе взятые! Не смейте ломать этот камин, это мой любимый!!! — Эрик влетел в трубу и вылетел обратно, обдавая рабочих облаком сажи, отчего те раскашлялись и принялись протирать глаза. — Да чтоб его! Проклятое местечко, тьфу! — пробормотал один из них. И Эрик взялся за дело с еще большим рвением, роняя на головы рабочих предметы, хлопая дверьми, заставляя замки заедать, мигать электричество и жутко воя в каминных трубах. Работники матерились, плевались, крестились и костерили Чарльза Ксавье, но продолжали методично разрушать все то, что Эрик так яростно охранял столько лет. Он не был способен перемещать предметы, держа в руках, и в основном мог только что-то сдвигать, поэтому единственное, что он смог сберечь от проклятых рабочих — свой любимый том энциклопедии о тяжелых металлах, который прикончил его много лет назад. Эрик затолкал его глубоко в вентиляцию и стерег день и ночь, чтобы никто его не отыскал. Ремонт шел долго, и будь Эрик жив, то заработал бы себе мигрень, аллергию на строительную пыль и невроз от бессонницы, но он был мертв, так что обошлось. К сожалению, все совы, вороны и крысы разбежались из-за бурной деятельности рабочих, оставив его в одиночестве сторожить поместье. — Трусливые твари! — Слыхали? Опять что-то шумит в трубах! — пробубнил мужчина в засаленной спецовке. — Хватит байки травить, ешь и заканчивай работу, — его грубо оборвал бригадир и протопал в другую комнату с сумкой инструментов. Спустя четыре месяца здание было полностью отремонтировано и меблировано. Эрик сидел в новеньком кресле в библиотеке и с такой злостью смотрел в камин, что в нем заполыхал бы огонь, если бы там лежали дрова.***
Наконец-то одним зимним утром Чарльз и Рейвен снова прибыли в поместье с парочкой слуг, которые должны были убирать и готовить, и кучей новых идей по обустройству этого места. Школа — первое слово, которое Эрик услышал, стоило Ксавье ворваться в холл вместе с ворохом снежинок и холодом. Он рванулся вперед и пролетел сквозь Чарльза так стремительно, что тот вздрогнул всем телом. — Ох, ну, я и продрог. Идем на кухню, Рейвен, согреемся и там начнем обсуждение. Миссис О’Нил, мы можем рассчитывать на горячий глинтвейн сегодня или хотя бы чашечку чая? — он улыбнулся женщине в годах, идущей следом, и та закивала. — Может, отложим все дела на завтра? Я так умоталась… — Как хочешь, но дел невпроворот. Я начну разбирать сегодня бумаги, скоро Мойра приедет и Хэнк. — Могли бы сначала спросить меня, а хочу ли я, чтобы из моего уютного и любимого дома устроили пристанище для толпы недоумков? То, что я умер, еще не значит, что у меня нет права голоса! — Эрик практически проорал это на ухо чертовому Чарльзу. — Ну, вообще-то, нет… От слов Рейвен Леншерр чуть ли не подскочил на месте, но девушка даже не смотрела в его сторону. — Хэнк не приедет, его задержали в лаборатории. — Оу, что ж, тогда приступим без него. Чарльз был невозмутим, а Эрик закатил глаза, летя за ним следом и периодически отвешивая ему оплеухи. Людьми это обычно ощущалось как леденящее кровь прикосновение: они вздрагивали, дергались, начинали испуганно осматриваться, но только не Ксавье, запустивший пятерню в свою шевелюру, чтобы почесать в затылке. — Нет уж, крысеныш, я все сделаю, чтобы тебя отсюда вытравить. Только толпы иждивенцев мне не хватало в моем чудесном склепе! Эрик подставил злую подножку, и Чарльз все-таки об него споткнулся, чуть не расквасив нос о новый кухонный стол, но успел вовремя схватиться за столешницу руками. — Ты в порядке? — Рейвен рванулась к нему. — Да, просто наступил на свой шнурок, — под ошарашенным взглядом Эрика Чарльз присел на корточки, чтобы завязать ботинок. — А может… это призрак? Знаешь, рабочие очень его ругали, — Рейвен подмигнула брату. Эрик рявкнул: — ИМЕННО! …но Ксавье только покачал головой. — Тебе нужно писать детские книжки со страшными сказками. Эрик понял, что ему нужен план.***
Он всю ночь топтался по чердаку, заставляя половицы зловеще скрипеть, но не нарочно, а просто от нервов. Эрик перебирал в голове все свои трюки, пытаясь скомпоновать их в нечто ужасное, такое, что сломило бы Чарльза как можно быстрее и обратило в бегство. Его настроение скакало от раздражения, когда он думал, что тот или иной фокус не пройдет, до злобной радости, заставлявшей его слегка безумно хохотать, когда он представлял, как Чарльз Ксавье в ужасе убегает из дома прямо в пижаме, напуганный Эриком до смерти. На этом моменте Эрик поперхнулся и откашлялся. Нет уж, вот чего-чего, а смерти Чарльзу он не желал: не дай бог, еще останется тут на веки вечные составлять Эрику компанию. Ну его! К утру жестокий и простой план был готов: Эрик будет изводить Чарльза день и ночь своими выходками, и у того не останется выбора, кроме как признать тот факт, что призрак в доме есть и он против создания школы. Эрик был полон энтузиазма, он был неумолим, он облетел все поместье с такой бешеной скоростью, что чуть не вызвал всполохи статичного электричества на шторах! Вызов был принят.***
Спустя три недели Эрик был готов уронить себе на голову еще одну энциклопедию от бессилия. — Таких, как ты, в средневековье сжигали на костре, ты в курсе? Они сидели в библиотеке: Чарльз в одном кресле, Эрик в другом, между ними столик с шахматной доской. Камин уютно потрескивал пламенем, иногда чересчур сильно, когда Эрик стискивал кулаки от едва сдерживаемой злости, глядя на то, как Чарльз хмурится и переставляет фигуры, играя сам с собой. — Я вот чего не могу понять: ты действительно такой тупой или просто притворяешься? — Эрик стиснул подлокотники, цедя слова сквозь зубы. Ксавье склонил голову к одному плечу, потом к другому, его взгляд застыл, а потом он вытащил свой любимый блокнот и начал там что-то записывать. Пометки для статьи по генетике — Эрик знал. На самом деле назвать Чарльза тупым язык бы у Эрика не повернулся при других обстоятельствах. В отличие от тысяч людей, которых он видел в этом поместье, как при жизни, так и после смерти, Ксавье был одним из самых начитанных, умных и воспитанных особ, разбирающихся в таких областях науки, в которых сам Эрик в силу ограниченности его библиотеки, не разбирался. И сейчас именно благодаря Чарльзу, который завез в дом тонну своих книг, Эрик мог снова узнавать что-то новое, с жадностью поглощая информацию из современных справочников и энциклопедий по генетике, антропологии, истории и другим наукам. Но при всей своей образованности и разумности Чарльз наотрез отказывался признавать, что в доме есть Эрик! На него не действовали призрачные прикосновения! Когда Эрик проходил сквозь него, меняя то скорость, то собственную плотность, Чарльз ежился, поводил плечом, чесался и даже чихал, но каждый раз упорно говорил что-то типа: — Ужасный сквозняк, брр! — Не помешает выпить чаю. — Я что-то подмерз, надо бы согреться чем-нибудь покрепче. — Кажется, у меня температура. Звуки тоже не возымели эффекта. Эрик считал, что если бы между призраками устраивали что-то вроде соревнования, то он занял бы первое место в категории «Зловещее скрипение дверями». Он мог проделать это с любой дверью (чем безмерно гордился): входной, межкомнатной, чердачной, дверцей шкафчика, даже крышкой унитаза. Медленно, жутко, так противно, что у самого сводило зубы. Рейвен морщилась и дрожала, слуги крестились, и только Чарльз доставал масленку и со словами: — Все приходится делать самому, — лез аккуратно смазывать каждую петлю. Его не смущал даже тот факт, что некоторые он смазал уже по пять раз, ведь Эрик старательно болтал дверью до тех пор, пока смазка не испарялась от его гнева. — Ты же уже ее смазывал, Чарльз, тебе не кажется это странным? — скрестив руки на груди, Рейвен стояла за спиной брата. — Чушь, я другую смазывал. — Нет, эту. — Не страшно, может, смазка не очень… — Это у тебя с мозгами не очень, — Эрик стоял тут же, наблюдая за тем, как крысеныш старательно работал масленкой… Идею с дверьми он оставил, решив действовать наверняка, и, пока Чарльз читал в библиотеке, Эрик так старательно выл в каминную трубу, что охрип и потерял голос. Он выл до тех пор, пока не прибежала Рейвен, тараща глаза и трясясь от ужаса. — Чарльз, что это за звук? — она робко заглянула в библиотеку, но Ксавье и ухом не повел. — Чарльз? Да ты меня слышишь?! — А? — Ксавье оторвался от книги, чтобы посмотреть на сестру. — Прости, что? Я зачитался. — Этот жуткий вой! Я слышала его! Из камина! — Вой? — Ксавье уставился на погасший камин, в котором Эрик пытался откашляться, хрипя сорванным горлом. — Я ничего не слышал. Говорю же, я читал. Тебе, наверное, померещилось, это ветер. Рейвен закатила глаза, покачав головой. — Если случится торнадо, ты и то не заметишь, читая какую-нибудь книгу. — И кто сейчас нудит? Эрик шлепнул рукой по саже, подняв облако пыли в воздух, но Чарльз даже не взглянул в его сторону, снова уткнувшись в книгу. — Ну, погоди, крысеныш! О, Эрик прекрасно знал это состояние полного погружения, когда история или информация в книге так завлекает тебя, что ты выпадаешь из реальности. Только этот факт поддерживал остатки его гордости, не давая впасть в уныние. Осознавать, что кто-то из ныне живущих мог так же увлекаться чтением, как и сам Эрик, было бы приятно, не будь этим кем-то проклятый Чарльз. И все-таки Эрик решил дать самому себе еще один шанс, так что в следующий раз выть начал ночью и на этот раз в том камине, что был в спальне самого Чарльза. Спящий Ксавье сначала повернулся на бок и закрыл голову подушкой, потом закутался в одеяло и, когда Эрик уже начал торжествовать, вскочил с постели. Эрик чуть не потерял концентрацию, предвкушая испуганные крики, свечение фонариком в дымоход, но Чарльз, что-то бормоча, подошел к камину и наглухо захлопнул железные створки, чуть не ударив Эрика по носу. Это было возмутительно! Эрик так опешил, что Чарльз успел лечь обратно в постель и уснуть, и приглушенное створками завывание уже не смогло его разбудить. Раз звуки не работали, Леншерр решил взяться за что-то более материальное. Двигать предметы он тренировался годами, но считал, что здесь преуспел куда меньше. И все-таки его сил было достаточно, чтобы изрядно напакостить. Сначала он старательно перекладывал по ночам вещи. Ронять что-то на пол было скучно, поэтому Эрик увлеченно передвигал. Менял местами наручные часы и записную книжку, складывал брюки со стула в комод, бросал чистое белье в корзину для грязного, перевешивал рубашки в шкафу, переставлял табуретки… Пока три дня спустя не обнаружил, что это просто бесполезно! Ксавье не смотрел, куда кидал вещи, постоянно терял предметы, даже когда они лежали на видном месте, забывал, что куда положил, и был полнейшим растяпой. С таким же успехом Эрик мог расшвырять тут все, и Чарльз решил бы, что сделал это сам, пока утром одевался. Это был провал! На всякий случай разок он поменял вещи местами в комнате Рейвен, и та за завтраком сразу же поинтересовалась у брата, не входил ли он к ней и не трогал ли ничего. — Конечно, нет, я спал без задних ног после поездки к юристам. А что? — Ничего, просто я обнаружила расческу не на том месте, на каком оставила с вечера. — О, милая, это называется… — Давай не будем? — Как скажешь. Эрик бы постучался головой о стену или стол, но он не мог. Пришлось перейти к более радикальным мерам. В следующий раз, когда Чарльз вошел в дом, Эрик свалил на него вешалку. На шум прибежала миссис О’Нил. — Задел локтем, со мной такое бывает. В другой раз оторвал картину. — Хм, а вдруг упадет на ребенка? Надо бы все перевесить в библиотеку. В третий уронил вазу. — Видать ножка тумбочки подкосилась. Сорвал штору. — Погрызли мыши. Уронил кружку со стола. — Стояла на самом краешке! Отклеил обои. — Плохой клей, надо сообщить ремонтникам. Напугал кошку! — Этой домашней животине нужен психотерапевт. Уронил рыцарские доспехи прямо под ноги Чарльзу!!! — Им не хватало стойкости… — Зато у тебя ее избыток!!! Нервы Эрика сдали, и он, рыча и матерясь, умчался на чердак, где весь вечер бесился, летая из угла в угол среди антиквариата, накрытого простынями, пока в его голову не пришла гениальная идея. Он влез под простынь и полетел вместе с нею по коридору прямо на встречу Чарльзу, выходящему из кабинета. При виде парящей в воздухе белой ткани, тот закатил глаза и усмехнулся: — Очень смешно, Рейвен. Я рад, что ты уже нашла себе костюм на Хэллоуин, но он еще не скоро. Я иду спать, и тебе советую не пугать остальных. Чарльз прошел в свою спальню, насвистывая что-то под нос. Эрик без особого толка помахал ему в следу руками, но тот даже не обернулся. В конце концов, Эрик приплелся обратно в библиотеку, чтобы посидеть у камина в полюбившемся ему кресле. Чарльз тоже был здесь, играл сам с собой и строчил что-то в записной книге. За эти дни Эрик узнал о Ксавье столько, что должен был чувствовать себя неприлично осведомленным. Знал о том, что тот был самым молодым профессором в истории Оксфорда, получил какие-то научные степени и даже преподавал, но потом решил открыть свою школу-пансион для одаренных детей; что с Рейвен они сводные брат с сестрой, к тому же давным-давно сироты; что детство их было хоть и небедным, но далеко не сладким, а над светлым будущем Ксавье корпел день и ночь, не разгибая спины от документов, образовательных программ и научных статей. — Пацифист, идеалист, оптимист. Весь такой положительный, аж тошнит! Чарльз обладал незаурядным складом ума, высокими моральными качествами, и его идея со школой несомненно приносила обществу больше пользы, чем музей или руины, в которые могло превратиться поместье. Эрик не любил детей, но он уважал сильных личностей: умных и целеустремленных. Ксавье относился к таким. Жаль только, что всем своим существом он так бесил Леншерра, в упор отказываясь видеть все признаки существования привидения в доме. Его сестра, прислуга и множество людей, что приходили в дом на собеседования, помогали со школой или просто забегали поболтать, уже уверовали в Эрика и его вредный нрав. Рейвен дергалась от любого звука, кухарка освятила кухню и не расставалась с распятьем, — на что Эрик только закатывал глаза, — дворник предпочитал не заходить в дом, а приходящие работники и гости с опаской относились к историям о призраке и ко всяким необычным звукам или происшествиям. — Да бросьте, будьте взрослыми людьми, двадцатый век на дворе. Ну, какие призраки! Любое событие объяснимо логически, не надо искать мистику там, где ее нет. — Даже не спорьте с ним, он переспорит любого, — Рейвен скептически покачала головой. Эрик тоже. — Я читал труды одного ученого — Фрейда, — они лежат на третьей полке снизу во втором шкафу. Возможно, тебе не помешало бы пообщаться с ним поближе. У тебя не все в порядке с психикой. Невозможно отрицать столько очевидных вещей. — Трам-пам-пам, пурум-пум-пум, — Чарльз промурлыкал себе под нос какую-то мелодию. — Ты можешь не петь, когда я с тобой разговариваю? Ксавье замолк, почесывая висок перед следующим ходом. — Спасибо. Если бы у призраков было сообщество, я бы тоже написал о тебе статью: «Феномен отрицания». Таких упертых людей я еще не встречал, — Эрик стукнул ладонью по подлокотнику и вдруг выдал, сам от себя не ожидая: — Ты меня впечатлил! И понял, что это правда. За столько лет Чарльз был первым среди пуганных Эриком людей, который и ухом не повел на все его трюки. Это бесило, выводило из себя, раздражало, и, да, пожалуй, это заставляло Эрика чувствовать себя словно чуточку живым. За столько лет существования он впервые был настолько увлечен взаимодействием с живым существом. Да что там, он и при жизни-то никому столько внимания не уделял, а тут почти месяц непрерывной вражды! Раньше люди тянулись к Эрику, очарованные его таинственностью, а теперь сам Эрик крутился вокруг человека, увлеченный его непробиваемостью. Никогда еще с момента смерти мир вокруг не выглядел так красочно. Тона всегда были приглушены, сколько бы туристов не приходило в замок, но теперь Эрик видел все цвета так отчетливо, как и при жизни. Более того — он стал чуять запахи. Жаркое на кухне, бензин в гараже, книжная пыль в библиотеке, дым от камина… Он даже не сразу понял это. Мир стал объемней! После того вечера Эрик решил отложить на время свои планы по выдворению Чарльза из замка. Он оставил библиотеку и новые книги, которые с упоением читал, пока Чарльз спал и осуществлять жуткие планы было невозможно. Эрик болтался по комнатам, слушал разговоры, рассматривал людей и вещи, вникал и внюхивался в происходящее. — Невероятно! Кошка, услыхавшая его возглас, с визгом умчалась прочь. Теперь Эрик решил повсюду таскаться за Чарльзом, но уже без стремления напакостить, хотя иногда руки чесались что-нибудь уронить ему под ноги или на голову. Порой, Эрик забывал, что его не видят и не слышат, вставляя свои комментарии на учительском собрании или когда Чарльз разговаривал вслух сам с собой, обдумывая какое-то дело. Тот факт, что Ксавье потом сам приходил к тем же выводам, которые подсказывал Эрик, только доказывал, что их головы мыслят одинаково. — Впервые встретил собрата по разуму, жаль, что я слегка опоздал на сотню-другую лет. Хотя зря ты решил тратить свои способности на обучение детей. Твоя светлая голова пригодилась бы в более полезном деле. — Спасибо, — Чарльз поблагодарил Рейвен за переданную соль. — Например, ты мог бы заниматься исследованиями древних останков. Знаешь, я увлекался антропологией в юношеские годы, и это было перспективным направлением даже в мое время. — Уверен, что так оно и есть, — Ксавье кивнул сестре, что-то щебечущей о покупке одежды. — Я читал твою диссертацию про мутации — это, конечно, похвально, но исследовать двухголовых червяков слишком скучно. Будь экземпляры покрупнее… Люди, хотя бы. — Нет, это уж слишком! — Рейвен предлагала потратиться на постройку бассейна, и Чарльз отрицательно замотал головой. — Да, точно, ты же гуманный и все такое. Но что если у людей уже появились более крупные мутации? Не просто цвет глаз и волос, а, скажем, проявление какого-то дара, который позволяет им, не знаю, делать что-то особенное? Ты задумывался над этим? — Естественно! Эрик уныло скривился, чувствуя себя третьим лишним в беседе брата и сестры, и, чтобы Рейвен жизнь медом не казалось, он опрокинул ей на колени недопитый кофе и остудил ее яичницу прикосновением. — Не люблю, когда меня игнорируют. Разум Эрика бурлил как никогда, переваривая самые разные идеи, как на счет школы, так и на счет генетических экспериментов. Впервые ему так остро не хватало собеседника, который мог бы выслушать его и обсудить с ним животрепещущие темы. Эрик поведывал свои теории пыльным торшерам и старым картинам, но те оставались безмолвны. Чарльз, кстати, тут все самолично перебрал и переворошил, рассматривая каждый предмет интерьера, после чего вернул обратно простыни и больше на чердак не возвращался. Как Эрик исследовал его книги, так Ксавье исследовал все, что осталось в особняке из антиквариата. То, что Чарльз разбирался в искусстве и истории, добавляло ему досадные очки. Болтаясь за плечом Ксавье, пока он стоял у стеклянного бара, наливая себе алкоголь, Эрик откровенно дулся. Вместо того, чтобы сейчас двигать фигурки на другой стороне шахматной доски, обсуждать научные вопросы и пить виски, он был вынужден висеть между потолком и полом в одиночестве своего существования. — Никогда не думал, что однажды захочу снова быть живым! Чарльз хмыкнул в свой стакан и поднял взгляд в зеркало. — Ну, раз ты наконец-то созрел, может, расскажешь, где оно? Какое-то время Эрик тупо пялился в зеркало, пока не понял, что взгляд отражения Чарльза смотрит прямо на его собственное отражение. На всякий случай он обернулся, чтобы убедиться, что в комнату не вошла Рейвен или еще кто-то, но Чарльз только улыбнулся еще шире. — Нет, друг мой, я говорю с тобой, ты не ошибся. Эрик вспомнил тот день, когда представлял, как Чарльз будет таращиться на его деяния и в ужасе бежать прочь, и понимал, как близок он сам сейчас к этому состоянию. Пришлось сглотнуть и поправить призрачный воротник на шее, прежде чем, пялясь в голубые глаза зазеркального Чарльза, уточнить: — Ты меня видишь? — Только в зеркале. И замечу, что раньше ты там не отражался. Верно. Эрик как-то позабыл, что вообще-то он был не только невидим для людей, но еще и не имел отражения в зеркале. — Я… это… эээ… — Выть в камине у тебя получалось гораздо лучше. Не разочаровывай меня сейчас, мой друг. Вы когда-нибудь видели шокированного призрака? Дай бог, если обычного где-нибудь заметили. Эрик решил, что и себя в статью нужно внести как феномен… Еще секунду его призрачный мозг нещадно тормозил, а потом мысли поскакали галопом, опережая одна другую. — Какого черта?! Ты все это время знал, что я здесь, и просто издевался надо мной? Ты меня с самого начала слышал? Кто ты такой? Как это возможно? И о чем, черт побери, ты говоришь?! Чарльз улыбнулся еще раз и отпил из бокала, не отводя от Эрика взгляд в зеркале. — Прости, я знаю, как ты сейчас шокирован. Я не должен был говорить, что вижу тебя. Обычно, я так не делаю… — Обычно? ОБЫЧНО??? — если бы Эрик мог схватить мерзавца за плечи, он вытряс бы из него ответы, как горошек из банки! Но его призрачные руки проходили сквозь Чарльза, как и всегда, а проклятый Ксавье засмеялся, чуть не выплюнув дорогой виски на ковер. — Прошу, не надо! Мне щекотно, не касайся меня. Мир Эрика трещал по швам, он чувствовал себя подло обманутым, словно Чарльз оказался не гениальным собеседником, а безмозглой сипухой с его подоконника. Только это было в сто раз хуже. Этот крысеныш его сознательно целый месяц игнорировал! Довел до жажды жизни! И Эрику теперь вечно мучиться с этим желанием войти в мир живых и врезать осязаемым кулаком по самодовольному лицу мерзавца! — Обычно я не рассказываю душам, что вижу их, пока не нахожу тот предмет, с которым они связаны, и не отношу его в больницу. Но найти такой предмет в маленькой городской квартире всегда проще, чем в старинном особняке с кучей вещей, где жило множество поколений. Я все тут перетрогал, но ты не связан ни с одним предметом, что я нашел, значит, ты его куда-то запрятал. Я знаю, потому что некоторые души так делают, чтобы их не прогнали из дома. Эрик ужасно хотел, чтобы Чарльз обернулся и посмотрел ему в глаза, но он все еще оставался невидим для него в реальном мире. — Души? Ты видишь призраков? И давно это с тобой? — Ну, сколько я себя помню. Думаешь, я увлекся генетикой из-за двухголовых червяков? Нет, мой друг, я понял, что это способность. Почему я не ударился в религию? Потому что я встретил людей, у которых были другие дары, не связанные с призраками. Тогда-то я и решил: скорее всего, дело в наших генах, а вовсе не в даре божьем или чем-то таком. Я говорю «душа», только потому что так понятней, на самом деле ты скорее разум без оболочки. Сознание. А мой дар — что-то вроде телепатии. Раньше, встречая вас, я не мог помочь, а потом познакомился с женщиной по имени Джин Грей. Она — полноценный телепат, способна управлять своим разумом и воздействовать на чужой. Мы познакомились в Оксфорде — с тех пор я перестал быть бесполезным зрителем. Джин согласилась на эксперимент, и теперь у таких, как ты, есть шанс. Но лишь у тех, кто привязан к жизни больше, чем тяготеет к смерти. В голове у Эрика была каша, и если бы у него стучало сердце, то оно бы колотилось, как шальное. То, что говорил Чарльз… Был ли у Эрика шанс вернуться к жизни? Но как, если его тело давным-давно превратилось в прах? Он даже забыл, где похоронен! И есть ли там еще его могила и само кладбище… — С чего ты взял, что я больше привязан к жизни? — Ты обитаешь здесь очень давно, очевидно. Я думал, что обновление здания отпустит тебя, но ты очень активно оберегал свое жилище. Я понял, что ты не хочешь уходить пока, но все еще не видел тебя. Те, кто умерли только что, но не ушли, видны сразу и порой не только в зеркале: они отчаянно хотят назад. А ты уже забыл, что такое быть живым, и я ждал, пока ты либо вернешь себе это желание, либо уйдешь. Головная боль — по ней Эрик не скучал! — как хорошо было сейчас не чувствовать ее от переизбытка информации. Этот Чарльз, чтоб его! Ясно же было, что с ним что-то не так! — Почему ты меня игнорировал? Мог бы сразу сказать! Это некультурно, знаешь ли! — Я чувствовал, что это злит тебя. А злость — это сильная эмоция. За ней могла бы вернуться жажда к жизни, и как видишь — я был прав. Ксавье улыбался во все тридцать два зуба, выглядя чертовски самодовольным. Оставалось лишь понять, как же он собрался возвращать Эрика — не верящего во все это Эрика! — назад. Так что Леншерр скрестил руки, скептически глядя на Чарльза сверху вниз. — И как же ты воскресишь меня? — Никак. У меня уже есть новое тело для тебя в больнице. Кома — это когда личность человека умерла, но тело еще живо. Джинн вселит тебя в новое тело, и ты сможешь снова пожить человеком. Конечно, если ты этого хочешь. Если нет, я могу уничтожить твой якорь, и ты исчезнешь. От такой перспективы Эрик судорожно сглотнул, совершенно не желая исчезать. — И что за якорь? — Предмет, который тебе очень дорог, либо орудие убийства. Бывает фото, например, или медальон. Скажи, ты что-нибудь прятал, пока шел ремонт? Взгляд Эрика невольно упал на решетку вентиляции у камина: за ней лежала энциклопедия. Чарльз улыбнулся ему в отражении. — Так и знал, что это спрятано в библиотеке, — твоя любимая комната. — Я бы предпочел, чтобы ты не бросал меня в камин. — Все будет хорошо, вот увидишь! И я буду ждать нашей партии в шахматы!***
У него болело все: голова, спина, задница. В глазах словно был насыпан песок, во рту драло, в носу пересохло. В легких булькала мокрота, после того как оттуда вынули какую-то вонючую пластиковую трубку. В животе крутило кишки после того, как в желудок Эрику через еще одну трубку залили какую-то еду. Кругом воняло моющими средствами, и свет слепил глаза. — Быть живым — здорово, правда? — Чарльз склонился над ним, светясь словно рождественская ель. — Я сейчас опять умру… — Эрик еле прохрипел это, выталкивая слова сквозь ободранные трубкой связки. — Нет-нет, ты просто пробыл в коме пару лет: мышцы атрофировались, надо их разрабатывать, запускать кишечник, улучшать кровообращение и все в таком духе. Но зато тебе всего лишь двадцать три года, и у тебя вся жизнь впереди. Ни одна мышца в теле его не слушалась! Жизнь прекрасна! Великолепно! Раньше он был призраком, но мог летать, где угодно внутри своего дома, а теперь был живым, но прикованным к постели. Чертов Ксавье! Он облизал губы. Хотелось пить, есть, почесаться и в туалет. За столько лет небытия Эрик уже и забыл, что у тела есть всякие потребности, которые нужно удовлетворять постоянно и безотлагательно. — Жить — это нелегко. Тут одним завыванием не отделаешься, друг мой. Эрик закатил глаза, но почувствовал, как его берут за руку, и растянул непослушные губы в улыбке. Ощущать чужое прикосновение — теплое и плотное, — было чем-то давно забытым, но приятным. Он вспомнил еще кое о чем, что мало волновало его в тот момент, когда Чарльз вытаскивал энциклопедию и пытался выяснить, что она значила для Эрика, и потом, когда они мчались в больницу и Эрик впервые оказался вне поместья за два века. — Я хотя бы красавчик? — О, тебе понравится. Кстати, теперь тебя зовут Макс Эйзенхарт, но если хочешь, я буду называть тебя Эрик. — Да. И раз уж я жив: поместье в Вестчестере вообще-то мое по наследству. — Если сможешь доказать юристам, что ты Эрик Леншерр, почивший двести лет назад под тяжестью металлов… — Чарльз хохотнул. Щеки Эрика пошли красными пятнами. — Только попробуй кому-нибудь рассказать! — Обещаю, я сохраню эту тайну для шантажа. — Крысеныш! — Я и обидеться могу! Но они оба смеялись.