Беседка

      Кавалерия содрогается.        В ее памяти, как нелепые картинки черно-белого фильма, мелькают фрагменты воспоминаний. Вот она, пятнадцатилетней девочкой идёт со своими (едва знакомыми) подружками на какую-то очень элитную тусовку. В те годы это было действительно знаменательным событием: стробоскопы, музыка из заграничных колонок, совершено непривычная для советского слуха, куча незнакомых людей, двигающихся под влиянием неизвестного порыва. — Извини-извини, — говорит «подружка» Оксана, даже не слушая, что говорит ей напуганная и сбитая с толку Лера, — Вадимчик — это точно моя судьба, ты понимаешь, мне нужно сейчас с ним уединиться, или потом не знаю, когда ещё выпадет такой шанс!       Лера смотрит, как «Вадимчик» уводит Оксану куда-то из огромного помещения, куда-то на второй этаж, где начинается «совсем другая» жизнь, и Лера остаётся совершенно одна, среди пьяных и чрезмерно весёлых тел, которые кричат слишком громко и двигаются слишком энергично. Она одиноко блуждает по огромному загородному дому, где ей совершенно нечего делать, потому что подружки разом исчезли, когда рядом замаячили представители сливок общества. Лера всегда была из тех девочек, которые сидят в комнате и читают книжки под тусклым светом настольной лампы, но предложение посетить загородную вечеринку одного из таких же поверхностных знакомых Оксаны выглядело, как отличный шанс почувствовать себя взрослой и важной, а родители, которые были вынуждены работать практически круглосуточно после сокращения отца, даже не вникали в просьбу дочери отпустить ее куда-то.       Калерия Валерьевна резко сдергивает очки с лица и бросает их на стопку документов на столе. Ей хочется вернуться в то время и просто уехать домой, но прошлого не вернуть.       Лера бродила по зданию и прилегающему к нему участку: огромному саду. Мужчина с черными волосами чуть выше плеч возник внезапно перед ней. — Подруги бросили? — спросил он, даже скорее утверждая, чем требуя ответа.       Тем не менее, Лера кивнула. Мужчина неопределенно покачал головой и усмехнулся какой-то своей мысли. — Если хочешь убить время до утра, можешь составить мне компанию. — произнес он, кивая на украшенную искусственным плющом беседку.       Незнакомец не настаивал, а просто предложил, и сразу же развернулся и начал двигаться к беседке. Лера секунду сомневалась, но делать в этом доме ей действительно было нечего, а поговорить больше не с кем, поэтому этот мужчина приятной наружности был лучшим, что она могла выбрать.       Кавалерия миллионы раз потом вспоминала эту спину, идущую перед ней, эти быстрые взгляды из-за плеча, будто тот мужчина хотел убедиться, что девочка всё-таки идёт за ним, и секатор в руках директора ШНыра в такие моменты словно начинал жить своей жизнью: ветки кустов беспорядочно падали на землю, а кругом висела почти звенящая тишина, которую нарушал лишь лязг лезвий и хруст ветвей.       Он оказался невероятно интересным и внимательным собеседником, его голос звучал спокойно и ровно, а смех разрезал тишину сада и разносился, кажется, далеко за его пределы, заглушая музыку и чужие разговоры. Лера слушала его, затаив дыхание, следя за каждым жестом, и этот человек всё больше и больше завораживал её, и в какой-то момент девушке показалось, что кроме беседки, её и смеющегося мужчины, никого больше в мире и нет. Она не замечала, как с каждым словом он оказывается всё ближе и ближе, и в какой-то момент его пальцы уже заправляли выбившуюся из её прически прядь обратно ей за ухо.       В горле пересохло и ноги стали ватными, а откуда-то из живота к самому мозгу накатывало странное и неизвестное чувство. Калерия подняла голову и встретилась с ним взглядом. Он смотрел так ласково и так понимающе, что ей попросту снесло башню. Чуть подавшись вперед, она коснулась его губ своими и не встретила сопротивления. Вся она целиком будто мигом провалилась в пылающую бездну, но всполохи огня в ней не причиняли боли. И он не причинял.       Ей чудилось, что все дороги, которые она проходила, все решения и ошибки её жизни были направлены лишь на то, чтобы сейчас она сидела в беседке возле незнакомого дома в объятиях этого человека, а сердце из её груди разрасталось и заполоняло собой всё тело, превращая её в сплошной оголенный нерв. Ей было совершенно плевать на безрассудность этих действий, на слова мамы и папы, на людские толки, на собственную совесть, в конце концов! Его тонкие пальцы пробегали по позвоночнику до самого копчика, его губы чертили дорожки на её бледной коже от подбородка и до ключиц, громким шепотом он продолжал рассказывать ей что-то, убаюкивая, и его дыхание обжигало её кожу. Она беспорядочно целовала его, не заботясь о том, куда попадут её губы, чёрные вьющиеся волосы запутывались в пальцах, а посторонние звуки смолкали и не тревожили.       Мужчина был бесконечно нежен и аккуратен, он не переставал спрашивать у неё: всё ли в порядке, не больно ли ей? И эта забота заставляла руки дрожать и кивать головой. У Леры всё было в порядке, Лере вовсе не было больно.       Эти воспоминания вызывали сладкую истому после, даже когда Лера, повзрослев, встретила мужчину, за которого вышла замуж, но до сих пор заставлял содрогаться тот день, когда они снова встретились. И эта встреча вряд ли была дружеской. Её, молодой совсем шныркой, отправили вместе со старшими на вылазку на одну из ведьмарских встреч, и ничего не предвещало беды ровно до того момента, пока взгляд Калерии не наткнулся на знакомую спину, которая тут же вернула её в ту самую прекрасную ночь.       Мужчина с черными вьющимися волосами шел через толпу в окружении охраны, и Лера не могла перестать смотреть на него, до последнего надеясь, что обозналась. Мужчина поднялся на небольшую сцену и повернулся к гостям лицом. Что-то в груди Калерии глухо оборвалось. — Это Гай. — шепнул ей на ухо старший шныр, внезапно оказавшийся рядом. — Гай. — тихо повторила Лера и этот шепот показался ей самым громким криком.       Она стояла среди затихшей толпы, не обращая внимания на то, что её товарищи тянут её к выходу. Гай обвел взглядом толпу, и, наткнувшись на взгляд Леры, слегка поклонился. Что-то в груди лопнуло во второй раз.       Калерия Валерьевна множество раз отгоняла от себя эти воспоминания, но они снова и снова возвращались, заставляя её стыдиться мысли о том, что ночь в беседке вместе с черноволосым мужчиной была действительно лучшей.