Прощание

Из зеркала на него устало смотрел незнакомец. Это был болезненно худой мужчина с осунувшимся лицом, покрытым тонной косметики, что кое-как скрывала уродливые красные рубцы на его коже. В этом омерзительном отражении знакомыми Фредди казались лишь проницательные карие глаза, а всё остальное он предпочёл бы никогда больше не видеть. Он глубоко вздохнул, отведя взгляд от зеркала, и наконец-то вышел из этой чертовой тесной уборной, куда он так отчаянно сбегал каждый раз, когда чувствовал потребность в том, чтобы отдышаться. Он не хотел, чтобы на него смотрели, как на больного, как на кости, обтянутые кожей, как на того, чьи дни можно сосчитать на пальцах. Фредди Меркьюри — чертова легенда, и должен ей оставаться до того самого момента, когда наконец уже сдохнет. — Все в порядке? — спросил Брайан, а Фредди лишь на автомате кивнул, спеша перевести тему. — Я хочу перепеть предпоследний и последний куплет, — сказал Фредди уверенно, снова становясь перед камерой. Он аккуратно поправил залакированную прическу и слегка размазанную тушь под нижним веком. — Нужно изменить темп. Тогда оно заиграет по-другому. — Вроде, итак все хорошо, — сказал Роджер с долей сомнения. Он был одним из тех, кто смотрел на Фредди с этой жалостью в глазах, с этой глубокой тоской, будто он уже умер. Это раздражало, хоть Фредди и понимал, что природа этих эмоций лежит в долгой и крепкой дружбе. Он был уверен, что Роджер хотел поскорее увести его домой и позволить отдохнуть. Они были на студии с самого утра, и усталость, конечно же, давала о себе знать. Фредди прилагал титанические усилия для того, чтобы заставить ослабший голос звучать так же мощно, как прежде. — Я не выйду из этой студии, пока мы не допишем песню, Родж. В воздухе повисло тягостное молчание, все понимали, что именно не было произнесено вслух. Фредди боялся, что если не допишет песню сейчас, то была вероятность того, что он не допишет ее никогда. В этом узнавался старый-добрый Меркьюри: напористый и непреклонный ни перед чем. Сила его духа вдохновляла, она вызывала мурашки и восхищала до дрожи в коленках. Чем меньше времени оставалось у Фредди, тем больше сил он отдавал работе, будто музыка была единственной жизненной силой в его изможденном теле. Роджер прочистил горло, садясь на своё место на сцене. Он старался выглядеть уверено и непринужденно, не желая в лишний раз раздражать друга своим сочувствием, хотя, на самом же деле, еле сдерживал слезы, глядя на то, каким сильным был этот человек. Он был рождён творцом, гением, и Роджер понимал, что то, чему они все стали свидетелями, войдёт в историю. Это момент, который не повторится никогда и никем. По спине в очередной раз пробежал холодок, заставив его вздрогнуть. — Что ж, тогда предлагаю начинать, — сказал Роджер, подбадривающие подмигнув Фредди. Тот тепло улыбнулся своей особенной улыбкой: искренней и широкой. Такой же особенной, как и он сам. — И... Камера, мотор! «'Cos these are the days of our lives Потому что это дни нашей жизни They've flown in the swiftness of time Они прошли стремительно как один миг These days are all gone now but some things remain Эти дни давно прошли но что-то остается When I look and I find no change Когда гляжу в прошлое и не нахожу перемен Those were the days of our lives — yeah То были дни нашей жизни The bad things in life were so few Неприятностей в жизни было так мало Those days are all gone now but one thing's still true Те дни давно прошли но одно правда When I look and I find Когда гляжу в прошлое я понимаю I still love you Я все еще люблю тебя» Сердце Фредди переполняла эйфория, это пьянящее голову чувство благодарности ко всем тем людям, что вдохновляли его. Перед глазами мелькали картинки из прошлого: тысячи и тысячи человек на стадионе Уэмбли, поющая на английском толпа бразильцев в Сан-Паулу, Мэри и Джим, с восхищением смотрящие на него после выступлений, гордость в глазах отца после «Лайв Эйд», слезы матери и улыбка сестры, его потрясающая группа, придумывающая очередной бит. Столько достойных воспоминаний, столько сердец, которых он коснулся. На мгновение Фредди закрыл глаза, а когда он их открыл, то почувствовал ни с чем не сравнимый приток тепла где-то внутри, будто бы он и вправду вернулся в старые добрые времена, когда вес мир лежал у его ног и все казалось лишь игрой. Шоу за шоу, песня за песней, любовник за любовником. Это ведь действительно было игрой для него, ступенями в становлении великим из великих, попытками заглушить многолетнее одиночество. И только сейчас он осознавал, что все эти воспоминания, хорошие и плохие, — это единственное, что у него осталось; жизнь, которую он не сможет — да и не захочет — прожить снова. «I still love you Я все еще тебя люблю» Почти прошептал Фредди, благодарно улыбаясь в камеру. Он едва слышно хмыкнул, чувствуя, как его наполняет долгожданное спокойствие. Когда Роджер отыграл последние ноты, свет на сцене погас. «А это ведь было прощание», — пронеслось в голове у Фредди, прежде чем он сквозь пелену услышал восторженный голос менеджера: «Снято!».