Волчье сердце

      А вечером, после того, как я уже уселся в своё любимое кресло возле окна, в нашей гостиной можно было наблюдать очень интересную картину в виде чем-то очень счастливой старосты и одного её коллеги из змеиного факультета, которые очень уютно устроились на небольшом диванчике в углу нашей гостиной за книжными стеллажами. Да, конечно, я понимал, что к этому всё шло.       Перед отбоем Дитрих, намиловавшись с моей старостой, ушёл к себе. Я тоже не стал задерживаться и отправился в свою комнату, чтобы через пару часов услышать тихий шёпот и скрип дверей в коридоре. Через несколько минут я аккуратно встал и вышел следом за этими полуночниками, которые уже собрались в гостиной.       Присутствовать на ночных собраниях старших курсов уже становилось привычным, впрочем, это было интересно.       Я осторожно спустился по винтовой лестнице и сел на одну из ступенек, но так, чтобы меня не было видно. Прислушался.       — Всё прошло хорошо?       — Ага, — довольный голос Эда и тихий звон фарфоровой чашечки, которая, кажется, теперь прощалась со своим содержимым.       — Ага-угу. Парень хорошо справляется, впрочем, детишкам всегда приятно чувствовать себя взрослыми. Так что наш Великий Заговор работает! — говоривший парень торжественно завершил свою фразу злодейским смехом, тут же оборвавшимся от ощутимо звонкого подзатыльника и тихого шипения со стороны девчат.       — Ну, не сказал бы, что ему приятно, я уже начал сомневаться там, в большом зале, что он поведёт всех в подземелья самостоятельно.       — Ну, он же умный мальчик, да и староста ему установку дала. Так что… — голос ненадолго замолк.       — Как думаете, завтра он сам всё сделает? Или надо будет мне к нему подойти? - тихий голос старосты звучал как-то странно, с неохотой, что ли.       — А ста-а-ароста влюби-и-и-илась. Ай! Да хватит драться, Мэри! — кажется, кому-то прилетело диванной подушкой по голове. Внизу раздались краткие смешки.       — Эй. Не обсуждайте меня! У нас другая тема для разговора, а не мои отношения с Дитом.       — Ах, он уже Дит. Милая староста, ты разбила мне сердце, — столь печальные слова сопроводились душераздирающим вздохом и громким хлюпом чая в чашке, после которого по гостиной прошлась очередная волна смешков, а тот же голос более серьёзно продолжил: — Хорошо, милая староста. Но учти, что мы следим за ним.       — Ох, Эд, ты невыносим. Но, надо признать, твоя идея была очень хороша. Люпин на этот раз не попал в медпункт.       — Эм, вообще-то он там был сегодня дважды, — в гостиной стало очень тихо, а ещё один женский голос продолжил: — Я ходила к мадам Помфри за зельем от головной боли, и увидела трёх первогодок там. Двое с Гриффиндора и один слизеринец. Я тогда услышала что-то вроде того, что если Ремус больше сам не попадает в медпункт, то это не значит, что он должен переселить туда всю школу.       Несколько секунд полной тишины, которую нарушил голос какого-то парня:       — А кто это сказал? Помфри?       — Помфри, — небольшая толика недоумения в голосе сменилась немым вопросом.       — Эм, ты ей до этого рассказывала о том, что мы решили насчет Люпина вчера вечером? О том, что подговорим младших ребят следить за Ремусом и сглаживать для него все острые углы, но взамен, чтобы он ничего не заподозрил, делать вид, что он тут главный, — на этих словах я затаил дыхание, чувствуя, как по коже пробежала колкая дрожь.       — Нет, — небольшая пауза, — но тогда откуда она узнала, что Люпин больше не будет попадать в медпункт? Может, я просто не разобралась в её словах. Она ведь не для меня говорила, — все ненадолго замолчали.       Так, надо спасать положение. Я быстро подскочил и пошёл в свою комнату, достал из-под кровати плотно запакованную картонную коробку и быстро пошел вниз. На последнем повороте нос к носу столкнулся с парнями, поднимавшимися по лестнице. Внезапно столкнулся. А вы знаете, что это значит в моём случае.       Впрочем, за три месяца они натренировались и потому меня поймали всего-то через пару ступенек, да и коробку я не выпустил, надеясь, что жалобный звон в ней мне послышался. Видимо, я зря торопился и они все решили оставить обсуждение на потом, благо, второй час ночи и утренние занятия намекали, что тайные студенческие собрания — собраниями, а спать надо всем. Всё-таки было уже довольно поздно, а тут я, как всегда вовремя.       Через минуту я уже вжимался в кресло, стараясь не смотреть на окруживших меня несколько десятков человек. Держал в руках чашку с чаем и пялился в тёмную чайную глубину, на свою безразлично-хмурую мордашку. Напротив меня присела староста и уже вот как полминуты пыталась допытаться о том, что у меня в коробке, почему я не сплю, — в этот момент я оторвался от чая и выразительно посмотрел на старосту, отчего она кажется, смутилась, — зачем я спустился и куда вообще собирался пойти. И моё краткое «никуда» в качестве ответа на последний вопрос её, по-моему, не устроило.       Я понимал её интерес, но мне хотелось раскрыть им свой сюрприз несколько другим способом. Не таким, когда вокруг меня стоит вся старшая часть факультета.       — Ремус, ты же понимаешь, что я сама посмотрю, если ты не расскажешь, что там.       На этот ультиматум старосты мне оставалось только отставить чашку с чаем в сторону, и, забравшись с ногами на кресло, обнять поднятые колени руками, спрятав в них лицо. Староста тяжело вздохнула.       — Ну ладно, — я внимательно прислушался, не меняя позы, — расходитесь все спать, не хочет, значит, не хочет. Ты тоже ложись, Ремус. И никуда больше не ходи по ночам.       Она встала с колен и, ободряюще взлохматив мою шевелюру и грустно вздохнув, пошла вслед за всеми в свою спальню.       На следующее утро я как обычно сидел в своём кресле, но кое-что, конечно, изменилось. Старшекурсники меня показательно игнорировали, конечно, они-то вообще не очень разговаривали с одиннадцатилетками, но, так как я вставал раньше всех, а они раньше всех уходили, то по утрам они всегда со мной здоровались. Но в этот раз к камину даже никто не подошёл, и к тому времени, как мои сокурсники вышли из своих спален и остановились у входа, я уже был изрядно напряжён этим фактом.       — Люпин. Иди, наконец, — староста мальчиков был почему-то весьма раздражён на меня, за что получил укоряющий взгляд от напарницы.       Но всё-таки не стал дожидаться меня и, зайдя за книжный стеллаж, за углом которого скрывались несколько кресел (в том числе и моё), видимо, уже хотел меня отчитать за то, что я всех задерживаю, раз моя выходка с «тайной ночной коробкой» и обнаружением их тайного собрания не прошла даром, и префекты решили возобновить родительский контроль над первогодками, уничтожив самоуправление на корню. Но тут он зацепил чайный столик, и, аккуратно придерживая его рукой, обратил внимание на стоящий на нём чайный сервиз.       Нужно сказать, что после того, как в свой первый же день в Хогварте я энергично расколотил предыдущий, мы пользовались сервизом, одолженным старшекурсниками у домовых эльфов. Он был довольно старым, и нам катастрофически не хватало чашек для всех желающих попить чаю поздно вечером. Ну, а теперь вместо этого «доисторического реликта» на столике стоял красивый тёмно-синий сервиз с изображением бронзового орла на нём, стоивший мне большей части карманных денег и целой эпопеи в виде переписки с отцом, но он явно стоил того.       Староста замер. Посмотрел ещё раз на сервиз, перевёл взгляд на меня, и резко развернувшись пошел к старосте девочек, и, отведя её в сторону начал что-то шептать на ухо, выразительно размахивая руками и делая настолько выразительное лицо, что мне приходилось прилагать определённые усилия, чтобы не засмеяться. Так что вместо этого я просто спокойно подошёл к однокурсникам и встал в середину строя, делая вид, что не замечаю, как староста и половина старшекурсников со счастливыми лицами вертят в руках новый сервиз, иногда виновато посматривая в мою сторону.       — Ремус, — я поднял на неё глаза. — ты вчера просто отлично справился, — слушая её преувеличено оптимистичный тон, так и подмывало вопросительно выгнуть бровь (или засмеяться), но я стоически продолжал удерживать на лице предельно внимательное и серьезное выражение, — не против присматривать за остальными? Я буду рада, если ты согласишься.       Я молчал. Это, безусловно, было мелочно и довольно мстительно с моей стороны, но хотелось почему-то именно так.       — И мы обязательно будем тебе помогать, если попросишь. Но вы ведь уже большие дети и можете сами решать, чем и когда вам заниматься, главное — не нарушать школьных правил, — она многозначительно замолчала.       Я решил больше не ломать комедию и кивнул, чуть улыбнувшись, стараясь показать, что больше не обижаюсь за вечерний допрос.       Девушка просто просияла, и подойдя ко мне, мягко погладила по голове.       — Спасибо. Я согласно угукнул и, позвав за собой остальных, пошел к выходу, уже не слыша окончание диалога старшекурсников.       — Погорячились вчера. Вот ведь незадача.       — Да-да, как всегда.       — Я ведь вам говорила!       — Ой, Мэри, не кричи, — один из парней ласково приобнял невысокую хрупкую девушку, легонько подув ей на макушку, — Кто же знал, что он просто хотел принести для нас новый сервиз.       — Нехорошо получилось, он ведь не обиделся?       — Нужно будет извиниться.       — Ваша староста уже всё уладила, так что расслабьтесь и бегом на завтрак.       — И спасибо сказать.       — Пойдёмте уже, а то я прямо чувствую, что наш привратник скоро расплавится от кое-чьего вожделеющего взгляда. Эй, не бейся, дорогая староста. Правду же говорю.