«— Объединение железом и кровью…»
Вокруг планеты скопления звёзд, состоящих из лёгких атомов водорода и гелия. Вероятно, именно благодаря практической невесомости их составляющих, светила не рассыпаются на Землю, будто яркие конфетти. С другой стороны, если бы это в действительности было конфетти, люди всего мира стали бы немного счастливее, ведь верить в сказки иногда намного проще, чем в реальность. Изредка тела звёзд собираются и образуют нечто восхитительное, вроде туманностей, принимающих различные чудные формы. Чёрные дыры также безукоризненно безупречны, поскольку в них скрываются белые дыры — создатели всего живого. Человечество долгое время считало создателем бога, однако оказалось, что есть что-то намного безжалостнее и важнее. Учёные склоняли головы над нелепыми образами высшего разума, пока однажды Альберт Эйнштейн не выдвинул гипотезу: «Свет не только излучается, но и распространяется в пространстве и поглощается веществом…», из чего блядские эгоистичные людишки узнали о существовании чего-то кроме их драгоценного небесного божества и нелепой планеты голубого цвета. Смерть каждодневно дышит в затылки десятку избранным на небеса людям: кто-то сводит счёты с жизнью, а кто-то, озабоченный изнасилованием маленькой девочки и утолением собственных животных потребностей, не обращает внимания на острый удар в ребро. Полиция не торопится приехать на вызов, совершённый от лица разбитого ребёнка, ранившего насильника и уже решившего покончить с собой, потому что в нашей стране редко верят детям (Они же ничего не понимают, да и их так называемые депрессии — это обычный способ обратить на себя внимание. Юношеский максимализм, что с него взять? — поглощая жирные, масляные пончики, произнесут работники полиции, чьи дети каждый день подвергаются унижениям со стороны собственных родителей). Молодой скрипач стирает длинные пальцы, которыми долгое время гордилась пожилая мама, о жёсткие струны, видя своё имя первым в списке на отчисление. Его находят самоубийственно мёртвым, лежащим на холодном кафеле. Неразделённая любовь погасает во мраке ныне не бьющегося сердца юной девушки. Соседи начинают беспокоиться, слыша затхлый запах чего-то неопознанного из квартиры одинокой соседки. Старые астрономы, кои посвятили жизнь исследованиям, томно выдыхают пар заворожённости, а через секунду воедино смешиваются с загадочной вселенной. Они остывают рядом со своими многофункциональными исполинскими телескопами, сохранившими человеческие отпечатки и тепло.***
Даня перелистывает вкусно пахнущую страничку толстой книги, наслаждаясь галлюцинациями*, возникающими при прочтении; чем больше парень читает, тем более он обретает свой разум и постигает истину, стирая невидимые границы матрицы. Глаза бегают по строчкам, перед ним открываются новейшие галактики, он из самых первых рядов наблюдает за туманностями, планетами, вероятно, схожими с Землёй. А в мозгах, спинном и головном, словно бегают микроскопические искорки, желающие воссоздать взрыв протяжённостью в тысячу ярдов. — Малой, — в дверном проёме комнаты виднеется знакомая ухмылка, а кудрявые волосы всё также пахнут ментолом. Парень жуёт жвачку после каждой выкуренной пачки сигарет, и он никогда не признается, что не может устоять перед тонкими, особенно не стоит того говорить при вечно подъёбывающих друзьях. Его сердце, очевидно, защемит, когда они буквально разорвутся пополам от гогота, но причиной смеха станет не заучка-ботан, а сам Ваня. — Что-то хотел? — Я книгу прочитал. Короче, в ней говорит… — Ого, ты умеешь читать, — бестактно перебивает его Данила, который с самого начала совершенно не заинтересован в диалоге. — Отъебись, — в своей манере закатывает глаза высокий парень. — В ней говорится о том, что у каждого человека есть соулмейт. Ну, истинная пара, с которой устанавливается связь ещё задолго до твоего рождения. — А ещё в ней рассказывают, будто связь между соулмейтами похожа на два заряженных противоположными знаками полюса, и что при малейшем соприкосновении губами они могут уничтожить всё на расстоянии полутора километров. Потому было решено делать родственными душами лишь тех людей, которые живут на разных континентах. Однако случаются исключения, — отсутствующим тоном произносит рыжий, дополнив. — Чё? Откуда ты знаешь? — Я тоже это читал. Не верь всякой иррациональной чепухе, Ваня. В нашем мире такого не бывает. Это глупо, — взгляд Ивана заметно потухает, он поправляет сползшую футболку и решает закончить разговор. Крупицы его надежды небрежно склеены, а кто-то начинает царапать их железным прутом. Всю следующую ночь Даня ворочается в кровати, взявшаяся из пространственного вакуума саднящая боль в запястьях сводит его с ума. — Эй, Данёк. Чё это за хуйня? — шепчет внимательный темноволосый, испуганно смотря на свежее кровавое пятно, что растекается, впитывается в почти идеально чистую простынь «брата». Луна приобретает багровый оттенок. Рыжий открывает глаза, вздохнув: — Я не имею понятия. Не могу припомнить, что бы ранился. Ваня переползает на кровать подростка, берёт его запястья в свои и шумно сглатывает: — У тебя тут… цветы. Я в их названиях не разбираюсь, но это же ёбнуться, как странно, — руки Дани усыпаны глубокими рубцами, из которых ползут стебли, на концах раскрывающиеся в яркие бутоны роз. Они царапают кожу парня, обжигают его горячее безбренное существование и уходят корнями в пульсирующие вены. Рубиновые лепестки чуть приоткрылись, словно расплылись в усмешке. — Нож принеси лучше и говори тише, — рыжеволосый не любит абсурдной паники вокруг, посему в большинстве случаев в его глазах читается полное умиротворение и спокойствие. Ваня же, напротив, вовсе не против выступать причиной всеобщей суеты, и громко выкрикивает просьбы о помощи, желая получить сиюминутную взрослую опору. Вероятно, он боится ответственности так же сильно, как и принимать собственные решения. Первой в комнату вбегает обеспокоенная Полина, а темноволосый тем временем пробирается на крышу, делая затяжку. Табак ощупывает язык, в лёгкие неприятно прыгают клоки негустого дыма. Накрашенная Ариэль, что б её, Гамлетовна, сегодня решила надеть туфли на высоком каблуке, и их противное цоканье заставляет полусонного Ваню каждый раз вздрагивать. — Где Даня? — вопрошает девичий голос, на что Иванов лишь кротко вздыхает. — Дома. Смотри, какая херня у него на руках, — парень включает новенькую модель iPhone, показав недавно сделанную фотографию окровавленных рук рыжеволосого. На снимке бутоны окончательно раскрылись, а их свирепые шипы безжалостно высасывали из рыжеволосого юноши жизненную энергию, словно вампиры. — Человек-дерево, блять. — Боже, — лишь через вечный провал в их диалоге шепчет Эля, сильнее натягивая рукава белоснежной кофты на тонкие длинные пальцы. Прошлой ночью её яростно кусало железное лезвие. Данила появляется в школе через неполную неделю с перебинтованными запястьями и пустыми глазами. Его рыжие волосы спутаны, а в висках барабанной дробью постукивает невнятный, заглушаемый неровным ходом толстой резины по российской дороге, отрывок монолога врача той скорой, на которой его, потерявшего с литр крови, увезли в реанимацию: «Пожалуй, подростки в последнее время стали калечить себя в два раза чаще, чем пять лет назад, — голос молодого человека был еле слышен, являлся почти шёпотом, от чего и разрушал гибкую тишину. — Многие ведь делают это из-за того, что надеются встретить старость с родной душой. Если бы всё было так просто…», после этого невидимая пустота окутала всё вокруг, захрустев мраком в тяжёлой голове рыжеволосого, и он ничего больше не смог вспомнить ни на следующий день, ни сейчас, стоя перед дверью в кабинет информатики. В классе царит мертвенное спокойствие, лишь иногда можно услышать звуки щёлкающих компьютерных мышей, что схожи с перкуссией. — Доброе утро, — осипшим шёпотом выговаривает Даня, присев не на своё привычное место на среднем ряду, а возле Оганян. На самом деле, он сам не находит разумного объяснения этому поступку и на подсознании слышит хруст той хрупкой стены доверия, которая повисла мостом между ним и Ваней. Она определённо дала мелкую трещину, которая в недалёком будущем явится раздражённым оскалившимся громом среди ясного неба. — Доброе, — улыбка Эли яркая, а губы липкие из-за тонны блеска, на них наложенного. — Есть одно предположение, почему теперь моё тело напоминает оранжерею. Но оно кажется иррациональным. — Ну. Скорее же. — Покажи свои запястья, — девушка послушно оголяет предплечье, которое усыпано яркими следами ненависти к себе, к несправедливости этого мира, это будто немой протест всему и ничему одновременно. Порезы складываются в нечёткие рисунки, покрытые еле заметной, свежей корочкой. Даня поднимает взгляд каре-зелёных ярких глаз, невольно улыбается, обнимает подругу и накрывает её горькие из-за воздействия косметики уста. Ваня от увиденного вмиг ломает твёрдый карандаш, что до этого прочно сжимал в руке, зарисовывая нечто по мотивам книги «Космос» Дмитрия Костюкова и Зины Суровой про космос и тайны вселенной. Его тело пронзает острая игла, именуемая невзаимной любовью. Сиё явление ошибочно сравнивать с остановкой сердца, поскольку при этом в клетках миокарда исчезают электрические потенциалы, блокируются пути проведения импульсов, а внутри Иванова слышатся разряды зародившейся шаровой молнии, — Я… вижу наше совместное будущее. — Добавляет, оторвавшись, рыжий, обращаясь к Оганян. К чёрту её, к чёрту, пусть горит в аду. Шаровая молния пробирается в их комнату, ускоряя темп с каждым вдохом. Ваня беспокойно дышит, кусает губы, временами пытается выдавить улыбку счастья за сложившуюся судьбу «брата» и плотно сжимает в кулаки подрагивающие руки. Сознание темноволосого кричит и бьётся в агонии, его любовь меркнет, в глазницах пляшут рогатые дьяволы, разведя огромного габарита костёр с обжигающими запястья языками пламени. — С меня хватит, — грубо зажав рот рыжеволосого рукой, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающей чёрной агрессии, попутно толкая парня по направлению к кровати (слишком широкой, чтобы спать на ней в скверном холодном одиночестве), Ваня нещадно сдирает с себя узкие форменные брюки одновременно с дорогим бельём, обнажая до предела возбудившийся половой орган. До постели пропасть в несколько шагов, что для плохо соображавшего Иванова кажется сущей бесконечностью, которая осмелилась встать на их пути к