Волчий король

Эймос метался по пещере в бессильном бешенстве. Наконец, наткнувшись на стену, ударил в неё кулаком, рассекая кожу, и уткнулся лбом в сгиб локтя, тяжело, яростно дыша. – Неужели ничего нельзя сделать? – глухо спросил он. – Ваше величество, – осторожно начал маршал королевской гвардии, но Эймос его перебил: – Не называй меня так, пока я не верну трон. Маршал вздохнул, но, напоровшись на предостерегающий взгляд королевского советника, спорить не стал. – Войска Чёрной руки прочёсывают лес, начиная с запада. Мы хорошо спрятались, но вечно прятаться не получится. Ваше… Эймос, в последнем столкновении мы потеряли две трети гвардейцев. Эймос повернул бледное лицо к маршалу и повторил вопрос: – Неужели ничего нельзя сделать? Маршал не посмел ответить и опустил глаза. Прямо под его ногами сновали муравьи. Смотреть на деловитых насекомых было проще, чем на беспомощного короля. – Гвардейцы готовы умереть за вас, – наконец сказал он. Эймос снова ударил кулаком в стену, размазывая по ней свою кровь. Он знал, что будет дальше. Бежать им некуда. Через сутки войска предателя короны найдут их. Всех, кроме короля, перебьют, а его отвезут в город. Герцог Чёрная рука отрубит ему голову и объявит себя законным наследником – детей Эймос не оставил. Не успел. Только начал выбирать себе невесту. Он вообще только начал править. Молодой король, уже любимый народом, достойная смена своего отца – его ждала блестящая судьба. А ещё герцог Чёрная рука ждал, чтобы после смерти старого короля втереться в доверие Эймосу и нанести удар в спину. И вот теперь он прячется, как заяц, в лесу с остатками своей прекрасной гвардии, в ожидании скорой расправы. Капкан захлопнулся. Выхода нет. Погружённый в невесёлые мысли, Эймос не заметил, как маршал покинул пещеру, и вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо. Советник. – Что скажешь, Терри? – спросил Эймос старика. Тот был правой рукой ещё у его отца, но и он не сумел предотвратить предательства. Чёрная рука хорошо подготовился, раз сумел усыпить бдительность такого хитрого стреляного лиса. – Вы помните легенду? – негромко сказал советник. – О том, что в случае крайней нужды на помощь королевскому роду может прийти дух предка, зверя-прародителя. – Это сказка, – отрезал Эймос, но взгляд старика был серьёзен. – Это не сказка. Это легенда. – Даже если так, – продолжил король без прежней уверенности в голосе, – там говорится, что нужно сделать подношение духу. А что мне ему дать? У меня ничего больше нет. Даже меч чужой. – Может быть, он поможет, а подношение примет потом. Или сам скажет, что ему нужно. Я не знаю, Эймос. Моё дело – люди, а не духи. – И всё же ты говоришь мне попробовать. – А что вы теряете? Или у вас много других дел? Сходите на волчью поляну. Тем более мы недалеко от неё. Спорить было не с чем, и король пошёл. От провожатого он отказался. Какой смысл, поймают его раньше или позже? Да и, может статься, если схватят его, то сохранят жизни остальных. На радостях. Эймос плохо помнил, где именно находится волчья поляна – отец водил его туда всего пару раз. Но он положился на чутьё и не ошибся. Ноги вскоре вывели его к нужному месту. Он даже пожалел о том, что добрался так быстро – идти по летнему лесу было приятно. Светило солнце, переговаривались сойки, перекликивались мыши, и не верилось, что смерть может настигнуть в такой ясный день. На поляне стоял алтарь – высокая каменная плита, заросшая мхом и плющом, окружённая деревьями. Эймос вошёл в этот круг, и лесные звуки будто отдалились, даже шелест листвы стих. Но молодой король не испугался. Он почтительно склонил голову, приближаясь к плите, провёл ладонью по оказавшейся неожиданно тёплой поверхности, убирая плющ. На камне были выбиты рисунки, изображавшие зверя-прародителя королевского рода – волка. Эймос рассматривал их какое-то время, водя по камню пальцами. Вот дух в звериной форме гонится за оленем. Вот он, обернувшись человеком, встречает девушку – прародительницу, дочь первого короля. А вот его средняя форма: огромный, мощный полуволк на двух ногах. Или правильнее назвать это лапами? Бррр. Эймос поспешил закрыть глаза. Встав на колени перед камнем, он положил на него ладони и мысленно, но горячо воззвал к духу. Сначала ничего не произошло. «Так я и знал, – расстроенно подумал король. – Всё это сказка». А потом ощутил порыв ветра, холодом пробежавшийся по спине, тронувший щёку, взъерошивший волосы. Слишком холодный ветер для такого тёплого дня. Эймос с трепетом открыл глаза, но вокруг ничего не изменилось. Всего лишь ветер, а он себе уже напридумывал. Колени начали уставать, и король поднялся, потирая их. *** – Нашли что-нибудь? Терри спрашивал это с потаённой, тщательно скрываемой надеждой. Насколько же всё плохо, если даже этот мудрец надеется на бабушкины россказни. – Камень. От камня помощи не дождёшься. – Да. Не дождёшься, – эхом отозвался советник. Эймоса будто в холодную воду окунули. – Это просто камень! Просто сказка! Чего ты ждал, что придёт большой волшебный волк и убьёт солдат Чёрной руки? Так не бывает, Терри, очнись. Старик отступил, опустив голову, и Эймосу стало ещё паршивее. Он лёг, расстелив плащ на меху у дальней стены пещеры, но сон не шёл. Уходя, Терри забрал огарок свечи, а отблески солдатских костров плясали только у входа. Король лежал в полной темноте и прислушивался до боли, до звона в ушах. В конце концов он действительно начал слышать: по камню скребли. Крысы? Откуда в лесу взяться крысам? Нет, это воины Чёрной руки. Его пальцы, которыми он пытается нащупать маленького, едва живого от страха, но всё же живого, короля. В пещере темно, но эти пальцы чернее тьмы. Эймос видел их, ощущал на своей шее их могильный холод. За миг до того, как чёрные пальцы железной хваткой сомкнулись на его горле, Эймоса разбудил крик: – Тревога! На нас напали! Он подскочил на ноги, стряхивая липкий кошмар, бросаясь к выходу. Лучше бы ему не просыпаться. В лагере дрались. Алых плащей королевских воинов пока что было больше, но Эймос видел, что чёрные доспехи возникают из надёжно укрывающей их ночи то здесь, то там, со всех сторон, и их становится всё больше, они переступают через тела павших товарищей, полные сил, решимости и жажды убийства. – Эймос, беги! – прошептал Терри, выросший перед ним как из-под земли. Он успел схватить короля за руку и тут же отпустил, поднимая пальцы к груди, к торчащему из неё наконечнику стрелы. Возможно, он стоял из последних сил, которые давала ему уходящая из тела жизнь, закрывая собой короля. А может, просто не мог упасть, пронзаемый новыми стрелами. Эймос не стал ждать, пока старик повалится на землю, оттолкнул его и бросился прочь вспугнутым оленем. На нём не было доспеха, ничто не сковывало его, так что он успел ускользнуть, прежде чем к пещере подбежали враги. Он бежал через лес, спотыкаясь о камни и торчащие из земли корни, падал, сдирая ладони, но снова поднимался, чуя: останавливаться нельзя. На волчью поляну он вылетел не со стороны тропы, а из зарослей ежевики, проломившись сквозь них, обломав ветки, разорвав о шипы свою одежду. Упал на колени, разом потеряв все силы, с трудом ловя воздух разрывающимися, горящими лёгкими. Поднял глаза на алтарь, освещённый полной луной. На поляне царили тишина и покой, будто ничего дурного не творилось в лесу за её пределами, будто не резали люди друг друга совсем недалеко. Король поднялся на ноги из одного упрямства: не престало ему ползать на карачках, как крестьянину. Однако у камня опустился на колени с облегчением, последние шаги дались ему тяжело. Окровавленные ладони легли на плиту, и Эймос с удивлением ощутил тепло. Зажмурившись, он позвал про себя: «Дух, приди, помоги мне, мне больше некуда идти. Если ты настоящий, приди!» Тишина. По лицу Эймоса потекла горячая стыдная влага, смешиваясь с грязью и кровью из царапин, оставленных ветками. Он стиснул веки ещё сильнее, до боли, запрокинул голову вверх и завыл от бессилия, от боли, от отчаяния. Пусть его услышат все, пусть хоть сам Чёрная рука услышит, но пусть придёт хоть кто-нибудь. Пусть это будет его смерть. Сперва он ощутил тепло, такое же, как от алтаря, только за спиной. А потом его прижали к этому теплу, оказавшемуся мягче камня. Распахнув глаза, Эймос увидел склонившееся над ним лицо. Не узнать его было невозможно: те же черты, грубо, примитивно высеченные в камне, но узнаваемые. Тот же спокойный взгляд свысока. – Тише, волчонок, – сказал дух. Голос его был низким и походил на звериное рычание. – Я знаю, кто ты: молодой король, не сумевший удержаться на троне. Знаю, зачем ты пришёл. Скажи, ты уверен, что из Чёрной руки не получится лучший, чем ты, правитель? Об этом Эймос ни на секунду не задумывался до этого момента. Да, герцог богат. Он опытный интриган и храбрый воин. Он терпелив, умеет ждать, сколько нужно, идеально просчитывает свои ходы. Делает ли это его хорошим правителем? Пожалуй. Только Эймос не из тех, кто легко отступает. А ещё он не хочет умирать во цвете лет. – Я уверен, что хочу убить его, – ответил король. И дух улыбнулся, будто прочитал все его мысли. – Тогда я помогу тебе. Но знаешь ли ты, что должен заплатить мне за помощь? – У меня ничего нет, – без стыда сказал Эймос. – Я смогу дать тебе что захочешь, когда верну трон, но пока… – Я беру плату только вперёд. Тем более ты ошибаешься, кое-что у тебя есть. Ты сам. Эймос не понял его в первый миг. – Тебе нужна моя жизнь? Но тогда сделка не имеет смысла. – Конечно, нет. Я хочу твоё тело. Несколько секунд король непонимающе смотрел на него, а потом нахмурился и опустил взгляд на свои ладони, всё ещё лежащие на камне. – Мои люди умирают. У меня нет на это времени. – Пока ты здесь, время стоит. Разве сам не чувствуешь? Эймос и правда чувствовал: воздух вокруг него был густой, его можно было бы ножом резать, будь у короля нож. И тишина – тишина стояла слишком необычная, даже звук его собственного дыхания, вырываясь изо рта, не исчезал совсем, а замирал, накапливался, чтобы прозвучать позже. Но пока дух не сказал, Эймос не понимал, что не так. – Тогда я согласен. Будто только этих слов от него и ждали. Дух легко поднял короля с колен, но лишь затем, чтобы опрокинуть его грудью на камень. В его руках таилась нечеловеческая сила, и Эймос ощутил себя совсем слабым, совсем маленьким. Щенком, как его и назвали. Но руки не были жестоки и вроде бы не хотели причинить ему боли, поэтому он закрыл глаза, опуская голову, прижимаясь щекой к будто даже ставшему мягче камню, позволяя этим рукам забрать всё, что им нужно. И без того разодранную одежду с него сорвали сразу, быстро и бесповоротно. Король ждал ночной прохлады, но вместо этого его накрыло теплом. Дух, целующий загривок и плечи Эймоса, снимал с себя балахон – складки, складки, а под ними обнажённое тело. Это было странно успокаивающе, будто большое тяжёлое одеяло. Звон оружия, крики, кровь, смерть – Эймос оказался отрезан от этого всего, хотя бы на время. Он не чувствовал сонливости, просто расслабился, очищая голову от страха, злости, горечи. Его грели, обнимали, целовали, и он благодарно принимал всё. Вдруг что-то защекотало его поясницу. В тот же миг дыхание духа изменилось, стало громче, а ласковые губы на загривке сменились чем-то шершавым, влажным. Эймос вздрогнул, открыл глаза и увидел когти возле своего плеча. Тело, вжимающее его в камень, шевельнулось, и по голой коже проехался густой мех. Король попытался перевернуться, но на его предплечья опустились мощные лапы, и он замер, боясь пораниться о когти. А тем временем шершавое и влажное широкими мазками касалось его спины. Это был язык. Дух-оборотень лизал его. Похоже, он не собирался рвать его на части, поэтому больше Эймос не дёргался. Чем сильнее он расслаблялся, тем приятнее становились касания языка. Они задевали некоторые особенно чувствительные участки кожи, отчего всё тело покрывалось мурашками, а в животе что-то поджималось. Когда эти касания опустились на ягодицы Эймоса, он всхлипнул. Оставаться расслабленным и почти безучастным больше не получалось, но наравне с поднимающимся откуда-то снизу тела волнением он ощущал тревогу. Одно дело человек, вернее дух, но выглядящий как человек. Другое – полуволк. Язык медленно прошёлся между ягодиц, оставаясь там, стекая слюной на самое срамное место, и Эймос задрожал от острой смеси усилившегося волнения, беспокойства и стыда. Никто никогда не касался его так. Но тут его лизнули снова, и снова, и снова, и Эймос заскулил, прогибаясь, разводя ноги, чтобы дать языку лучший доступ. Скоро у него между ягодиц стало так мокро, будто туда вылили ведро воды. Слюна стекала по налившемуся кровью члену, и эти лёгкие, едва ощутимые напряжённой плотью касания дразнили её сильнее, чем могли бы откровенные ласки. Эймос, раскрасневшийся от стыда и возбуждения, стонал, когда полуволк погружал язык в его тело, и подавался назад, когда почти лишался этого упругого проникновения. Потом язык вдруг пропал совсем. Недовольно заскулив, Эймос прогнулся до ломоты в спине, двинул бёдрами назад – и упёрся во что-то горячее, большое, одновременно твёрдое и бархатистое. Прежде чем его затуманенный желанием разум успел понять, что это, полуволк двинулся, овладевая юным выносливым телом под ним, растягивая его до упора. Эймос пискнул, рванулся было из-под оборотня, но тот уже навалился всем весом, придавливая добычу к камню. Он ждал, пока Эймос не перестал дёргаться и зажиматься, а тогда сжал зубами его загривок и начал медленно, терпеливо двигаться. Молодой король сперва бился под ним, но постепенно среди сплошной пелены боли начали появляться вспышки наслаждения. И они заставляли Эймоса кричать громче, чем боль. Когда крики слились в один протяжный стон, полуволк перестал сдерживаться. Эймос заскрёб по камню ногтями, ощутив, что в него вталкиваются ещё глубже, а истерзанный зад распирает ещё сильнее, запирает чем-то огромным, доставляя болезненное, животное удовольствие. Он выл, кончая, но удовольствие не проходило, заставляя снова кончать, и орать, и желать ещё. Только когда сил в нём больше ни на что не осталось, оборотень разжал клыки, лизнул кровоточащую метку на загривке и оставил ослабевшее тело в покое. Эймос не знал, сколько пролежал на камне, окружённый тишиной и безвременьем. Он успел заснуть, проснуться, обнаружить себя окутанным огромным спящим волком, понять, что теперь видел и звериный облик духа, и заснуть снова. Окончательно он проснулся в одиночестве, накрытый чёрным просторным балахоном. Поднявшись на ноги, будто набитые тряпками, как лоскутные куклы на ярмарке, Эймос отказывающимися слушаться руками натянул на себя этот балахон, выпрямил спину и зашагал в ту сторону, где оставил остатки своего войска – кажется, целую вечность назад. – Больше ничего не бойся, мальчик, – донеслось ему в спину, будто ветер прошелестел. Эймос больше и не боялся. А из леса навстречу войску Чёрной руки вышли волки. В кромешной тьме они казались тенями, отделяющимися от деревьев и без предупреждения, без звука набрасывающимися на солдат. Те падали, не успев закричать, с разодранными глотками, оторванными головами, зияющими в груди дырами. Никакие щиты не могли защитить их. Сталь соскальзывала со шкур зверей, не причиняя им вреда. Живые, видя, что происходит с их товарищами, с воплями обращались в бегство, но волки легко нагоняли их, напрыгивали на спины, мощными ударами лап рвали доспехи, будто бумажные. Кто-то закричал, что нужно зажечь факелы, дескать, хищники боятся огня. Но стало ещё хуже: волки и не думали отступать, зато люди видели их окровавленные пасти в неровном, прыгающем свете, видели человеческие глаза на звериных мордах – и лишались рассудка раньше, чем оказывались настигнуты. Серая смерть, выйдя из леса, выкосила армию Чёрной руки. А следом за смертью шёл Эймос. Он шёл один, не глядя по сторонам, не обращая внимания на резню вокруг. Спина его была пряма, шаг твёрд – а то, что руки как будто дрожали, так то, наверное, игра теней. Да и не смотрел никто на его руки. *** Герцога Чёрную руку казнили на том самом помосте, который по его приказу сколотили для Эймоса. Судья огласил приговор: виновен в попытке государственного переворота и покушении на короля, – и голова преступника покатилась под ноги довольным зрителям. Его величество король Эймос правил долго и славно. Вскоре женился, наплодил принцев и принцесс, жил долго и умер от старости в своей постели – никто больше не решался устроить против него заговор. Правда, появилась у него после казни Чёрной руки одна причуда. Пару раз в неделю, в любую погоду, в любое время года Эймос садился на коня и верхом ехал в лес. Со временем к его затяжным прогулкам привыкли, хотя некоторые болтали, мол, видели: король оставляет коня на опушке, будто зная, что никто не тронет, а сам гуляет по тропинкам бок о бок с большущим волком. Но мало ли что люди выдумают.