кино, вино и Сон Мино

- Я что-то совсем устал, - сетует Чихун, и трёт лицо огромными мягкими ладонищами, а потом печально смотрит в зеркало, - третий день побриться не могу, совсем бородач. - Скорее, усач, - философски, как и всегда, замечает Пак Кён, и указывает в район верхней губы младшего палочкой пепперо. - Час от часу не легче. - Так побрейся. - Сил нет. Пак Кён вздыхает, как настрадавшаяся, но всё ещё любящая мать, хлопает себя по коленкам, и встаёт. - Ладно уж, - говорит он, и придурочно улыбается. – Пошли, горе моё, помогу по старой памяти. Чихун даже не спорит, потому что он правда ужасно устал. Он просто кивает, стягивает не в меру узкий свитер через голову, долго возится с мелкими пуговицами на дизайнерской синей рубашке, пока плетётся за своим самым любимым хёном по его квартире. - Брюки тоже сними, - бросает Пак Кён, не оборачиваясь, и включает в ванной горячую воду. – На твоё счастье, я запасливый. Чихун покорно снимает брюки, которые стоят, как минимум, в десять раз дороже адекватной цены, кидает их неопрятной кучей на корзину для грязного белья, и просто приваливается к стиральной машине. - Ты издеваешься? – интересуется Кён, когда выдавливает на ладонь приличное облако пены для бритья, - или просто хочешь, чтобы я перед тобой попрыгал? Я, между прочим, к тебе со всей душой, а ещё, я тоже работаю и тоже устаю. Чихун хмурится, потому что так много слов совсем не способствуют качеству понимания смысла. - На пол садись, несчастье. Чихун выполняет, что велено, поднимает голову и закрывает глаза. Пак Кён, святой человек, размазывает по щекам малого пену, берёт одноразовый станок из своих запасов, и принимается удалять ненужную растительность с чужого лица. - Я хочу быть обратно маленьким. - Помолчи, а то сбрею нос. Пак Кён орудует станком очень старательно, потом убирает излишки пены влажным полотенцем и проводит ладонями, смоченными бальзамом по девственно чистому лицу. - Ну вот, ты почти малыш. Если не считать размеров и голоса. - Спасибо, мам. Пак Кён на это дурацкое обращение не обращает внимания, только похлопывает по плечу, мол, всё для тебя. он всё прекрасно понимает: Чихуни, он хоть и детина огромная, а всё равно ребенок внутри, и без мамы ему действительно тяжело. - Чего у тебя там? – интересуется Кён чуть позже, когда Чихун, кажется, дремлет за кухонным столом, а сам он соображает простенький ужин. - Поставщики опять козлы, - сонно бурчит Чихун, но хоть глаза открывает, - опять не то прислали. А заказы горят. Ты же в курсе, что я совершенно в этих железяках ничего не понимаю! Приходится постоянно с кем-то консультироваться, и выглядеть полным идиотом. Так себе развлеченьице. - Я тебе уже тысячу раз говорил: возьми Юквона. Он, конечно, без башки товарищ, но в «железках» шарит получше многих. - Ещё скажи, Минхёк-хёна взять. - И Минхёк-хёна тоже, - кивает Пак Кён. – Всему тебя учить надо. Главное – не работа, а связи. Главное – кого знаешь. Ты, в данном случае, знаешь меня. А у меня есть лучшие в городе автомеханики. Я просто не могу понять, Чихун, почему ты так упираешься. Денег жалко на их зарплаты? - Не жалко, конечно. - Ну а что тогда? – Пак Кён садится за стол напротив и подвигает к своему самому частому гостю миску с дымящимся рамёном. - Не знаю… Кажется, я просто не хочу всем этим заниматься. - Тогда просто продай свой лакшери автосервис, и купи бизнес для души. Цветочный магазин, например, или брачное агентство. - Да ну, это как-то совсем уж не мужественно. - А обрастать бородищей до такой степени, чтобы тебя хён брил, это, конечно, мужественно до крайности. - Не ругайся. - Не ругаюсь. Кён примирительно кивает, и минут на десять в кухне становится почти тихо, до того момента, пока миска не остаётся девственно пустой. - Тебе просто нужно отдохнуть, малой. Развеяться. Завести роман. Чихуна всего передёргивает. - Ты знаешь, что я не фанат отношений. Это всё слишком выматывает. - С мудаками – выматывает, конечно, - мудро изрекает Кён, и идёт к холодильнику за двумя банками пива, - а с хорошим человеком – только помогает и придаёт сил. Холодненькое пиво утешительно шипит и приятно пенится на языке, поэтому, к середине банки Чихун немного успокаивается и расслабляется. - Если не хочешь романтики, - зевает Кён, - то хотя бы потрать на себя денег. Чушь, что это помогает только женщинам, так что даже не начинай песню про мужественность. Просто купи себе что-нибудь дорогое и не нужное, но приятное. Чихун порядочно подвисает, размышляя над сказанным. - Рубашку? - Приятное, я говорю. - Микроволновку? - Серьёзно? - Ну тогда, я не знаю… карточку в фитнесс-клуб? - Ненужное! - Я не понимаю, о чём ты толкуешь. Пак Кён опять терпеливо вздыхает, допив своё пиво. - Всё, спать. Завтра выспишься, не пойдёшь на работу, потом я отвезу тебя в торговый центр, и ты сам там решишь, на месте. Что тебя порадует, и не обременит. Чихун храпит на весь дом, как семидесятилетний моряк. Наутро он послушно выключает телефон, не надевает галстук, и едет в центр города на пассажирском сиденье, к чему совсем не привык. В торговом центре царит какое-то мракобесие – всё разноцветное, блестящее, а вокруг одни парочки. Чихун кривится и пишет Кёну сообщение с паническим вопросом о том, что происходит, даже прикладывает фотку. «11.11. день пепперо», - отвечает Кён, но Чихун всё равно ничего не понимает. День дурацкого Валентина же в феврале. Какое, вообще, пепперо. Что это за ересь. Пак Кён больше не отвечает, и Чихун тоскливо ходит мимо магазинов, всё больше теряясь, чего бы ему хотелось. Ничего ему не хочется, разве что – на море. Но это пока лишь мечты, к сожалению. В итоге, через час бесплодных скитаний, он заворачивает в магазин элитной парфюмерии, и просто смотрит на слишком яркие полки. Он во всём этом разбирается ещё хуже, чем в запчастях для дорогущих тачек, но от смешанного сладкого запаха чуть кружится голова, и он зависает. - Может, я могу помочь? Чихун мелко вздрагивает, и оборачивается на красивый хрипловатый голос, совершенно не зная, что ответить. Консультант смотрит на него с хитринкой в глазах, а потом вдруг широко улыбается. - Себе ищете аромат, или в подарок? - Я ничего не ищу. - Значит, себе, - решает такой же яркий, как витрины, продавец, и Чихун щурится от блеска каких-то совсем не мужественных длинных серёжек в его ушах. – Хотите, я попробую угадать? Чихун ничего не успевает сказать, не успевает ничего сообразить, потому что ему под нос суют бумажку с каким-то запахом, потом вторую и третью, пятую и десятую. И все запахи Чихуну нравятся и не нравятся одинаково. - Ну, - гудит он, наконец, - пусть будет этот. Он хватает первый попавшийся флакон, пшикает на своё запястье, и немного растирает. - Ооо, - тянет консультант, на бейджике которого значится «Сон Мино», - нет-нет, так нельзя. По-настоящему стоящий аромат нужно использовать так. А потом Чихун теряется окончательно и бесповоротно, потому что этот самый Мино берёт его руку аккуратными пальцами, снимает запах влажной салфеткой, и осторожно пшикает снова. - Нужно нанести немного на запястья, и ни в коем случае не растирать. А потом просто приложить к шее, под ушами, и подержать немного. Совершенно незнакомый человек берёт теперь обе руки Чихуна в свои, и прижимает его запястья к его же шее. И в глаза смотрит, лукаво и весело, так, словно не просто пытается продать товар, а имеет какой-то очень личный интерес. - Так запах будет держаться намного дольше. - Я не чувствую запаха. - Значит, этот вам действительно подходит. Чихун хочет поспорить, сказать, что это от того, что его обонятельные способности просто не рассчитаны на такое обилие запахов, и что он сейчас даже запаха пиццы не отличит от kenzo или burberry, но, почему-то, молчит. - Даже странно, что такой, как вы, один в этот день, - воркует продавец, потому что Чихун тупит, и никак не идёт к кассам, просто держит коробку с выбранным одеколоном. - В какой? И какой – такой? - Романтичный, - мягко смеётся Сон Мино, и серёжки в его ушах опять мерцают, как новогодние ёлки. – Красивый. Чихун предательски краснеет. Потому что его, кажется, клеят, на виду у всех. - Я понятия не имею, что это за праздник. И я… - Я могу рассказать подробно. Часов в восемь, пойдёт? Чихун ещё никогда в своей жизни не встречался с такой откровенной наглостью, поэтому просто не находит слов для отказа. А потом чёртов Сон Мино тихо и очень нежно шепчет прямо в ухо «тшшш, расслабься, дыши, дыши», пока мастерски дрочит ошалевшему от таких жизненных поворотов Чихуну, засунув руку ему в штаны, устроившись на его супер дорогом и супер удобном диване в гостиной. Дышать у Чихуна получается так себе, расслабиться – тем паче, и он жмурится, как школьник, закусив губу. Сон Мино осторожно вытирает руку о край чихуновой рубашки, за неимением лучшей салфетки, ласково целует в уголок губ, прямо в шрамик, и улыбается так, словно это всё – совершенно обычное для них двоих дело – вот так коротать вечера. - Ну что, может, киношку посмотрим? - В смысле? – Чихун предпринимает героическую попытку проморгаться. Сон Мино смеётся, мелодично и как-то очень изящно, и тычется носом Чихуну в щёку. - Ну, у нас же свидание. Малость перепутали порядок действий, согласен, но суть-то от этого не меняется. Чихун ничего не понимает всё сильнее. - Или, ты хочешь, чтобы я на тебе женился после такого? - Нет, жениться, пожалуй, рановато. - А то я могу. - Это не легально. Мино смеётся громко и очень весело. Чихун вдруг улыбается тоже, неловко натягивает брюки и идёт на кухню. - Выбери на свой вкус, я в кино не шарю. - А в чём ты шаришь? - В этом. Чихун возвращается в комнату, ставит на пол перед диваном бутылку белого сухого и два бокала. - Тоже не плохо. Мино рассказывает про дурацкие шоколадки, ставшие культом влюблённых, потом напивается пьяным и показывает на Чихуне, что значит «играть в пепперо». Играет он просто отменно. В смысле – целуется очень, очень хорошо. Утром Чихун пишет записку, в которой обстоятельно объясняет, где душ, где завтрак и как открыть дверь, и уматывает на работу, потому что только что включенный телефон буквально разрывается от сообщений и непринятых звонков. День не задаётся с самого начала. Чихун никак не справляется с простой на первый взгляд задачей – спуститься с небес на землю, всё витает в своих мыслях, и гадает, увидятся ли они с Мино ещё хоть раз. Гадает, хочет ли он этого. Вся эта романтика так утомляет. Дома обнаруживается грязная посуда в раковине, смятые полотенца в ванной и криво приписанное к Чихуновой записке «я обиделся, что ты не разбудил меня!». Чихун просто падает на диван, на котором вчера происходило такое, что и вспомнить стыдно, и долго-долго смотрит в потолок. О чём был вчерашний фильм? Он не помнит. Никак не получается сформулировать собственное отношение к произошедшему. Работа снова забирает все силы, Чихун буквально готов плакать, ему отчаянно хочется перестать быть взрослым и опять быть маленьким мальчиком, не нести никакой дурацкой ответственности за скучные дела, и хоть немного отдохнуть. Чихун пробует кино и вино, но того же эффекта никак не достичь, и он начинает откровенно хандрить. Кино и вино по отдельности не помогают тоже, от них только становится грустно. Через неделю ровно Мино просто приходит, с бутылкой красного полусладкого, улыбчивый и простой, словно всё в полном порядке. Просто болтает, смеётся, выбирает фильм, уютно устраивается на диване за спиной хозяина квартиры, изображая из себя жестковатую, но подозрительно удобную подушку. В этот раз у Чихуна почти получается расслабиться, а ещё – он притаскивает рулон бумажных полотенец, и Мино вытирает руку уже о них. Ответной ласки для себя Мино не просит. А наутро исчезает сам, до сигнала чихунового будильника. - Он приходит по средам, - гудит Чихун через месяц, глядя на Кёна несчастно и как-то бестолково виновато. – Просто приходит, словно это у нас так заведено. - Хорошенький? - Я в этом не шарю. - А всё же? - Красивый. Пак Кён посмеивается, а потом откровенно ржёт, когда Чихун отвечает «нет» на вопрос об обмене номерами телефонов. - Ты фантастический идиот, - стонет Кён, и утирает набежавшие на глаза слёзы. – Такого парня нашёл, и даже номер его не взял! А как уведёт кто-нибудь более благодарный, вот что ты будешь делать? - Не уведут. - Смело. - В том смысле, что у нас с ним ничего такого… мы ни о чём не договаривались. - Знаешь, есть у меня один приятель, У Чихо. Вот он ведёт себя точно так же, стопроцентно его позиция. Так вот, Чихуни, если что – он просто сказочный мудак. Ты что, мудак? - Я? Нет, я хороший. - Тогда, душа моя, ноги в руки, и бегом на место его работы, замаливать грехи и договариваться. - Да ну… это как-то… - Ты ещё здесь? Пак Кён порой совершенно невыносим. Потому что всегда прав, рыжая сволочь. Чихун чувствует себя не просто идиотом, а каким-то архи-кретином, когда заходит в куда менее людный, чем в первый раз, магазин. Мино улыбается ему приветливо, но как-то неуверенно. - Привет. – Чихун и правда во всём этом не шарит, ему тяжело, но он очень старается. - Привет. Вокруг никого нет, и Чихун протягивает Мино маленький бумажный пакет. Мино смотрит на него вопросительно. - Вот, - глупо говорит Чихун. – Там мой номер телефона, и ключи от моей квартиры, и ты приходи, пожалуйста, если захочешь. Я кино сам выберу. - Соскучился? - Ужасно. - Это свидание? - Да… пожалуй, да. - Пожалуй? – Мино смотрит хитро и испытующе, так, что Чихун краснеет. - Не умею я всё это… - стонет он. - Ладно, ладно! Сегодня приеду, Хуни. - Я только с тобой могу расслабиться, - тише тихого говорит Чихун и трёт горячий лоб. – Даже если ты не будешь меня… - А я всё равно буду. Чихун краснеет пуще прежнего, от всего сказанного, и от того, что Мино такой смелый и откровенный, и от того, что он сам – «Хуни». Ещё никто и никогда его так не называл, даже родители. - В девять, хорошо? И вино с тебя тоже. До девяти вечера Чихун просто не находит себе места. - Экстренная релаксационная помощь прибыла, - говорит Мино из прихожей, самостоятельно открыв дверь. И серёжки у него в этот раз хлеще прежних, невероятно большие и откровенно женские кольца. Чихун млеет, как идиот. – Что будем смотреть? Чихун думает, что они не видели ни одного фильма из тех, которые включали. - Дораму, которую снимали в моём салоне. - О, да ты серьёзный дяденька? – Мино скидывает кеды, и проходит в квартиру так, словно он тут уже давно живёт. – Бизнесмен. - Если ты предложишь мне встречаться, я соглашусь. Сон Мино останавливается, сдерживает широкую довольную улыбку, но не оборачивается. - Любишь условности? - Люблю, когда всё понятно. - Тогда, соглашайся давай. Как-то Чихун всё это не так представлял себе, но не спорить же. В конце концов, общепринятой романтики он совсем не понимает, с Мино всё шиворот-навыворот, не как у людей, и в этом его неоценимая прелесть. - Я согласен, - тихо говорит Чихун, и неуклюже обнимает со спины, так-то, совершенно не умея этого делать. - Я согласен, Минош. OWARI