Выбор.

      Дом встретил Пака привычной тишиной, пока ему навстречу из комнаты, которая в скором времени станет детской, не вышла няня, а он всё так же продолжал стоять со спящей Джису на руках. — Малыш недавно уснул, он сильно плакал и звал маму, — она говорила шёпотом, чтобы ни дай Бог не нарушить чуткий сон ребёнка, в который он погрузился с большим трудом, до боли натирая мокрые глазки, которые щипали от горьких слёз. Чан лишь, молча кивнул, и не дожидаясь уходя няни ушёл в глубь гостиной, чтобы поднявшись на второй этаж, отнести Джису в супружеское ложе. Супруга… Жена… Он ведь и представить не мог, что она, Джису, займёт это место. Станет Госпожой Пак. Между ними было столько всего, столько тайн и событий, но никогда не было любви, по крайней мере со стороны Чанёля и он никогда не скрывал этого. Пак видел, как она тянется к нему, иногда проявляя нездоровую заботу, но его внутренний эгоизм брал верх над разумом. Ему стоило объяснить ей всё тогда, давным давно, когда было ещё не поздно. Пресечь. Сделать больно, пока на окончательно не влюбилась. Странно, но он не отпускал её сам. Держал не давая уйти и быть с другим, но в тоже время ограничивая доступ к себе. А с появлением Кристал, Чан абсолютно изменился. Будто его околдовали, затмили разум, лишили рассудка. Он растворялся в ней, тонул в этой бездне, несущей за собой лишь боль, разочарование и хаос. Но Пак был мазохистом. Эгоизм снова не дал отпустить. Как в принципе и сейчас. Он прекрасно осознавал, что душит Джису, что этой свадьбой затягивает петлю на нежной шее девушки, но он ведь Пак, привыкший брать от жизни всё. Когда он стал таким? Где тот добрый светлый парнишка, так ценивший их дружбу, которую в итоге сам растоптал. Ведь он знал, что она любит, даже без признаний Джису, знал. Он всё знал. Знал и медленно убивал, а затем просто растоптал окончательно, без права на жизнь.       Чанёль уложил спящую Джису на кровать, аккуратно, с каким-то не понятно откуда-то взявшимся трепетом сняв предварительно обувь с её очаровательных ножек. «Очаровательных?» — поймал себя на мысли Пак. «Похотливое животное!» — фыркнув сам на себя, он накрыл жену одеялом и прикрыв дверь, удалился на кухню, где жадно закурил.       Пак уже не помнил, какая по счёту была сигарета, да и плевать. Рой мыслей в его голове не собирался стихать, сводя его с ума. Что это? Проснулась совесть? Чувство вины? А разве Пак Чанёль знает, что это? Что это вообще за фрукт и с чем его едят? Он очень много думал этой ночью, потягивая виски со льдом и без конца меняя сигареты, пока в конце концов они не закончились и он смяв пачку, нервно бросил её в стену. Эмоции? Это, что-то новенькое для холодного и неприступного Пака. Это злость, злость на самого себя, что не смог это предотвратить. На него нахлынула волна, презрения к самому себе. — Как она смогла? Эта девчонка? Как она справилась в одиночку в чужой стране и ни разу не попросила о помощи. А Бэк? — Пак залпом выпил полный рокс виски, — Он ведь знал и помогал ей, — он уже пьяный, но всё ещё в здравом уме. Раздался отвратительный смешок, — Какой же ты ублюдок Пак Чанёль, — сейчас он был, как забитый в угол мальчишка не знающий, как ему быть и, что делать. Ведь он заварил такую кашу, с которой даже он навряд ли справится. Продолжать ненавидя-любить одну, жить и воспитывать ребёнка от другой, к которой испытывает лишь жалость и угрызения совести., а она вообще у него есть, эта совесть? Пак со злостью бросил рокс в стену напротив и тот мгновенно с оглушительным звоном, который разнёсся по пустой квартире, разлетелся в мелкие осколки. Эта безысходность душила его.        На шум исходивший из кухни, выбежала сонная, босая Джису. Она замерла в проёме кухонных дверей увидев Пака в таком состоянии. Это не сулило ни чем хорошим. Услышав её босые шаги, Чан поднял голову в сторону источника шума и тут же встретился с перепуганными глазами Джису. — Чего уставилась? Жена, — его голос был груб и холоден, — Жена, — он повторил с некой издёвкой и усмешкой, поднимаясь и подходя ближе к оцепеневший от страха Джису, — Женушка, — Пак протянул это так отвратительно, взяв девушку за подбородок, — Ты ведь знаешь, что не принято спать в первую брачную ночь, — в его глазах бегали совершенно не здоровые огоньки, — Знаешь ведь, — касаясь нежной кожи ушка Джису, обдавая её жаром прошептал Пак, — Хочешь, — Чан чувствовал, как дрожала Джису, от страха, от желания. От всего спектра чувств. Его разум был затуманен, он слабо соображал, что делает, алкоголь, что он так нещадно вливал в себя, дал знать.       Джису боялась пошевелиться, чтобы не спровоцировать его на дальнейшие действия, сейчас она была, как овечка загнанная диким зверем в угол. Чан всё чувствовал, на уровне инстинктов и это еще больше будоражило его, возбуждало. Всего доли секунды и Джису даже не поняла, как оказалась на его плече, верх ногами, различая только то, как его ноги передвигаются в сторону спальни. Всё чего она боялась, случилось.       Джису била кулаками по его широкой спине, требуя отпустить, но Паку было плевать. Он уже ничего не слышал. Всё, как в тумане, будто это совсем не он. Будто им кто-то управляет. Зайдя в спальню, полностью игнорируя нападки своей собственной жены, Чанёль резко опрокинул её на постель нависая сверху, как дикий, голодный зверь срывая с неё платье. — Чанёль, не надо, остановись, — молила девушка, но всё бессмысленно, она отворачивалась, пыталась уходить от столь желанных поцелуев, понимая, что всё не так, но Паку было плевать. Он вцепился своими пальцами в подбородок девушки и силой повернул её к себе, впиваясь в губы. Кусая их, терзая, чувствуя их солёный привкус от слёз, — Ёлли, пожалуйста, прошу тебя… — Заткнись! Ты моя жена! Я имею на это полное право, ты теперь моя собственность, — рыкнул Пак. Он просто разодрал её платье. Это безумие. Он брал её резко, грубо, не замечая её слёз. Её мольбы прекратить. Он брал её силой, оставляя укусы и следы синяков по всему телу, будто помечая территорию, в очередной раз доказывая кому она принадлежит. Как дикий зверь, рвал и метал, заставляя Джису задыхаться слезами и срываться стонам с её губ, — Тебе ведь нравится? Вам всем это нравиться! Вам абсолютно не важно с кем! Вам плевать, кто будет вытрахивать из Вас всю душу! — Чан был в ярости. — Мне важно… Важно, что бы это был ты… — захлёбываясь слезами и сквозь прерывистое дыхание и стоны прошептала Джису. — Ты лжёшь! Вы все лжёте, пока Ваша ложь идёт Вам во благо! — снова рычание и болезненный укус в шею, — Не смей мне говорить, что любишь, иначе твоя жизнь покажется адом! — сорвалось с губ Чана с последними фрикциями его тела и он полностью опустошился в истерзанное тело девушки. Ему было противно. От самого себя, от всей ситуации. Ему была противна Джису, — Ты никогда не заменишь её… — это было последнее, что произнёс Пак покидая спальню, как и в квартиру в целом.       Джису пробивала дрожь вперемешку с истерикой, но она молчала, зажав во рту подушку, дабы не разбудить малыша своими поскуливаниями. Ей было невыносимо больно, и сейчас боль физическая была ничем по сравнению с тем, как болело сердце. Он снова сделал это. Растоптал, втаптывая глубже в грязь, чтобы она захлебнулась сама же в своей боли. Он ушел к ней, в этом Джису не сомневалась ни секунды. Снова боль, которая вроде утихла за все эти годы, сейчас она возродилась с невероятной силой, что самой хотелось взять нож и вырезать своё сердце к чёртовой матери…