Ворон

«Изуку Мидория мертв, Катсуки» Кто бы мог подумать, что одна фраза смогла полностью и наповал убить человека изнутри? Как будто яркую картину художника запятнала критика и стереотипы других. Кто бы после подобного не упал и не потерял веру в себя? Вот не зря говорят, что людям нужно следить за своим языком. Но как тут можно было сказать по-другому? Что-то типа «Мидория покинул этот мир, и мы ничего не смогли сделать» и тот, и второй вариант были безрассудны и глупы. Всё равно, многим известно, что только после того как потерял, можно понять искренние чувства человека. Но Катсуки не хотел верить подобному, да и зачем ему так считать? Пусть он увидит его безжизненное хрупкое тело и лишь тогда на всю глотку закричит: «Это невозможно! Не мог он умереть! Эта скотина жива!» — но этот крик будет настолько хриплым, и громким, что уши других начнут болеть. А может и не только уши, может они наконец-то смогут понять горечь, которая заполнила Каччана. Казалось он не прекратит это твердить каждому кто скажет, что это не так. Но время нас меняет, верно? Катсуки уже не считал сколько дней прошло с того инцидента. Он всё ждал и ждал, что когда-то услышит тихое неловкое стучание в дверь, и когда Каччан побежит к дверце, открывая её настежь… Он будет желать увидеть улыбающееся лицо Деку. Те веснушки, которые заполонили его мягкие щеки. Те большие ярко-зеленые глаза, что подобны молодой травке в летний день, а кто-то даже смог разглядеть весь мир смотря только на них. Всегда торчащие в разные стороны, зелёные волосы, кажется Катсуки ещё помнил какие на ощупь они мягкие и приятные. От этого «куска идиота» всегда приятно пахло мятой и чём-то таким сладким, что Каччан иногда сидя на уроке, мог все 45 минут потратить на свои мысли, забывая о реальности и окружающих его людей. К бедному парню приходили друзья, желая принести с собой что-то веселое и хорошее, но ничто не могло поднять ему настроение. Кажется когда-то энергичный и кричащий парень о том что он станет героем номер один, просто-напросто исчез. Оставляя после, только маленькую кучку несказанных слов, которые должны были вырваться наружу, хоть когда-то, хоть и поздно. И связку чувств, таких же хрупких как и стёкло. Ведь, если в стёкло бросить камень от него останутся только осколки различных форм. Они ведь острые и не странно, если человек травмируется прикасаясь к ним. В голове у Каччана снова возник образ Деку, он снова видел, что-то несомненно прекрасное. Его глаза были такими живыми и красочно сверкали, а улыбка казалась ещё шире обычного, он протягивал руки в сторону блондина, как будто запрашивая его в объятия. В тишине этой комнаты было слышно только тихое постукивание часов в гостиной и сладкий шепот Деку. Дыхание в подобный момент у Катсуки замирало, а стучание сердца усиливалось. Тудум — ровное тихое стучание было прекрасным звуком для ушей «присутствующих». Тудум-тудум — нервные постукивания привели к неровному дыханию. В голове у Катсуки смешались все мысли, кажется за это мгновение он смог позабыть все слова. Все те слова, что кружились у него в башке целый месяц — исчезли, испарились как роса на солнце в ясный день. Но ведь он так хотел их выплюнуть в лицо этой «скотине», что даже голова начала гудеть. Каччан хрипко вздохнул и неуверенно сделал первый шаг к «видимому существу». Этот робкий шаг был мимолетным и неловким, как будто ребенок впервые за долгое время своей жизни смог почувствовать землю под ногами. Кажется он даже смог пересилить себя в этом, и сделать ещё один шаг и ещё, ещё. Пока растояния между реальностью и воображением не исчезло до конца. Каччан почувствовал на нескольких сантиметров от желаемого человека, странный холодный ветер, который казался не человечным. Но парень не обратил на это никакого внимание и только неловко обнял Деку, чувствуя холодную плоть, которую он уже не сможет согреть своим теплом от тела. «Чертов ублюдок! Кусок дерьма! Ненавижу, ненавижу!» — крик раздался из сухих жёстких губ Катсуки и парень продолжил сжимать хрупкое тело до хруста костей. Деку не отвечал, только слушал мольбу Каччана, продолжая всё так же жизнерадостно улыбаться. Блондин начал чувствовать себя ослабленным, обманутым и злым на самого себя. Почему тогда он проигнорировал сообщение от этого Деку? Кровь в Катсуки застыла, его мысли сошли в одну кучу, кажется он начал напряженно вспоминать, что произошло в этой дождливый день. Но так и не смог ничего припомнить, ведь с губ мертвого полился приятный и ровный голос. «Ты не виноват, Каччан». Тонкие пальцы, длинные, прикоснулись к щеке Катсуки и второй вздрогнул. Их холод прошелся мурашками по всему телу блондина, оставляя после непонятное чувство внутри. Когда Каччан смог посмотреть на человека стоящего напротив он понял — всё. Вот только теперь взгляд Деку не завораживал, ни чуть-чуть, вообще никак. Но слёзы, появившиеся на лице у кричащего, застыли от чего-то непонятного, на щеках.

***

Катсуки распахнул глаза от неизвестного, ему ранее, дикого страха. На затылку выступили капельки пота, а жилка на шее парня начала нервно постукивать, от накопившегося волнения. Посреди этой темной комнаты, в шуме ночного города, стало как-то одиноко. Вся простынь была скомкана, а дрожащее тело Каччана сидело сгорбившись и смотрело в одну точку. Этой точкой оказалось открытое настежь окно, на подоконнике которого сидел чёрный, с металлическим отливом — сверху синеватым, снизу зеленым, оперением — ворон. Всё, что услышал на прощание блондин было громкое, гортанное и отчётливое «ток». И чёрное существо исчезло с поля зрения Катсуки, оставляя после себя только недопонимание и прозрачные, невидимые, но такие реальные и горькие слезы, которые медленно катились по щеках Каччана.