Запах инжира

- РРРР! Я ОГРОМНЫЙ СТРАШНЫЙ ДИНОЗАВР, КОТОРЫЙ ХОЧЕТ ТЕБЯ ОБНЯТЬ!!! - рычит Намджун несясь в комнату, и беря в охапку Чимина, плюхается на пол с характерным звуком. - Совсем не страшный - говорит куда-то в шею Пак, звонко смеясь, а после - кратко целует в подбородок. Он обвивает шею Джуна руками, а тот устраивает свои на талии Чимина. Оба смотрят куда-то в пол. В одну единственную точку. А в голове круговерть воспоминаний и желание прижаться сильнее, хоть и тела на это физически не способны. Ким, вздыхая, аккуратно кладет голову на плечо юноши, словно тот хрупок, как фарфоровая кукла и может сломаться от лишнего дуновения в его сторону, прерывая безмолвную тишину шорохом ткани, тяжким вздохом и вошканьем, от чего, Пак, вздрогнув, поворачивается и с трепетом, будто в последний раз, вдыхает аромат таких родных, жестковатых [от осветления] окрашенных волос. - Пахнут инжиром.- спускается ниже и снова вдох. - а кожа - пряным медовым печеньем. Хорошее сочетание. - в ответ тишина. - Мне нравится. - А мне нравишься ты. Весь. Без остатка.- как-то по-детски обиженно отвечает Ким. Пауза. Чимин перебирает пальцы Джуна, медленно касаясь каждого. Рассматривая все несовершенства, и доводя их до апогея эстетики в своей голове. Наблюдая за тем, как прекрасно ложится свет на смуглую кожу, он вдруг теряет реальность, утопая. Попадая в бездну. Чувствуя нежность и тепло родного тела каждой клеточкой. Коктейль эмоций через край, донельзя заполняющий его. Вспышки. Буря. Возвращение в реальность. Льнет. Небрежно касаясь кожей кожи. Пытается дотронуться губами уголка чужих, но промахиваясь, нелепо утыкается куда-то в изгиб челюсти. С надеждой молвит: - Тебе обязательно уезжать? - настолько глупый вопрос, но кажется, что если не задашь, то ничего уже исправить будет нельзя. - Ты же все знаешь, малыш…- с грустной улыбкой отвечает Джун, обнимая Чимина так искренне и крепко, словно тот сейчас раствориться. Жмурит глаза до звездочек, сдерживая слезы, однако это не помогает. Капли тихо льются одна за одной, впитываясь в темную грубую ткань, и незаметно исчезая из виду. Кто знает сколько они так сидели? Затекали руки, хотелось сменить позу, все болело, но не хотелось одного: отпускать. И вот, наконец слышится раковой “дин-дон” часов с кукушкой, что сама того не понимая, становится разлучницей влюбленных. Они идут в коридор. Медленно. Растягивая, даже слишком сильно. Джун обувается, и, оглядывая Чимина, замечает, что рубашка на нем, ему велика размера на два. Рукава закатаны, а подол кончается лишь у колен. - Не люблю, когда ты “воруешь” мои вещи. Прекращай. Но...эту дарю. - трепетно поцеловав Чимина в лоб, берет деловой кожаный чемодан в руку и молча уходит. Пак с грустным видом закрывает дверь за гостем, подавляя в себе желание остановить. А лучше: оставить навсегда у себя, никому не показывать и не давать, наслаждаться каждым совместным моментом, каждой секундой, наблюдать за тем, как он спит; таскать везде с собой и таскаться за ним, никогда не отпускать, обнимать вечно, любить до последней капли и отдаваться полностью; кормить тортиками и наблюдать за тем, как он ест любимый “красный бархат”, а потом нежно стирать крем с щеки, ведь он всегда ее марает!..Неужели ЧимЧим такой собственник? Чуть ли не доходит до истерики. Плакать безумно хочется, что Пак и делает, уткнувшись носом в плюшевого утенка, которого, для него, с тридцать девятой попытки в тире выиграл Джун; и вытирая слезы той самой Джуновой рубашкой; триста девятнадцать раз прокручивая в голове аромат его волос. Запах инжира. Спелого и сочного. Спустя три года, он все еще надевает ту рубашку. Надевает и через пять лет. А Намджун обещал вернуться через полтора года. И черт его знает - где он. И есть ли он еще, вообще.