Чертов секретарь

Когда кто-либо смотрел на тандем Гирса и Айсберга, вслух всегда звучало: «Вы друг другу подходите». Гирса многие считали машиной. Брайт даже на самом деле принимал ставки на его сущность, обещая, как только доктор Гирс скончается, единолично провести вскрытие и всем желающим рассказать, что же это был за... Человек. Или робот. Как говорил Брайт: «Этот вопрос обсуждаем, но вскрытие покажет». Айсберга все считали холодным, расчетливым, а еще — прекрасным бухгалтером. Бесполезным на испытаниях и различных тестах объектов Фонда, неспособным серьезно относиться к работе, но — да, при этом всем холодным и расчетливым. Айсбергу казалось, что все просто сговорились не подпускать его ни к чему интересному. Потом, правда, он узнал, что это был не сговор, а официальный приказ О5 — держать его на месте секретаря. Чертового. Секретаря. Рядом с Гирсом, с которым, если верить окружающим, у Айсберга был прекрасный дуэт. Гирс хотел методично изучать аномалии и то, что необразованные глупцы назвали бы чудесами, а Айсбергу хотелось приделать вон ту штуку к вот этой хреновине. Гирс пил чай, глотая будто по секундам, а Айсбергу желалось, чтобы его кофе поскорее остыл и он мог выпить его без ожогов ротоглотки. Гирс занимался тем, что поэтапно, как машина, перебирал папки с личными делами сотрудников, которых планировал взять на ближайшие испытания очередной супер-пупер опасной потустронней вундервафли, а Айсберг хотел оказаться в этой стопке папок. Папка Айсберга всегда лежала отдельно. — Ты слишком юн. — У тебя недостаточный уровень допуска. — Ты не выживешь. — Я не хочу подвергать тебя опасности. Айсберг слышал отговорку за отговоркой, а ему самому хотелось просто взять и взорвать в чертям собачьим Фонд. Тогда не будет условностей, уровней допуска и килограммов, тонн макулатуры, которую на Айсберга сваливали все остальные сотрудники — но его каждый раз останавливали. Останавливали теплые, человеческие руки Гирса, которые, однако, держали Айсберга крепче, чем любая цепь. — Это не в твоей компетенции. — Это не даст тебе карьерного роста. — Это опасно. — Ты не справишься и умрешь. — Тебе нужно работать над отчетами. Голос Гирса был спокойным, монотонным, как и любое его действие, но его пальцы сжимались на плечах Айсберга крепко, будто он желал пригвоздить незадачливого помощника к месту. Навсегда. Оставить в безопасной зоне, не допускать ни к чему сверхсложному. И Айсбергу каждый раз думалось, что нужно выворачиваться, бежать — да только вот он не мог. Слишком уж теплыми были руки Гирса и слишком приятно было ощущать себя обнятым им, и Айсберг просто сдавался, сдавался каждый раз. Он говорил, что не будет нарываться, что займется своей работой, что не скомпрометирует свое все-таки не низкое положение в Фонде — говорил Гирсу в лицо и сам верил, а потом, когда наваждение спадало, принимался за старое. Попытки, попытки, попытки шли одна за другой — и одну за другой Гирс их пресекал. У корня. Айсбергу казалось, что Гирс отрубал ему ноги — но, стоило горячей ладони Гирса вновь лечь на его плечо, как он понимал: Гирс давал ему зонтик. Чтобы на него не попали кровь, гнев О5 и смертельно опасные нейротоксины. И Айсберг, как бы ни возмущался, был благодарен Гирсу за все — в то время как Гирс хотел, чтобы его помощник оставался в живом состоянии.