Драбблы.

— Хэй, Сахарок, почему ты уходишь всякий раз от меня, когда уходит зима? — Девочка лет шести обиженно надувает губки, а ее темные глазки заполняют хрустальные слезы, которые вот-вот грозились пуститься вдоль румяных детских щечек. — Так нужно, моя маленькая Т/И, — белокурый парень присаживается на колени перед тобой и заботливо очищает одёжку от игры, прошедшей в снегу, — я не могу постоянно находиться на одном месте. Куда иду я, туда следует зима, а здесь она не может длитья вечно. — Но так нечестно, прошло слишком мало времени, а я тебя так долго ждала… Ты опять уйдешь на все последующие девять месяцев и бросишь меня одну-одинешеньку в этой деревне. — Миниатюрные ладошки прикрывают круглое личико, скрывая позорные слезы, что ручьем уже готовы литься. — Не плачь, моя милая, — теплая улыбка, которая никак не вязалась с его ледяным образом, согревала душу из нутрии, всякий раз, когда он оголял белоснежные зубы. — Несмотря на то, сколько времени пройдет, я всегда вернусь к тебе так же неожиданно, как и первый снег за окошком. Просто дождись меня и мы снова будем вместе играть, веселиться на протяжении всей зимы, прямо как сейчас.       Сёрбая носиком, ты вытерла щеки рукавом курточки и уставила глазки, полные печали, на своего лучшего друга. Пускай на первый взгляд он не выглядит таким дружелюбным и добрым, а совсем наоборот, благодаря серым, будто две льдинки, глазам и бледной коже, подобной мрамору, ты любила юношу всем своим сердцем. Ведь чрезмерной заботой он старшего брата напоминает, который готов ради любимой сестрички пойти на все, лишь бы та была целой, невредимой и дарила счастье заливистым смехом — Обещай мне, Сахарок, что ты вернёшься ко мне следующей зимой, как и сказал. — Насупилась грозно, проговаривая каждое слово максимально обиженно. — Обещаю. — Тихо прошептав это, он рассыпался на сотню маленьких снежинок, подхваченный морозным ветром, уносясь далеко от этого места, кружа над продрогшей землёй.       И каждую период падающего с сизого неба холодного снега, парень по имени Шуга приходил к девочке Т/И, сдерживая данное им обещания, проводя с ней каждый драгоценный день зимы. Но ведь Т/И не останется навсегда той маленькой, миленькой девчушкой, которая в свое время протянула морозным днём ему шерстяной шарфик, боясь, что юноша замёрзнет. Этот поступок тронул его до глубины души, до глубины его, казалось, насквозь промерзшей души. Заставляя толстый лёд, укрывший неприступной стеной его безчувственное сердце, таять с каждым днем все больше и больше, тёплыми водопадами растекаться по телу. — Сахарок! — Радостный визг — это единственное, что услышал Шуга перед тем, как оказался погребённым в невысоком сугробе. — Опоздал! Почему так долго? Я чуть не умерла от ожидания твоего прихода… — Теплые слезы хлынули из прекрасных девичьих глаз, а руки в тугой узел заточили шею блондина, чуть ли не душа его в объятиях. — Я тоже очень скучал, моя маленькая Т/И.       Пухлые губы нетерпеливо накрывают слегка посиневшие уста юноши, согревая их своим жаром и даря незабываемое наслаждение со вкусом кофе и ароматной корицы. А Шуга лишь отвечает робко, шепча что-то очень тихое, но до боли приятное: «я люблю тебя».       Заканчивая свой рассказ, Юнги заботливо целует в открытый лоб, нежно поглаживая темноволосую макушку, хозяйка которой уже спокойно посапывала в глубоком сне. Узловатые пальцы невесомо зарываются в густые волосы, а на мягких губах расплывается улыбка, когда чувство умиротворенности укрывает подобно пуховому одеялу. — Спокойной ночи и сладких снов, дорогая, знай, что этот Шуга тоже любит тебя, — замысловато шепчет на ушко, обнимая за тонкую талию и погружаясь в долгожданный мир Морфея, что укрывал разум невесомой вуалью сказочных снов.       А снежинки негромко о стекло разбиваются, пока метель бушует за окном, разнося по всей округе первый снег, соизволивший спуститься с темного, ночного неба.