Небо, Перья и бедный Птаха.

Овраг гудит, и ветер стонет. И птицы где-то высоко, Покинуть мир оков наземных, Хотят с Всевышним наравне. И Птахе серой одиноко — Дитя отбился от своих. От серых перьев, песен звонких. И снова перьев- сотни их. А стая, тонким бумерангом, Надеясь мир покинуть тошный, Летят они к небесным балкам, Разбить надеясь, купол Божний. Рывок. Удар… И снова тихо. Тревоги воздух набрался. Но, чёрт возьми! Какое лихо! Дырой украсить небеса. Орда, кому-то милых перьев, Пропала, там где миг назад, Голубизна богов Ацтеков Служила делу фоном дня. Пернатых съела чернота, Рождённой ими же, провала. Молится надо бы, друзья, Чтоб туча трапезу скрывала. И Птаха, видом угнетённый, Хотел уж ветром устремясь, Бросая в пекло мир наземный, Лететь- не дать им там пропасть. Но миллиарды синих стёкл, Небесно-синих до нельзя, Летят на землю градом грозным, Чтоб покарать её сполна… Итак. Потрескавшее дно, Бросает острых стёкл кары. И этим стёклам не дано Услышать слабый писк Его… Он на осколок сея дна, Внезапно напорол себя. Холодное стекло вонзилось, Рокоча жаждой глубже влесть. Оно смеялось и глумилось, Заставив малыша осесть. Агония сменилась жаром, Потёкшем между перьев слабо. И кто-бы знал! что жар имел Краснющий цвет закатных дел! По что же нужны людям крылья? Ведь стёкла, всё равно не счесть. И сколько их вонзится в перья? И сколько вытерпит их честь? Последний вздох расстался с лёгким, — Сбежал проклятый дезертир! Его путь был довольно лёгким, Чего ж греха таить ТЕПЕРЬ? А птенчик, ныне масти красной, Тонул, без воздуха в груди, В своей крови давно прекрасной, И в синева такой контрастной. Он думал, уходя в светило, Увы! давно остывшее: Как жарко бы горели гнёзда, Оставшиеся на Земле. Как буря бы сдувала пепел, В знакомый нам уже овраг. Как стая бунтовЫх пернатых, Летит высот повыше взять. Отец-Творец! Прошу помочь, Хозяину таких идей. Ведь я давно уже не прочь, Освободить его скорей. И ДАР БИЕНИЯ СЕРДЕЦ, ПОКИНУЛ ПТАХУ НАКОНЕЦ.